Дебора Смит - Практическая магия

Я была куда лучше знакома с тайбервиллской тюрьмой, чем хотелось бы. У меня заныло под ложечкой, когда помощник шерифа миссис Диксон провела меня в камеру. Квентин стоял у окна в дальнем ее конце, спиной к нам, и смотрел сквозь зарешеченное окошко на личный садик шерифа. Осужденные за мелкие преступления, облаченные в полосатую робу, сажали, пропалывали и собирали овощи, которые потом продавали на рынке. Выручка шла на нужды бедных семей.

– Я надеюсь, вам нравятся бамия и кукуруза.

Квентин Рикони медленно повернулся. Никаких сомнений, этот мужчина был по-настоящему красив, а холодные серые глаза и легкая ироническая усмешка разили наповал.

– Господь всемогущий, – с плохо скрываемым восхищением прошептала помощник шерифа, хотя давно уже воспитывала внуков.

– Бамию я ем только с овсянкой, – ответил Квентин.

Миссис Диксон открыла дверь. Я вошла, и она заперла ее за мной.

– Спасибо, миссис Диксон, – поблагодарила я. Выгнув седую бровь, она заявила:

– Я всегда утверждала, что в конце концов ты вернешься сюда.

Когда она ушла, я села на узкую лавку у стены. Квентин уселся рядом. Я подняла бровь.

– Вы всегда носите с собой стилет?

– В тех местах, где я рос, без него трудно обойтись. Я давно уже не мальчик, а привычка осталась.

– Когда вы его достали, мистер Бомонт решил, что вы вознамерились перерезать кому-нибудь горло. Теперь он в больнице, у него проблемы с сердцем. Они еще не слышали его рассказа о случившемся.

– Я рассказал мою часть истории. Полиция нашла подтверждение моему рассказу в карманах моих друзей. – Квентин растопырил пальцы и задумчиво посмотрел на свою руку. – Послушайте, у меня свои дела. Я не собирался ни во что вмешиваться, зарабатывать себе репутацию спасителя или создавать излишнюю рекламу работам моего отца. Я хотел только купить скульптуру медведицы.

– Тогда вам лучше перестать спасать людей.

– Мне кажется, что вы верите в мою невиновность.

– Вчера, когда вы вытаскивали меня из амбара, вы рисковали жизнью. Не могу себе представить, чтобы вы стали терроризировать старенького мистера Бомонта.

Пальцы Квентина сжались в кулак.

– Всегда обманывай детей, женщин и стариков показной добродетелью, вот мое кредо.

– И мое тоже, – сказала я со всей возможной небрежностью.

Смешинки в глазах Квентина погасли. Он кивком указал на дверь.

– Что имела в виду помощник шерифа, когда сказала, что не сомневалась, что вы снова сюда попадете?

Я промолчала, но твердо взглянула ему в глаза.

– Я всего лишь любопытный янки, – успокоил меня Квентин.

Я сдалась.

– Подростком, работая на конвейере на птицефабрике Тайбера, я попыталась объединить работников в профсоюз, вскарабкавшись на стол с плакатом “Союз, и немедленно!”. Меня уволили, но на следующий день я вернулась и обклеила плакатами стены в комнате отдыха. Когда я отказалась извиниться за содеянное и пообещать, что подобное больше не повторится, по просьбе мистера Джона меня арестовали. Джон Тайбер – владелец фабрики и мой дальний родственник.

– Ваш собственный родственничек отправил вас за решетку?

– Точно. Держу пари, вы думали, что в наших краях между родственниками только свадьбы играют.

Моя слабая попытка пошутить не умерила его любопытство.

– И как все уладилось?

– Я смиренно попросила прощения, и меня отпустили.

– Понятно. Но вы были совсем ребенком.

– Вы не понимаете. – Я снова замялась. В системе моей самозащиты тревожная сигнализация явно вышла из строя. Слишком много я рассказываю этому малознакомому человеку о себе. Я не могла понять, почему у меня возникла такая острая потребность в этом. Грегори, к примеру, я никогда ничего не рассказывала о своем пребывании за решеткой. – Пришел мой отец и стал настаивать на том, чтобы его заперли вместе со мной. Он бы ни за что не ушел. Я извинилась только для того, чтобы вытащить его отсюда. Папа не заслужил унижения. Он и так хлебнул достаточно в своей жизни.

Молчание. Наконец Квентин кивнул, давая понять, что усвоил информацию.

– Всегда легче, когда отвечаешь только за себя, – сказал он. – Можно вынести, что угодно, если не за кого волноваться.

Он все понял. Потрясенная, я встала и принялась копаться в сумочке, как будто что-то искала. “Продолжай двигаться. Он разбирает старые дома. Он разберет на части и тебя, чтобы посмотреть, что в тебе можно найти ценного. И использует это против тебя”.

– Я никогда не думала об этом, но вы правы. Разумеется, люди, которых любишь, должны стоить твоих усилий. А мой отец этого стоил.

– Завидую вашему отношению к отцу, – негромко признался Квентин.

Я замерла, глядя на него во все глаза, отчаянно желая узнать, почему он не может сказать так о своем отце. И тут я заметила длинные свежие царапины на его запястьях и забыла обо всем остальном. Это Рекси натворил своими наручниками. Чертов коп.

– Господи, – прошептала я, – что они сделали с вашими руками…

Квентин опустил глаза и пожал плечами.

– Это ерунда.

Я открыла свою плетеную сумку и достала баночку бальзама.

– У меня есть одно средство.

Сев рядом с ним, я открыла крышку, зачерпнула пальцем нежный, густой крем и склонилась над его руками, втирая бальзам в каждую царапину. Когда я убрала баночку и подняла голову, наши взгляды встретились, и я застыла. Мы сидели ближе друг к другу, чем раньше, или это я придвинулась к нему, сама того не заметив. Мы долго смотрели друг на друга, сердце у меня забилось быстрее.

– Спасибо, – поблагодарил Квентин.

– Бальзам для коровьих сисек, как говорил наш сосед. Вчера я тоже им пользовалась – намазала шишку на голове. Если вспомнить мою жизнь, то я мазала им себе все, кроме того, для чего он был первоначально предназначен.

Квентин громко расхохотался. Я сообразила, что сморозила, и покраснела, но он уже встал и подошел к окну. Опершись о решетку, Квентин смотрел на меня с мрачным интересом.

– Вы что, намерены сидеть здесь со мной из солидарности? Это ни к чему. Просто договоритесь о залоге и присмотрите за моим псом.

– Все не так просто. Теперь вы мой янки. Весь город так решил. Я вас не оставлю.

Рикони снова одарил меня странным взглядом, но теперь в нем я заметила спокойное восхищение. Я не смогла отвернуться.

– К вам пополнение, – певуче объявила миссис Диксон, приближаясь к камере.

Я подошла к решетке. Помощник шерифа привела мистера Джона, впустила его и снова заперла дверь.

Джон Тайбер посмотрел на меня весьма красноречиво, затем повернулся к Квентину.

– Итак, что мы имеем? – требовательно поинтересовался он.

– Мистер Рикони всего лишь защищал мистера Бомонта, – сообщила я.