Сандра Браун - Пламя страстей

Диллоны проявили должный такт и не досаждали ей банальностями. Ли понимала, что они тоже волнуются. И они не собирались утешать ее.

День тянулся и тянулся. Никто не был голоден, но они старались не нарушать обычный распорядок и пообедали тушеной говядиной, которую Амелия приготовила с самого утра.

Когда около шести зазвонил телефон, они замерли, напрасно ища в глазах друг друга поддержки. Опершись на костыль, Стюарт поднялся и пошел к телефону.

Говорил он тихо и спокойно, но Амелия и Ли догадались, что речь идет о Чаде. Когда Стюарт закончил говорить и вернулся в гостиную, их худшие опасения оправдались.

– Он ранен. Их сейчас везут самолетом в Хьюстон. Наверное, уже почти привезли.

Ли зажмурилась. Она судорожно сжала руки перед собой.

– Как... как…

– Я не понял, что с ним конкретно произошло и насколько серьезно дело. Звонил человек из правительства Венесуэлы. Он говорит по-английски, как я по-испански. Не знаю. Можно, наверное, позвонить во «Фламеко», но боюсь, что они пока знают не больше нашего. Все, что нам остается делать…

– Я еду, – сказала Ли и решительно направилась к лестнице, чтобы подняться к себе и быстро переодеться.

– Ли, – Амелия протянула к ней руку, – ты не можешь никуда ехать. Сначала надо узнать, что тебя там ждет. Я не пущу тебя в Хьюстон одну. К тому же погода… – Тут и так было все ясно, за окном высились сугробы, а голые ветви деревьев были покрыты коркой льда. – Дороги и аэропорты закрыты.

– Я еду, – сказала Ли упрямо. – У Чада есть самолет. У него есть пилот. Если я приставлю ему к виску пистолет, он довезет меня до Хьюстона. У вас ведь есть грузовик с четырехколесным приводом, – обратилась она к Стюарту. – На нем можно доехать до аэропорта. Я еду. – Она посмотрела на них с железной решимостью во взоре. Затем лицо ее приняло жалостное выражение. – Пожалуйста, помогите мне.

Она увидела огни посадочной полосы совсем близко, и они приземлились на поле для посадки частных самолетов в Хьюстоне. Полет был ужасным. Маленький самолет мотало во все стороны, пока они не вышли из зоны снежной бури. У пилота Ли не нашла никакого сочувствия, он всю дорогу бормотал что-то про упрямых баб, которым бог дал не больше мозгов, чем резиновой утке.

Буря, наделавшая столько бед в Северном Техасе, здесь, на побережье, проявилась лишь холодным дождем. Огни взлетно-посадочной полосы отражались в мокром асфальте. Подруливая к небольшому терминалу, самолет прокатил мимо ангаров для частных самолетов.

Ухватившись за край сиденья. Ли молила бога, чтобы ее ждала машина с водителем, чтобы немедля ехать в клинику, как обещал ей Стюарт. И все равно она могла опоздать, а он… Нет! Он будет жив. Он должен быть жив!

Самолет остановился, и сердитый пилот заглушил моторы. Он засунул в рот измятую сигару, которую погасил по просьбе Ли, и сказал:

– Приехали.

– Спасибо!

Она отстегнула ремень и, нагнувшись, ступила на трап, выброшенный пилотом из двери. Она полетела налегке, с одной только сумкой, куда она второпях напихала самое необходимое. Она еще раз поблагодарила пилота, который протянул ей сумку, а затем, ворча, зашагал к одному из ангаров.

Ли побежала к освещенному зданию аэропорта, стуча каблуками по асфальту. Распахнув стеклянную дверь, она подошла к единственному служащему, которого увидела в безлюдном аэропорту.

– Я миссис Диллон. Меня здесь никто не ждет?

Уборщик окинул ее близоруким взглядом с головы до ног, отметив про себя рысью шубу и развевающиеся волосы.

– Вы говорите, вас кто-то ждет? Я не знаю, – сказал он. – А что, кто-то должен был вас встречать?

Подавив желание вышибить из-под его руки швабру, на которую он опирался, и закричать, она сказала:

– Ладно, спасибо. – И рванулась к центральному входу в здание и стремглав проскочила тяжелые стеклянные двери. Тротуар, тянущийся вдоль здания, был пуст. Пуста была и улица, и только один-единственный «Эльдорадо» был припаркован на обочине. Она нагнулась, но в машине никого не было.

От волнения у нее опустились плечи. Кто же довезет ее до клиники? Ведь Стюарт уверял ее, что…

– Не меня ищете? У нее едва не выпрыгнуло из груди сердце.

Она резко повернулась кругом, и шуба обвилась вокруг нее подобно плащу матадора. Он стоял в тени, прислонясь к стенке. Если бы она не была с ним знакома и, более того, не любила его, его вид ужаснул бы ее.

Вся одежда на нем была грязная. Одна штанина была разрезана до самого бедра, и нога до колена была в гипсе. Другая нога была в ковбойском сапоге, облепленном кусками грязи и запятнанном нефтью. Под распахнутой курткой виднелась расстегнутая на несколько пуговиц рубашка. Лоб был лихо повязан платком. Рядом, прислоненный к стене, стоял костыль.

Она уронила сумку на мокрый асфальт, сделала два неверных шага и бросилась в его объятия.

– О Господи, Чад, дорогой, ты… Любимый… Ты в порядке? Ты ранен… Ты не ранен?

– Тише, сбавь скорость. Да, я в порядке. И нет, я не ранен, только повредил голень.

– Слава Богу, – выдохнула она. – Я думала…

Она потрогала его, ощупала каждый дюйм его тела, как будто для того, чтобы убедиться, что он жив и здоров, если не считать сломанной ноги. Когда она удостоверилась, что никаких других повреждений нет, она подняла на него глаза. Долго смотрели они друг на друга, одними глазами прося друг у друга прощения и одновременно прощая.

Ее руки были у него на груди, и он накрыл их своими ладонями.

– Господи, как я рад, что ты здесь! Она встала на цыпочки и поцеловала его. Его руки сомкнулись у нее за спиной, и он заключил ее в крепкие объятия.

– Моя дорогая, любовь моя, – успел прошептать он, прежде чем их губы слились.

То был обжигающий, голодный поцелуй, в котором ей чувствовалась болезненная, пульсирующая страсть, которую она переживала и сама. То был поцелуй, который вновь подтверждал их верность и любовь, в которой они клялись перед Господом, – любовь в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии.

– Чад, – сказала она задыхаясь, когда, наконец, он отпустил ее, – мы так беспокоились. Мы смотрели новости, это было ужасно. Потом позвонил кто-то из правительства Венесуэлы и сказал, что ты пострадал, а больше мы ничего не знали. Он с трудом изъяснялся по-английски. – Она сделала паузу, чтобы набрать воздуха. – Когда ты... я жила у твоих родителей. Они не хотели, чтобы я сюда ехала, но мне нужно было тебя увидеть. Мне нужно было знать, что с тобой, нужно было быть с тобой. И кругом было столько снега, что мне пришлось…

– Я все знаю.

Его простая реплика остановила поток ее слов. До этой минуты она не задумывалась, как он мог узнать, что ее надо встретить.