Семен Малков - Шантаж

– Неужели найдешь в себе силенки для этого? После такой-то нервотрепки? Тогда ты просто двужильный!

– А что остается? Для меня главное – восстановить уважение к себе. Заняться делом, которое целиком бы меня захватило. – Степан Алексеевич глубоко, свободно вздохнул, чувствуя, что к нему возвращаются уверенность в своих силах и оптимизм. – Какое счастье, что я удачно выбрал тему и она еще не устарела. Верю я в успешную защиту и добьюсь этого во что бы то ни стало!

– Ну что ж, друг, от всей души желаю тебе победы! Они еще раз чокнулись, заговорили о текущих делах.

Часть II

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ

Глава 8

ПРИНЦИПЫ ГРИГОРЬЕВА

Солидная «Чайка» Григорьева затормозила у подъезда его красивого дома на Патриарших прудах. В последние годы этот тихий московский микрорайон близ Никитских ворот стал одним из самых престижных.

Иван Кузьмич вышел из машины и в сопровождении водителя, несшего солидный кейс и объемистые сумки, доверху набитые пакетами с провизией, быстрым шагом направился к дому. Пожилой водитель еле за ним поспевал.

Кивнув в ответ на услужливое приветствие вахтера, Григорьев проследовал к лифтам. Вместе с водителем они поднялись на шестой этаж. «Наверно, собрались уже все. – Иван Кузьмич, нажав кнопку звонка, ощутил укол совести. – Предупредить надо было, что задерживаюсь. Ведь обещал Вере привезти к столу деликатесы. Ждут ведь, без меня не сядут».

За прошедшие десять лет Иван Кузьмич заметно прибавил в весе, обрюзг, полысел; крестьянская, коренастая фигура несколько оплыла, появился двойной подбородок. Открытое его лицо и широкая улыбка по-прежнему вызывали симпатию, но взгляд светло-голубых глаз стал настороженным, холодным.

«Ничего страшного, – решил он, оправдывая себя. – Свои люди – не баре, потерпят! Должны понимать: мои дела поважнее». Дверь распахнулась, и Вера Петровна, веселая, нарядная, на пороге встретила мужа.

– Наконец-то, Ванюша! Заждались! Вечно тебя задерживают! Знаю, знаю! У вас там заботы – не нашим чета. Но и о семье помнить надо!

Если Григорьев заметно сдал, то Веру Петровну прошедшие годы миловали. Она стала немного полнее, что в сочетании с хорошим ростом и природной стройностью делало ее еще женственнее и привлекательнее. Кожа на румяном, с ямочками на щеках лице по-прежнему гладкая, серые глаза такие же ясные; гладкая строгая прическа будто создана для ее милого, домашнего облика.

– Ну ладно! Давай скорее что привез! – перешла она на деловитый тон. – Пора за стол садиться – голодные все, как волки!

– Савелий Ильич, – попросила она водителя, – отнесите, пожалуйста, это на кухню и передайте Агаше!

– Ванечка, дорогой, – снова повернулась она к мужу, ласково помогая ему снять пиджак, – иди-ка быстро умойся – и к гостям! Я повешу.

Убрав все лишнее в стенной шкаф, Вера Петровна прошла на свою образцово оборудованную кухню. О таких вещах, как огромный финский холодильник и немецкая плита с грилем, рядовые граждане могли только мечтать.

– Давай-ка я займусь закусками, а ты иди на стол накрывай, – предложила она суетившейся на кухне Агаше и с ходу принялась нарезать, раскладывать по тарелкам, украшать зеленью и лимоном привезенные Иваном Кузьмичом сервелат, осетрину, икру.

Агаша – минувшие годы превратили ее в маленькую, сухонькую старушку – побежала в столовую выполнять указание хозяйки. Вскоре все красовалось на столе – свежее, аппетитное.

Семейное торжество в доме Григорьевых организовано было по случаю помолвки Варвары, младшей и единственной сестры Веры Петровны. Бойкой, острой на словцо, ей долго не везло в личной жизни: за тридцать уже, а замужем не была.

Привлекательная, как и старшая сестра, и такая же добрая душа, она отпугивала претендентов на свою руку кажущейся несерьезностью и легкомыслием. Отзывчивая, увлекающаяся по натуре, так строила свои романы, что все они оказывались скоротечными.

Вера Петровна и тетя Дуся, самые близкие люди, поставили было на ней крест, как вдруг в ее судьбе произошел поворот. Очередной роман – с молодым доктором, всего год назад прибывшим в больницу, где работала Варя, – перерос в истинное чувство и привел к благополучному финалу.

– Слава мой без комплексов, – счастливо улыбаясь, поведала Варя сестре и тетке. – Ему до лампочки, что у меня раньше там было. Потому что знает: люблю его одного – всей душой. И он меня обожает, мне сердце сказало, а оно не обманывает. Мы со Славой – на всю жизнь!

– Вот и не верь после этого, что браки заключаются на небесах! – радовались за нее и Вера, и тетя Дуся.

Жених Вари – Вячеслав Никитин, среднего роста молодой человек, в очках – красотой не блистал; но во всем его облике – худощавой, подтянутой фигуре, продолговатом лице, увенчанном шапкой распадающихся надвое русых волос, – было много мужского обаяния.

– Слава без отца вырос, – рассказывала Варя. – Мать его, Калерия Ивановна, сумела его воспитать и трудолюбивым, и самостоятельным. Мечтала, чтоб продолжил дело ее отца – знаменитого нефтяника. Но Слава захотел детским врачом стать – и стал. Представляете – она и словечка не сказала против! Какая женщина!

Естественно, Григорьевым хотелось узнать будущего родственника поближе, вот они и устроили обед: Слава и Варя как раз приехали в Москву – делать покупки перед свадьбой – в провинции с продуктами по-прежнему туго.

Когда Иван Кузьмич вошел, гости смотрели цветной телевизор. Варя вскочила, подбежала, обняла шурина.

– Ванечка! Как я рада тебя видеть! – Она сияла счастьем. – Разреши тебя познакомить со Славой. Он уже знает, какой ты большой начальник, побаивается, конечно. – И рассмеялась, ободряюще взглянув на смущенного Никитина.

Подвела Григорьева к жениху, тот встал им навстречу; мужчины пожали друг другу руки.

– А почему я Светочку не вижу? – обведя гостиную взглядом, удивился Иван Кузьмич. – Она что, у себя в комнате отсиживается ?

– Вера сказала – у подружки: к зачету по музыке готовятся, дуэтом будут петь, – объяснила Варя. – Светочка с нами обедать не будет, придет попозже. Надеюсь, кавалера у меня не отобьет – слишком старенький для нее, – пошутила она, ласково прижимаясь к Славе и показывая в улыбке ровные белые зубы.

За столом разговор долго не клеился. Хотя женщины с присущим им радушием окружили Славу вниманием, а Иван Кузьмич не чинясь, по-свойски расспрашивал о больничных делах, Никитин поначалу робел и отмалчивался, смущенный роскошью обстановки и высоким положением будущего родственника. Но когда подали чай, уже освоился и стал активно участвовать в общей беседе: охотно отвечал на вопросы, делился своими планами.