Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова

Это пытка.

Только не та сладкая, о которой пишут в страстных романах. А болезненная и мучительная, которая заставляет проживать те мгновения снова. Они словно ржавчина во мне, и я не могу избавиться от этих рыжих пятен.

И что самое ужасающее — именно эти ощущения говорят о многом. В первую очередь о том, что я его не отпустила до конца. Что он всё равно цепляет меня крючком, и я, как рыба, бьюсь и болтаюсь в попытке сорваться и уплыть. Но острый конец уже зацепился за сердце, заставляя его кровоточить и при этом держаться.

— Мне больно, Саш… — шепчу я. Он кивает, и его касания становятся лишь крепче.

— Я знаю, родная, — он хрипит, прижимая меня к себе. — И я хочу забрать эту боль.

Качаю головой, потому что никто не способен заставить меня чувствовать себя так, как раньше. Как раньше уже не будет. Там, где в прошлом были мы, остались лишь кривые, острые осколки той жизни, которая больше нам не нужна.

— Ты её источник, Озеров, — озвучиваю наконец в попытке отстраниться от него.

Он прикрывает глаза, но не отпускает, гладит пальцами мою кожу и прислоняется лбом к моему.

— Юлька…

Шёпот, в котором ощущается лишь боль. Она, как липкая паутина, пристала, и от неё не избавиться.

В каждом его звуке — мука, которую он сейчас отчаянно хочет пережить. Но этого не случится. Не сейчас.

А может быть, и никогда.

— Давай просто попробуем? Дадим друг другу крохотный шанс… — слова вызывают мгновенное желание отказаться.

Громко выкрикнуть «нет», потому что я не переживу предательства вновь.

— Нет, — шепчу ему в ответ, отталкиваясь от себя.

Смотрю в глаза, полные страдания. Но тогда его не тронули мои — полные слёз и отчаяния.

— Сейчас главное помочь девочкам, — продолжаю я. — Не хочу лезть не в своё дело, но твоя жизнь сейчас рядом с человеком, которого я считаю как минимум опасным…

Он понимает, о чём я, и согласно кивает. Но я вижу, что он рассчитывал на другой ответ. Рассчитывал на то, что я поддамся. И все его оправдания в отношении женщины, которую он выбрал, не работают. Он уже сделал этот выбор, исключив меня из уравнения. Без попыток исправить и узнать.

И да, нельзя в себе носить обиды. Нужно прощать, чтобы в первую очередь твоя жизнь пошла дальше, стала лучше. Но невозможно навсегда выкинуть из памяти поступки человека. Хочу продолжить и сказать именно об этом, но Саша опережает меня.

— Юль, только не лишай меня надежды, — тяжело повисает в воздухе его мольба. — Не смогу справиться…

Признание заставляет чувствовать себя извергом, и хочется поскорее закончить этот сложный и болючий разговор.

Как по заказу, в этот момент входная дверь в квартиру открывается.

— Мам… — Карина переводит глаза с меня на Озёрова. — Пап?

На долю секунды в глазах дочери будто вспыхивает надежда, но она быстро прячет её за своей привычной маской. Я отхожу подальше от Саши, а он нехотя убирает руки.

— Я не хотела мешать, — виновато озвучивает она.

— Ты не помешала, Карин, — мягко убеждаю её с теплотой.

— Ты уже собрала вещи? — оглядывается она немного шокировано на беспорядок и не закрытый чемодан в прихожей.

— Да, только он мне не поддаётся, — усмехаюсь, указывая головой на него.

— Я помогу, — оживает Озеров.

Старается бодриться, но я-то чувствую. Да и убеждена, что Карина тоже чувствует.

— Давай, пап, — Карина принимается помогать, наседая на крышку. — Мам, столько вещей, как будто ты навсегда вернулась к нам, — с улыбкой озвучивает дочь.

И только спустя паузу осознаёт, что сказала. Слова трогают меня за самую сердцевину души, а Саша прячет заминку, яростнее дёргая молнию чемодана.

Слова, сказанные дочерью, и вроде бы такое обычное действие с этим чёртовым чемоданом, а ощущение — что значит оно куда больше, чем кажется.

Глава 53

Саша

— Зачем пьёшь?

В комнате пахнет слишком сладкими духами, от которых першит в горле, и тяжёлым вином. Воздух липкий, вязкий, словно в нём застрял крик. Я подхожу к столу, приподнимаю пустую бутылку, читаю этикетку — буквы плывут, но и так ясно. Такое вино литрами не пьют. Это похоже больше на медленное самоубийство.

— Тебя забыла спросить, — огрызается Алена, поднимая на меня воспалённые глаза и демонстративно показывая средний палец.

Я прячу усмешку, хотя внутри всё клокочет. Её жалкие попытки задеть меня не работают — и она это знает, а потому бесится ещё сильнее.

— Между прочим, я имею право на горе, — бросает она с вызовом, хватается за бокал и размахивает им, как ножом. — Мужик, которого я любила больше жизни, бросил меня. И ради кого? Ради своей бывшей жены! Которая просто, блядь, амёба, которая ничего не может по жизни сама. Ты будешь с ней нянчиться до конца своих дней, Озеров.

— Прикрой свой поганый рот, — резко обрываю её, голос срывается на хрип. — Она не святая, но самостоятельности в ней больше, Ален, чем в тебе. Она хотя бы не топит своё горе в алкоголе и не валит всё на других.

— Ну ты и сволочь… — она запрокидывает голову, широко раскрывает рот и начинает истерически смеяться. Смех этот звенит, как разбитое стекло, и слышать его неприятно до дрожи. — Урод. Ты меня бросил… А нет, погоди, ты её сначала бросил. Теперь меня бросаешь. А знаешь, я в чём-то её понимаю. Проблема не в женщинах, проблема в таких мужиках, как ты. Для вас же женщины — это просто приложение к вашей якобы «идеальной жизни».

Она складывает пальцы в кавычки, её руки дрожат, бокал едва не выскальзывает. Глаза полны ненависти, и если бы взгляд мог убивать, я бы уже лежал на полу.

Я же слушаю молча. Слишком спокойно, слишком холодно, и это ещё сильнее выводит её из себя.

— Ну чего ты замолчала? Продолжай.

Подтягиваю к дивану пуф и присаживаюсь напротив неё. Её смех ещё звенит в ушах, запах вина и духов бьёт в нос, но я держусь. Я пришёл сюда не для того, чтобы рвать друг другу души, но прежде чем она исчезнет из моей