Джейн Кренц - Золотой дар

— Твой дар распространяется на современные предметы? — деловито спросила Верити. Теперь она была уже не на шутку заинтригована.

— Мой талант ограничивается восемнадцатым веком.

Я никогда ничего не испытывал, касаясь современных предметов, и премного благодарен за это Создателю.

— Почему?

— Подумай, от скольких вещей мне пришлось бы тогда бежать! Пистолеты, ножи, машины, побывавшие в катастрофах… Нет, Боже упаси! Этот список просто бесконечен, несмотря на то что на меня воздействуют только предметы, связанные с насилием.

— Да… По-моему, я понимаю.

— Постепенно исследования становились все более и более опасными. Все чаще и чаще, беря в руки старинную вещь, я чувствовал, что с головой погружаюсь в прошлое. Долгое время я самонадеянно полагал, будто полностью контролирую рвущиеся из-за барьера силы прошлого. Но очень скоро настал день, когда я понял, что пропал… Прошлое едва не поглотило меня. Если бы это произошло… — Джонас внезапно замолчал. — Но, как говорится, Бог миловал.

С минуту Верити не отрываясь смотрела на него. Она просто не знала, что и думать… Пока ясно было одно — Джонас свято верит в каждое свое слово. Что-то ужасное приключилось с ним в Винсент-колледже и наложило неизгладимый отпечаток на все последующие пять лет его жизни.

— Ты говорил об опасности быть проглоченным силами былого. Что это значит? — осторожно спросила Верити. — Тебе казалось, будто кто-то или что-то пытается утянуть тебя в далекое прошлое?

Джонас закрыл глаза и устало опустил голову на руку.

— Нет. Не совсем так. Мне казалось, что неведомые чары хотят использовать меня как своего рода дверь в настоящее. Если я утрачу над собой контроль, то погибну. Я стану сосудом для эмоций, излучаемых старинным предметом в моих руках. Ну как бы тебе объяснить… Это сродни потере личности, собственной души, если угодно.

Черт возьми, я говорил, что это трудно объяснить!

— Я слушаю тебя, Джонас.

— Слушаешь! Слушаешь и не веришь ни единому моему слову, как будто я не вижу! Думаешь, что по мне плачет смирительная рубашка?

— Я пока ничего не думаю. Отец научил меня не делать скоропалительных выводов о том, чего я не понимаю. Скажи, что ты предпринял, когда осознал опасность своего дара?

Джонас поднял голову и посмотрел на нее.

Взгляд его был мрачен и непроницаем.

— Начал испытывать себя, дотрагиваясь до наиболее сильно заряженных предметов. Старался, как мог, сопротивляться тому, что пыталось прорваться через меня в настоящее. Я достиг определенного успеха, но слишком поздно обнаружил, что это была пиррова победа. Я научился контролировать свой дар, когда дело касалось вещей с более или менее пристойным прошлым, но зато если ко мне попадал предмет, пропитанный кровью, злобой и ненавистью, воздействие его становилось неизмеримо сильнее, чем раньше. В конце концов я понял, что, даже если смогу выстоять, плата будет нечеловечески высока. Рано или поздно эта борьба будет стоить мне жизни. Или рассудка… А потом я едва не убил лаборанта.

— О Боже! Что ты говоришь, Джонас! — Верити судорожно стиснула простыню. — Это произошло на тестировании?

Он молча кивнул.

— Расскажи, — тихо попросила Верити.

Джонас тяжело вздохнул.

— К тому времени я уже начал работать на музеи частных коллекционеров. Очень быстро весть о моем даре просочилась из Винсента. Лаборанты-психологи всюду трещали, что я одним прикосновением определяю возраст музейных экспонатов. Многие собиратели просили меня об экспертизе спорных предметов или же вещей, которые они собирались приобрести. И вот однажды в Винсенте мне устроили тестирование с итальянским мечом пятнадцатого века. Решили опробовав на мне свою новую теорию!

— Какую?

— Одному умнику пришло в голову, что если воссоздать вокруг меча соответствующую историческую обстановку, то связь между мной и прошлым станет еще теснее. При помощи факультета драматического искусства эти идиоты соорудили улицу средневекового итальянского города. Особо не утруждая себя, они просто воспользовались декорациями к «Ромео и Джульетте».

— И что же стряслось?

— Я шагнул на сцену, вытащил меч из ножен и не успел глазом моргнуть, как меня захлестнули чужие эмоции.

— Чьи?!

— Я и сам точно не знаю. Этот человек жил во времена Лоренцо Медичи, и его звали Джованни. Я лишь мельком увидел его… Ты знаешь, иногда в коридоре бывают картины… образы. Так вот, этот Джованни участвовал в уличном поединке. Тогда это было обычным явлением…

Меня одолели эмоции этого неведомого юноши, сражавшегося за свою жизнь тем самым мечом, которые я держал в руках.

— Тебе передались его чувства? — переспросила Верити.

— Я был просто опьянен. Ярость и отчаяние затопили меня, кровь так и бурлила. Я сжал рукоятку боевого меча, оглянулся и увидел темную, мокрую от дождя мощеную улочку. Лаборанты, сгрудившиеся вокруг меня, превратились в шайку наемных убийц. Когда один из них приблизился ко мне со шприцем для подкожных инъекций, я отреагировал мгновенно. Еще бы! Ведь он показался мне убийцей со шпагой, смоченной ядом!

— Ты принял лаборанта за кондотьера, — тупо повторила Верити. Ее потрясло то, что Джонас говорит все это совершенно серьезно. — Господи, Джонас! Ты ранил его?

— Я едва не выпустил ему кишки. Нет ничего проще, когда у тебя в руках широкий боевой меч! Это тебе не шпага! Что и говорить, от этого оружия пятнадцатого века раны были пострашнее, чем от более позднего.

— Джонас, прекрати! Ради Бога, что ты несешь! Он умер?

Джонас помолчал.

— Нет.

— Он вовремя увернулся?

— Нет. Я ранил его. Ужасно ранил. Но прежде чем я успел добить несчастного, кто-то подскочил ко мне сбоку со шприцем. Я развернулся и едва не зарубил второго, но тут подействовал наркотик… Я очнулся на больничной койке. Все смотрели на меня как на дикого Зверя — с ужасом и любопытством. Я никогда не забуду этих лиц, Верити! Два дня я не приходил в себя. Если бы ты знала, как далеко я был в это время! Я едва не потерял рассудок, сопротивляясь флюидам, исходящим от Джованни! Потом я понял, что если бы все-таки убил этого лаборанта, то силы прошлого безраздельно завладели бы мной. Посему, едва оправившись от шока, я решил больше не испытывать судьбу, тем более что проклятые мучители только и мечтали, как бы поскорее затащить меня обратно в свою безумную лабораторию.

— И ты ушел от всего, что было связано с Винсент-колледжем?

— Я не ушел, Верити, я сбежал, постыдно сбежал, чтобы спастись. С тех пор прошло уже пять лет.

— Но при чем же здесь я, Джонас?! — Верити потребовалась немалая отвага, чтобы задать этот вопрос. Она предчувствовала, что ответ испугает ее.