Община - Виктория Анкай

ни на чём, кроме достаточно большой кровати у стены. Вполне обычной, с деревянным изголовьем, на широких массивных ножках, заправленной синим покрывалом...

Сглотнула слюну, против воли наблюдая за тем, как Лука проходит по комнате, как захлопывает какую-то молитвенную книгу в красной обложке, лежавшую на небольшом столике, как кладёт её в стопку к другим книгам, как включает настольную лампу и просматривает какие-то записи в тетради...

- Молитвы какие знаешь? - задал вопрос будто между делом...

Опешила слегка. Наконец развязала узел, снимая надоевшую за весь день косынку.

- Одну знаю... - невольно покраснела. - "Отче наш" которая...

- Мммм, - Лука тихо усмехнулся, не поворачивая головы. - И то хорошо... - он взял ручку, пометил что-то в тетрадке на полях. - Вот это завтра выучишь, я тут подписал... Трисвятое и молитву мытаря. Для начала хватит. Это перед сном читать положено, - он наконец бросил угрюмый взгляд в мою сторону. - Утреннюю завтра перепишу для тебя. Потом уже дам молитвенник...

Никогда не думала, что разговоры на религиозную тему могут вызывать такие противоречивые ощущения - от стойкого сопротивления до понимания собственной никчемности. И при этом ни грамма желания действительно что-то понимать и учить...

- Хорошо, - кивнула, теребя платок в руках. Почему-то изобразить скромность, как учила баба Маша, никак не удавалась - если я опускала глаза, то непременно задирала подбородок как можно выше, что, по словам той же Марии Михайловны, служило признаком гордыни. Ну а как иначе?! Меня, вообще-то, всю жизнь с каждого утюга учили отстаивать собственные границы, права и принципы...

- Бери, - Лука протянул тетрадь мне, не сходя с места.

Раздражение. Сложно самому сделать пару шагов?! Будто это мне нужно, а не ему...

Послушно просеменила по ковру. Протянула руку, забирая исписанные красивым почерком листы. Тут же с вызовом повертела головой в демонстративном поиске того, куда теперь пристроить эти дурацкие рукописи...

- Вон тот ящик, - Лука указал на внушительных размеров комод у кровати, стоявший вместо прикроватной тумбы, - весь твой. Там рубашка для сна - Мария Михайловна передала. Завтра будем решать, где брать тебе одежду...

- Я могу съездить домой, - я вскинула голову, внутренне взрываясь ликованием по этому поводу - вырваться наконец отсюда, ощутить знакомый городской воздух, побывать в родных стенах квартиры... Небрежно швырнула тетрадь в ящик.

- Тут теперь твой дом, Хеония, - глаза так называемого мужа недобро сузились, голос приобрёл зычный наставительный тон. - Не надо никуда ехать, оставь прежнюю жизнь в прошлом...

Захлестнуло волной обиды, сопротивления и... ненависти. К этому по сути чужому человеку, к этому чуждому миру, к судьбе, которая привела меня сюда, к себе самой за собственную опрометчивую глупость...

Промолчала, чувствуя, как поднимающийся изнутри жар буквально плавит кости, кожу, разум. Как тело покрывается испариной от ощущения падения в пропасть - безысходность и обречённость...

- Ну что с такой ненавистью глядишь? - Лука будто смягчился, тяжело вздохнул. - Никто тебя сюда не звал. Но раз пришла по доброй воле, в том числе в мою спальню - делай что должно, - он прошёл мимо меня к окну, упёрся кулаками в подоконник, глядя на улицу. - Осмотрись, Хеония. Что непонятно - спрашивай. Тут шкаф - эта сторона вся твоя будет, - он, не оборачиваясь, указал на правую половину большого углового шкафа. Помолчал немного. - Утром в спальне можно навести порядок и оставить, к вечеру необходимо вытереть пыль и помыть полы, проветрить перед сном. Сейчас тепло, окна всегда открыты, если нет дождя, а зимой не менее получаса... Привыкнешь со временем, сама потом будешь понимать как лучше. Мои вещи без необходимости не трогай, что могу - я делаю сам, - он наконец неторопливо обернулся. Чуть присел на подоконник, сложил руки на груди. - Ну чего молчишь, как воды в рот набрала? Спрашивай.

Информация доходила туго и не запоминалась вообще. Она просто не откладывалась в сознании как нужная - я всё равно не собираюсь тут долго жить... Ведь не собираюсь же?!

- Спать... мы должны в одной кровати? - мой голос засипел и истерично сорвался на последнем слове.

Лука внезапно усмехнулся...

- Ты против? - он иронично вскинул бровь.

Где-то в глубине души трепыхнулась робкая надежда на то, что всё происходящее - лишь дурной розыгрыш...

- У меня есть выбор? - я тоже подняла взгляд, впиваясь глазами в его лицо.

- Нет.

Он ответил так просто и одновременно категорично, что все хрупкие призрачные надежды разбились под выстрелом одного единственного слова. И это было... настолько мерзко, будто под кожей хрустнули рёбра...

- Секс... Или как это у вас называется... Тоже будет?! - покраснела так, что сама затаила дыхание. Никогда не была ханжой, всегда любила пошлые шутки и не стеснялась обсуждать интимные темы, но сейчас...

- Как называется? - Лука вдруг нахмурил брови, глядя на меня с каким-то холодным презрением. - А это с какой стороны посмотреть - есть телесная близость, а есть плотские утехи, - он замолчал, шумно сглотнул. - Что-то из этого определённо будет. Ты первая, помнится, кричала на всю деревню, что от замужества страстей ждёшь...

Кричала. И что? Это же не значит, что я... Вот так сразу...

Опустила голову, не зная, что ответить. Да и как объяснить этому... воцерковленному мужлану, что я... что я в общем говорила, а не так конкретно...

- Подойди, Хеония.

Выдохнула. Зажмурилась на секунду, прежде чем сделать шаг...

- Меня. Зовут. Снежана, - процедила сквозь зубы, банально из принципа сглаживая собственную безвыходную покорность.

Лука смотрел. Напряжённо, настороженно, сурово...

- Хорошо. Снежана, - моё имя в его исполнении прозвучало непривычно, хрипло, на низких вибрациях...

От этой крошечной неожиданной победы стало не по себе - жар затопил всё тело, безжалостно превращая чувство триумфа в ощущение брезгливой стыдливости и абсолютной бесполезности собственного достижения. Будто надо мной изощрённо посмеялись...

Остановилась прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, не желая показывать смущение или робость. Тоже подняла глаза, разглядывая мужское лицо в тени полумрака... Почему-то вспомнила его утром в церкви - тяжёлые одежды, будто латы, равнодушный монотонный сильный голос, безжалостный ледяной взгляд, проникающий в самую душу...

Сейчас он был другим. Простая футболка, расслабленная поза, в глазах холодное любопытство учёного, протыкающего жука булавкой... Помнится, Мария Михайловна рассказывала, что бороду стричь и укладывать не положено, сама расти должна. И вроде даже сама и растёт, но... Я