Вирджиния Эндрюс - Хевен

Я онемела под угрожающим взглядом отца, который только что положил в карман больше денег, чем заработал за всю свою жизнь.

Тысяча долларов. От возбуждения его глаза горели точно угли.

– Фанни, на улице накрапывает, – сказал отец, проявляя об этих дорого и тепло одетых людях заботу, которую никогда не проявлял ни к кому из нас. – Найди старый зонтик, он где-то там валяется, чтобы леди не испортила свою красивую прическу.

Отец сгреб Нашу Джейн и Кейта в охапку и велел им прекратить плакать, а я поспешила за стеганым одеялом, чтобы накрыть их одежду от дождя, и выбрала самое лучшее, ручной работы, его сшила бабушка.

– У них нет ни пальто, ни головных уборов, ни обуви – ничего, – спешила я сообщить леди. – Пожалуйста, будьте добры к ним, давайте им побольше апельсинового сока и фруктов. И мяса, особенно красного. У нас никогда не было вдоволь мяса, даже курятины и свинины. Наша Джейн любит фрукты, а другого много не ест. А у Кейта – хороший аппетит, даже если он немного простудится. И еще у них бывают по ночам кошмары, так что оставляйте немного света, чтобы темнота не пугала их.

– Замолчи, – снова зашипел на меня отец.

– Что ты, детка, я, конечно, буду доброй к твоим братику и сестричке, – ласково произнесла леди и участливо погладила меня по щеке. – Какая ты хорошая, ты прямо маленькая мама. Не беспокойся о них. Я женщина не жестокая, и муж у меня не такой. Мы будем добрыми с ними, мы их оденем во все новое, а рождественское утро ожидает их в нашем доме, и они получат все, чего только ни пожелают. Мы не знали, мальчика мы возьмем или девочку, так что мы покупали вещи, которые годятся и для девочек, и для мальчиков… Лошадка-качалка, трехколесный велосипед, кукольный домик, машинки, одежда… На двоих не хватит, но они пока что разделят, а завтра же купим все, что им только понадобится. Так что ты, моя сладкая, будь спокойна за них. Не плачь и не беспокойся. Мы сделаем все возможное, чтобы быть отличными родителями, правда, Лестер?

– Да, – коротко отрезал ее муж. Ему хотелось поскорее уехать отсюда. – Надо трогаться, дорогая. Будет поздно, а нам еще предстоит неблизкий путь.

Теперь отец передал Нашу Джейн женщине, а мужчина повел Кейта, который перестал сопротивляться, а только плакал, как и Наша Джейн.

– Хевли, Хевли! – причитала Наша Джейн, протягивая ко мне худенькие ручонки. – Я не хочу уходить, не хочу…

– Поторопись, Лестер. Я не могу выдержать плача этого ребенка.

Они торопливо покинули дом, неся плачущих детей, а за ними семенил отец, услужливо держа старый дырявый зонт над головами леди и Нашей Джейн.

Я опустилась на пол и зарыдала.

Том подбежал к окну. Я сначала не хотела смотреть, но, не выдержав, вскочила и заняла место рядом с Томом. Фанни тоже смотрела, встав на колени, твердя при этом:

– Господи, мне бы все эти вещи в рождественское утро. Почему они не захотели взять меня вместо Нашей Джейн? Она же только и делает, что ревет. А он мочится в постель. Чего же ты, Хевен, не сказала им об этом, а?

Я вытерла слезы и постаралась взять себя в руки. Я пыталась убедить себя, что все не так и плохо. Да, я теряю Нашу Джейн и Кейта, но зато они получат столько прекрасных вещей. Они будут есть апельсины, играть в настоящие игрушки, а врач вылечит Нашу Джейн.

Потом я выскочила за дверь и, когда уже черный автомобиль трогался, прокричала на одном дыхании:

– И отведите их обоих в хорошие школы, пожалуйста!

Леди опустила окошко и помахала мне рукой.

– Пожалуйста, не беспокойся, дорогая! – крикнула она мне в ответ. – Время от времени я буду тебе писать, чтобы ты знала, как они, но без обратного адреса. И фотографии буду присылать.

И стекло снова поднялось, заглушив громкие горестные рыдания Нашей Джейн и Кейта.

Отец даже не удосужился забежать в нашу хижину и узнать, что дети думают о его «рождественском подарке», который он нам только что вручил.

Он побежал, словно спасаясь от моих обвинительных взглядов и гневных слов, которые я готова была бросить ему в лицо. Запрыгнул в свой старый пикап и уехал, чтобы растратить эти деньги на шлюх, пьянки и азартные игры. Когда он сегодня ляжет спать, то наверняка у него и мысли не промелькнет ни о Нашей Джейн, ни о Кейте, ни о ком-либо из нас…

Словно цыплячий выводок, напуганный чем-то неведомым, мы сгрудились в кучу. Дедушка сидел и вырезал, как будто ничего не случилось. Мы сидели и смотрели друг на друга. Скоро даже Фанни заплакала.

– С ними будет все хорошо, как вы думаете? Люди любят маленьких детей, даже не своих, правда?

– Конечно, – согласилась я, стараясь подавить слезы и оставить переживания на потом, когда буду одна. – Мы их еще увидим. Если леди будет присылать нам длинные письма, мы узнаем, как они живут, а там, глядишь, и сами Наша Джейн и Кейт в один прекрасный день напишут нам, чего же тут удивительного… ничего удивительного… – Меня снова стали душить слезы, потоком хлынувшие по щекам. Наконец я собралась с силами и задала очень важный вопрос. – Том, а ты не обратил внимание на номера?

– А как же, – ответил он хрипловатым, сдавленным голосом. – Мэриленд. Только вот последние три цифры не успел рассмотреть. А первые – девять-семь-два. Запомните.

Том всегда запоминал такие вещи, а я никогда.

Теперь самые маленькие, о которых больше всего приходилось заботиться, уехали. Не будет плача по ночам и по утрам, не будет мокрой постели и одеял, меньше будет стирки, просторнее будет в кровати.

Как же сразу опустел наш маленький домик, какими скучными стали часы, минуты и секунды после отъезда Нашей Джейн и Кейта. По большому счету, им будет, наверное, лучше, тем более что эти люди показались такими богатыми, но что станет с нами?

Неужели любовь ничего не стоит? Неужели деньги крепче родства?

– Дедушка, – произнесла я хрипловатым голосом, – теперь в кровати есть место и для тебя.

– Это неправильно и нездорово – спать вместе старым и малым, – прошепелявил дедушка. Но ему хотелось сказать еще. Его шишковатые пальцы дрожали, как от застарелой лихорадки, а выцветшие глаза смотрели с мольбой, ожидая найти во мне понимание. – Люк хороший парень, девочка, хороший. Он ради добра все делает… Хотя ты этого и не понимаешь. Он хочет помочь, вот в чем дело… Ты не думай плохо о своем папе, он делает все, что в его силах.

– Дедушка, ты говоришь о нем хорошие вещи только потому, что он твой сын, потому что это все, что у тебя осталось, и тебе не важно, хороший он или плохой. Но с этого дня и впредь он мне больше не отец! Отныне я больше не буду звать его папой. Он для меня Люк Кастил – противный, страшный, злой, лживый. И когда-нибудь он заплатит за все страдания, которые доставил нам! Я ненавижу его, дедушка, он мне отвратителен! Настолько ненавижу, что меня тошнит от него!