Странная дружба - Вера Вкуфь

Таньростока п перевернулась на спину и уставилась в потолок. Вот он своей бездушной бледностью как нельзя лучше подходил для внезапной рефлексии.

Матвей хороший. Но Таньке он не нравится. Даже после первого секса. От которого другие девчонки были в эйфории. Никакой особой связи от этого не возникло. Танька невольно вздохнула. Потому что надеялась.

Матвея было немного жалко. Танька, получается, им воспользовалась. Для личных целей. И целей этих не достигла. И принялась мысленно убеждать себя, что она Матвею тоже не очень нравится. Совсем не как Женька Максиму. А Максим Женьке.

Ну вот. Опять он. Они.

Таньке стало стыдно. Хорошо, хоть во время секса Максима себе не представляла — это, по мнению Таньки, было вообще подло.

Из глубины квартиры раздался щелчок дверного замка. Вернулись Лера с Вовкой. А судя по голосу, ещё и папа. Света начала им что-то говорить — за закрытой дверью Танька не разобрала, что именно. Да это и не важно.

Неприятной радостью кольнула надежда. В конце концов, их семья тоже не образец классической. Но всё же нормально… Просто есть некоторые издержки — в основном, в общественной презентации.

И тут же надежда погасла. Исключение всё-таки подтверждает правило. Да и они с Женькой совсем не близняшки. Это у близняшек, наверное, слишком много общего. Почти генетическое клонирование. Как там в генетике? Если пара близняшек выйдет замуж за пару близнецов, то их дети генетически будут не двоюродными, а родными братьями и сёстрами. Так что там всё сложно.

А среди обычных людей третий — лишний.

Придя к совсем невесёлым выводам, Танька рывком села на кровати. И печально посидев так с минуту, всё-таки сползла. И вышла к своим. Потому что в тёплом семейном кругу печаль имеет свойство рассеиваться.

***

Женька проснулась одна. Разложенный край дивана пустовал смятой простынёй, подсвеченный утренним лучом. Вообще-то ощущение не слишком приятное. Тем более в чужой квартире. Хоть и не совсем чужой.

Женька не любила сразу вскакивать, едва проснувшись. Но сейчас бодрость настигла её неожиданно быстро, и она, на всякий случай стараясь не шуметь, соскочила на пол. Приоткрыла дверь в коридор. Прислушалась.

С кухни явственно доносился шум. Вроде бы даже от одного человека. Значит, Максим не бросил её на произвол судьбы. И не притащил какого-нибудь приятеля на утреннее пиво. Хотя последнее за ним обычно и не водится.

Женька, поправив короткую ночнушку — голой она спать на могла — потихоньку пошла к кухне. На шум. И не пожалела, что не стала с порога голосить.

Максим стоял к ней спиной. В одних джинсах. Около плиты. Судя по тихому шкворчанию масла и запаху яиц — готовил завтрак.

Мышцы его спины перекатывались под плотной кожей, собирая её в красиво очерченные бугорки. У всех этих мышц есть названия. И Света, как медик, наверняка их знает. Но, ей-богу, не будешь же ей звонить и спрашивать. Поэтому Женька просто смотрела на длинное углубление по самому центру спины — под ним прятался позвоночник. У плеч — крупные крылья, прикрывающие лопатки. Они живо шевелились, когда Максим делал что-то на плите. На предплечье сзади можно было различить надутую вену, стремящуюся к широкому запястью. А выпуклый треугольник стремился к крестцу и прятался под широким джинсовым поясом.

— Привет, — тепло поздоровалась Женька.

Первым порывом её было сделать сюрприз и молча обнять парня со спины. Но получать какой-нибудь лопаточкой не хотелось — а с испугу можно сделать и не такое. Так что Женка сначала подала голос, и только потом обхватила Макса сзади.

Тот обернулся на её голос, но увидеть Женьку не успел — она уже прижалась к нему. Плечо защекотало мягкое дыхание, а где-то в районе широчайшей мышцы спины через тонкую ткань он различил упругое прикосновение грудей. И едва не ошпарился и край сковородки.

— Ты, оказывается, умеешь готовить, — проворковала Женька, и Максим ощутил на плече её короткий поцелуй.

— Никому не говори, — заговорщицки посоветовал он в ожидании, когда уже эту яичницу можно будет оставить в покое.

— Ладно, — легко согласилась Женя. И потёрлась щекой о его лопатку. Максим решил, что на пару минут яичницу можно оставить и без присмотра.

Выпустив кухонные орудия труда, он круто развернулся и сгрёб вскрикнувшую от неожиданности Женьку в объятия.

— Ай! Раздавишь! — притворно вскрикнула она, обвивая его шею своими руками. И размыкая губы для поцелуя.

Яичница едва-едва не подгорела.

— А у Таньки скоро день рождения, — как бы между делом произнесла Женька, делая глоток чая и глядя в тарелку с яиченной половинкой. — Восемнадцать лет.

— Здорово, — на автомате отозвался Максим, внутренне подбираясь. С чего бы Женька заговорила про сестру?

— Макс… — Женька сделала короткую паузу, и Максим начал подозревать недоброе. — А ты как смотришь… Ну, если мы с ней его отметим?

— Я? Нормально… — растерянно и одновременно с облегчением отозвался Максим.

— Хорошо, — Женька облегчённо улыбнулась, бодрее отпиливая подрумянившийся яичный край. — А то мне кажется, ей одиноко. Спасибо!

— Да не за что, — Максим всё ещё не мог поверить, что вопрос был только в отмечании дня рождения.

Потому что Танька ему нравилась. Как и Женька. Не настолько, чтобы бросать её. Но всё же. И Максим подспудно ждал, когда Женька всё поймёт и припрёт его к стенке. Поэтому по возможности старался уходить от разговоров о Таньке.

А теперь с ней предстоит отмечать её день рождения. Но Женька же будет с ними. Поэтому надо держать ухо в остро. Но это, скорее всего, будет не сложно. Всё должно быть нормально.

Максим заставил себя расслабиться и ответить, наконец, Женьке, что они будут дарить Таньке. Ответить, что он не имеет ни малейшего понятия.

Глава 14. Третий — не лишний

Танька явно смущается. Пытается это скрыть, демонстрируя самоуверенность на грани развязности. Но по рваным движениям и постоянным поправлениям то причёски, то платья всё становится понятно.

Прическа у Таньки — тщательно завитые широкими пружинками локоны. Дерни — и они сами вернутся в исходное положение. Хотя лучше не дёргать. Танька завивала их не меньше часа, в процессе которого не стеснялась во всех доступных выражениях. Так что у того, кто попытается испортить залитый лаком причесон, будут немалые проблемы.

Платье на ней непривычное — спокойного зелёного цвета, с нежными очертаниями роз и собранное широкой резинкой на талии. С рукавами колокольчиками и ажурным воротничком. Разве что как обычно короткое — Таня из принципа не признаёт вещи ниже колена. И цветастый подол она то и дело