Моя Мия. На осколках первой любви (СИ) - Коваль Лина

– Собирайся, – решив, кивает в сторону шкафа Громов.

Взвизгиваю и тут же прикрываю рот испуганно, округляю глаза.

– Твой отец уехал в больницу, – сообщает Мирон.

– Входная дверь и калитка на сигнализации, – предупреждаю.

– Знаю.

– Если мы пойдём там, то она сработает.

– Карамелина, – рычит Мирон. – Не учи учёного. Собирайся, я сказал.

Быстро киваю и отхожу к шкафу. На эмоциях, не подумав, скидываю майку, оставаясь в спортивном лифчике.

– Я в ванной побуду пока, – говорит он, равнодушно отворачиваясь. – Не забудь взять всё, что необходимо.

– Возьму, – отвечаю задумчиво, но тут же начинаю рыскать по полкам.

Быстро закидываю в рюкзак сменное бельё, носки, ночнушку и пару чистых футболок. Затем заглядываю в ящик стола и забираю паспорт, личные сбережения, а вот студенческий билет оставляю.

Натягиваю узкие джинсы и серый свитшот, сверху застёгиваю короткий пуховик.

– Шапка где? – слышится сбоку.

– Здесь, – поднимаю руку.

– Одевай. Я первый спрыгну и тебя подстрахую, – инструктирует Мирон. – Самое главное — вниз не смотри, поняла?

Утвердительно мотаю головой.

Страх под кожу забирается.

Я… не смогу, наверное.

– Веришь, что не дам упасть? – спрашивает он с серьёзным выражением лица. – Это важно, – опускает глаза. Дышит тяжело.

– Верю. Конечно, верю.

Мирон сдержанно кивает и в этот момент выключает в комнате свет. Пройдя к окну, сдвигает штору.

В лицо ударяет февральский ветер.

Молча наблюдаю, как Мир перекидывает ногу и, придерживаясь за край подоконника, выбирается наружу.

– Здесь достаточно просто вылезти, – говорит спокойно. – Встанешь вот на этот выступ.

Прикрываю глаза, когда он спрыгивает.

– Давай, – тихо зовёт.

Фух. Делаю вдох-выдох.

Никогда бы не думала, что до такого дойдёт, но папа сам виноват. Я сбегаю из собственного дома.

Сбрасываю рюкзак. Выполняю всё по инструкции Громова и прикрываю окно. Зачем-то смотрю под ноги.

– Блин, не смотри, – предупреждает Мирон. – Прыгай давай. Я здесь внизу.

– Боюсь, – шепчу, стискивая посильнее металлическую планку на откосе.

– Закрой глаза и прыгай, – рычит он. – Скоро примёрзнешь там.

Давлю нервный смешок и решаюсь... Делаю всё, как говорит.

Бамс.

Конечно, мы оба в сугроб заваливаемся. В полуметре от злосчастной клумбы.

– Слезай, блин, – хрипит Мирон, сталкивая меня с себя в ту же секунду.

Помогает отряхнуться от снега, хватает за руку и ведёт к забору с обратной стороны дома.

Очутившись в машине, на диком адреналине прижимаюсь к нему. Большому и сильному. Тёплому. В нос проникает запах его туалетной воды.

– Спасибо, – шепчу в тишине.

– Пожалуйста.

Мирон быстро отстраняется и заводит двигатель. Включает печку, датчики. На меня не смотрит.

Пожав плечами, отворачиваюсь.

– Телефон, – выкладывает передо мной на панель.

– Зачем? – удивляюсь.

– Ты же без связи. Демидову позвони. Вдруг волнуется.

Глава 37. Мия, Мирон и оргазм.

– Что мы будем делать? – спрашиваю, робко усаживаясь на мягкий диван.

– Спать, – отвечает Мир коротко, скидывая ключи от «БМВ» на барную стойку, разделяющую зону кухни и небольшую гостиную.

– Но надо поскорее всё понять… Узнать откуда…

– Мы будем спать, – повторяет Мирон безапелляционно. – Ты успокоишься, выспишься, завтра будем думать. Поняла?

– Как скажешь, – послушно киваю. – Спасибо.

Ёжусь от холода, натягивая рукава свитшота на ладони.

Мирон, заметив это, подходит к окну, усаживается на корточки и регулирует батарею, но глядя на широкие плечи и узкую талию, у меня внизу живота тоже становится теплее.

– Чья это квартира? – спрашиваю, с любопытством озираясь по сторонам.

Зайдя сюда, Мир сразу указал на дверь, ведущую в спальню, назвав её моей комнатой. Значит, сам он планирует остаться в гостиной.

Здесь красиво. Отделка стен и обстановка в разных оттенках серого явно свежие. Особое внимание привлекают высокие окна и шикарные портьеры, ниспадающие из-под потолка.

– Квартира моя, – отвечает Мирон прямо.

Поглядывает на меня урывками.

Скидывает пуховик на пол. Так, словно он жутко нервничает, вытирает внутреннюю сторону ладоней о спортивные штаны, висящие низко на бёдрах. Открывает створку небольшого шкафа.

– Твоя и Лады? – уточняю. – Ты с ней здесь живёшь? – вдруг пугаюсь.

Вот уж кого-кого, а Ладу я видеть не готова. Никогда.

– Эта квартира только моя.

– А Лада? – упрямо повторяю.

– У неё есть своя... Мы расстались.

– Ясно, – как можно безразличнее произношу, но продолжаю подозрительно озираться и пытаюсь унять трепет от сказанных слов в груди.

Мирон извлекает с верхней полки шкафа стопку с постельным бельём и полотенце. Укладывает всё это на диван рядом со мной.

– В спальне постельное чистое, – сообщает.

– Хорошо.

– Ты голодная? – внимательно изучает моё лицо, нависая сверху.

Мотаю головой отрицательно.

Прозрачные глаза словно сквозь меня смотрят. Это, между прочим, обидно. И неважно, что отчасти я виновата сама.

– А в ванную пойдёшь?

–Пойду, – киваю.

Мирон проходит к двери, которую практически незаметно на фоне ровной стены. Зажигает в ванной свет.

– Полотенце на водонагревателе.

Прижимаю рюкзак к груди и закрываюсь изнутри. Скидываю одежду и аккуратно складываю её на полку, рядом с мужскими принадлежностями для бритья.

Внутренности потрясывает оттого, что за стенкой он, а я здесь абсолютно голая. Желание, чтобы Мирон сейчас пришёл – моё заветное, но по его реакциям сегодня вечером, понимаю, что не придёт. Слишком много всего произошло и сказано...

Принимаю душ, быстро натягиваю чистое бельё и короткую ночнушку пыльно–розового цвета. Чищу зубы и ставлю свою щётку рядом с черной зубной щёткой хозяина квартиры.

Любуюсь этой картинкой.

Боже, о чём я думаю вообще?..

Уже собираюсь выскочить из ванной, как слышу чуть повышенные интонации в голосе Мирона.

– Что значит «быстро», Руслан?.. Я мог вообще тебе не говорить, где она. Надеялся, что ты оценишь, но как вижу напрасно… Блядь… Мне не двенадцать лет, не надо так со мной разговаривать… А мне нужно было оставить её одну в таком состоянии? Не делай меня крайним… Хм, может, стоит порадоваться, что она сбежала со мной, а не одна ночью из посёлка на загородном тракте?

– Всё хорошо? – спрашиваю, когда всё стихает и я покидаю своё убежище.

Осознание, что папа может приехать сюда и силой отвезти обратно под замок, пугает до коликов животе.

– Лучше не бывает, – заверяет Мирон, даже носа не повернув в мою сторону.

Проходит к кухонному гарнитуру и открывает навесной шкафчик, заслоняя дверцей лицо.

Задеваю взглядом косые мышцы на плоском животе и небольшой участок ушиба, который крайне меня беспокоит. Вообще, в мире нет ни единой детали, которая касалась бы жизни Громова, и была бы мне безразличной.

Ни одной. Клянусь.

Я даже слепки его детских ручек и ножек рассматривала как что-то великое. Я – его главный фанат, а он – мой. Я знаю.

– Спокойной ночи, – проговариваю отчётливо.

– Спокойной ночи.

Прохожу в небольшую спальню и незамедлительно откидываю покрывало с кровати. Чувствую себя не вполне уютно, но укладываюсь на спину и утепляюсь с помощью одеяла.

Надо как-то отвлекаться. Резко поворачиваю голову и упираюсь носом в мягкую подушку.

Вдохнув аромат знакомой туалетной воды, во-первых, понимаю, что он здесь спал. Может быть, вчера или до этого…

Во-вторых, до меня доходит, что я окончательно и бесповоротно пропала. Я люблю его… и одной мне с этой любовью, увы, не справиться.

В этом доме столько же этажей, сколько мне лет – девятнадцать. И ровно столько лет я люблю одного-единственного человека на земле. Ничего не могу с собой поделать.

И никто не сможет.