Развод. Мусор вынес себя сам (СИ) - Шевцова Каролина

- А ты рассчитывала на другую реакцию? После того, как вошла в чужую семью?

- Да никакой там семьи нет! - вспыхивает Регина, в ее глазах загорается знакомый огонь. Господи, как же она похожа на своего отца, даже страшно. - Он женился по залету! Она его на ребенке держит! - А он позволяет себя держать, - парирую, чувствуя, нарастающую усталость. - Если мужчина остается с женщиной без любви, ради денег и комфорта, то как это назвать? В мое время было отличное слово – проституция. Ты такого мужчину себе хочешь? Продажного, слабого? - А где, скажи, взять сильных? – Она вскидывает на меня заплывшие глаза и щурится от света лампы. – Может адрес дашь, где таких раздают? Тебе вот везет, развелась и… опять. Да не хмурься, уже все знают про дядю Давида. Видимо, кому-то просто дано, а на мне природа отдохнула. И буду я теперь одна. Она произносит это с такой обидой, словно у нее игрушку отобрали. Я вижу не боль от потери человека, а уязвленное самолюбие. Полезный опыт. Жаль, что он пришел так поздно и такой ценой. - Я ее засужу, мам! Эту клушу! - заявляет Регина, после небольшой паузы. - Нет, - отвечаю я просто и четко. - Не будешь. Камеры на парковке наверняка случайным образом окажутся неисправны. Охрана ничего не видела. Свидетелей нет. Ты ничего не докажешь, только опозоришься.

- Я жертва! Жертву не могут опозорить!

- Ты жертва в моменте, но ведь если начнут копаться в этой истории, там всплывут другие, более пикантные детали? Станет известно и про твой роман, и про то, как рискуя интересами издательства, ты отдала перспективные книги Тепляковым. Как это отразится на твоей карьере? Ты теперь не просто женщина, ты еще и руководитель компании.

- Тогда я уничтожу отца, - упрямо выдвигает подбородок Регина. – Это все он, это все из-за него! Отворачиваюсь к окну, чтобы не смотреть на дочь. Мне самой противно от мысли, что этой истории дал ход именно Боря. Как то оно мелочно и не по-мужски. С другой стороны, а был ли когда-то мужчиной мой бывший муж? Сейчас я в этом не уверенна.

- Делай как знаешь, останавливать не буду. Но я бы и тут мараться не стала.

- Я никогда с ним больше не заговорю! Никогда не прощу! - обиженно шепчет Регина. В этот момент мне ее почти жаль. В один день потерять и любимого мужчину и отца.

- Твое право, - говорю еле слышно.

Мы молчим. В тишине слышны шаги в коридоре, чей-то разговор по телефону, скрип кровати за стеной.

Не знаю, о чем сейчас думает Регина, я лично о том, как же я так ошиблась в воспитании. Ведь я пыталась, правда пыталась отдать всю себя дочери. Любила, оберегала, старалась понять и принять, что она другой, не похожий на меня человек. Но вместо ответной любви получила такой махровый эгоизм, что даже сейчас нельзя пробиться через его броню. - Мам, - всхлипывает Регина. - Больно. Так больно. - Где? - поворачиваюсь, всматриваюсь в опухшее от слез и ссадин лицо. Мне сказали, что ей колют обезболивающее, поэтому болеть не должно. - Тут, - она прижимает ладонь к груди. - Мамочка, что же так больно?

И плачет. Горько. Навзрыд. Хрупкие плечи дрожат от рыданий, пока Регина причитает: «Что же я наделала, как я все это допустила!».

Наверное, нужно как-то помочь ей, но сейчас я даже шага не могу сделать. Стою и не дышу. Потому что боюсь спугнуть. Может быть, я ошиблась? Может, под этой маской стервы и манипуляторши все же есть что-то живое, что еще можно спасти? - Пройдет, - тихонько глажу Регину по руке. – Обязательно пройдет. Она успокаивается, отворачивается в сторону и, судя по медленно закрывающимся векам вот-вот заснет. Спрашиваю, какие вещи передать, чем могу порадовать ее в Новый Год?

После этих слов Регина резко раскрывает сонные глаза.

- В смысле? А ты… не останешься? Со мной? Я думала, мы встретим Новый Год вместе, вдвоем.

- Нет, - отвечаю спокойно, без каких-либо сомнений, - прости, милая, но у меня другие планы. - А, ну да, - она обиженно поджимает губы. - У тебя же теперь есть новый мужчина, на которого и дочь променять не страшно. Получается, меня все кинули, даже ты. Мам, ты что, совсем меня не любишь? Я смотрю на нее, и думаю, какая же у меня красивая дочь. И какая она при этом дурная. - Люблю, - отвечаю, встав на ноги. Находиться здесь дальше не имеет смысла. - Очень люблю. Просто сейчас ты мне не нравишься. И я не могу поддержать тебя в том, что ты делаешь. Так что, прости.

- Бросишь меня? Конечно, уйти так легко, - губы ее дрожат снова.

Жалко ли мне Регину в этот момент? Очень.

Но есть ощущение, что оставить ее одну в этот момент – лучший подарок, который я могу сделать.

- Ты не права, и когда станешь мамой, обязательно меня поймешь. Уйти от своего ребенка сложнее всего. Но оставшись, я сделаю тебе только хуже. Вещи соберу на свое усмотрение, а ты… отдыхай. Сон лечит. Завтра я обязательно позвоню. Ее лицо искажается в детской, злой обиде.

- Если уйдешь, я тебя не прощу! - кричит, сжимая целой рукой край одеяла. – Значит, нет у меня больше матери, значит я теперь сирота!

Я разворачиваюсь и выхожу из палаты. Не оборачиваюсь.

Дверь впереди – самая тяжелая, которую мне приходилось закрывать за собой. Но другого выхода нет.

Сделать этот шаг было больно, но иначе - нельзя. Иначе я навсегда потеряю своего ребенка.

От волнения, у меня дрожат ноги, я почти падаю, упираюсь спиной в стену и плечо Давида, который тотчас подхватывает меня под локоть. - Как ты?

- Ужасно.

-Тогда дай я отвезу тебя домой, - выдыхает он мне в висок. – Все наладится. Обещаю, уже завтра не будет так плохо как сейчас. Мы идем по длинному белому коридору, держимся за руки, я слышу, как мерно бьется его сердце и как мое, заполошное, суетливое, подстраивает ход своего механизма под него.

Одно только присутствие Давида успокаивает, возвращает меня обратно на землю.

На выходе из отделения, уткнувшись в телефон, что-то печатает тот врач, который встретил и проводил меня к Регининой палате.

Увидев нас, он отложил мобильник, улыбнулся и вдруг подмигнул мне.

- Ну, характер, да? Я как-то в отпуске был в Барселоне, смотрел корриду, но такого даже там не видел.

Он говорит это с таким азартом, что я теряюсь. А потом вглядываюсь в сухую, высокую фигуру доктора, если заменить медицинский халат на красную куртку, он и сам станет похож на мотадора.

- А вы женаты? – спрашиваю, сама не зная, зачем. - Да куда там, - отмахивается врач, - нам больница и жена и любовница, времени вообще ни на что нет. Ну, я пошел? К вашей бесячке, страсть как люблю таких буйных, надо было мне не в травматологию, а психиатрию идти. Там как раз такие. - Удачи, тореодор, - шепчу тихо, сквозь улыбку и только крепче сжимаю руку Давида.

Что ж, кажется, Регина встретит Новый год не одна.

А когда мы выходим на улицу, первое, что видим, летящие с неба хлопья снега. Такого белого, что глаза слепит. И кажется, что эта искрящаяся белизна, шанс и нам стать чуть светлее, чуть чище, и снова поверить в чудо.

Глава 34

Весь день в квартире царит приятная, но нервная суета. Я будто дебютантка, которая готовится к своему первому балу. На кровати разложены десятки нарядов, на столе на кухне разбросана косметика, в ванной залп из парфюмерных «пшиков», которыми я стреляла как зарядами из пушки, пока не выбрала тот самый, а я мечусь между комнатами и не знаю, за что хвататься.

Если бы не Рая с Давидом, я бы просто сошла с ума!

Дава наблюдает за тем, как я ношусь от кровати к комоду, и улыбается, подперев плечом дверной косяк. В его глазах - та самая смесь нежности и веселья, от которой я всякий раз таю. Как сейчас. Смотрю и хочется улыбнуться в ответ. - Ты как Золушка перед балом, - уголки его губ подрагивают, - только вместо кареты такси бизнес класса, а вместо феи крестной – фея двоюродная сестра. - Пошути мне тут, - фыркаю, пытаясь застегнуть сережку дрожащими пальцами. Хоть с чем-то я определилась. Серьги самые простые, золотые монтеки из моей шкатулки. - У Золушки все плохо закончилось, не хочу повторять ее судьбу. Господи, ну почему надо было назначать все на праздники? Давид, ну никто же не придет, люди салаты доедабт, и огонек на повторе досматривают, а тут презентация какой-то… - не какой-то, а самой лучшей писательницы в категории женский роман, - он мягко заканчивает за меня, подходит сзади и обнимает. - Мне звонили из Глобуса , все билеты уже проданы. Все до единого, милая. Люди ждут твою Нику сильнее, чем повтор Иронии судьбы по телевизору. Я отворачиваюсь к окну, сглатываю. - Жаль, что ее, а не Анису, - вырывается у меня тихий, почти детский вздох. Дава мягко поворачивает меня к себе. Его ладони лежат на моих плечах, чуть дрожа. - Ее бы они полюбили даже сильнее Ники. Но ведь ты сама не хочешь знакомить их с Анисой? - говорит он тихо, глядя мне прямо в глаза. – Ты сама даешь им шанса узнать ту роскошную женщину, которую я вижу каждый день. - Давид берет у меня из рук непослушную сережку. Его пальцы теплые и уверенные. Он ловко застегивает застежку, и целует меня в шею, приобняв за талию и притянув к себе. После его поцелуя снова становится легче дышать. Я делаю глубокий вдох и иду в спальню, возвращаясь с огромным чехлом для платья.