Дом - С. Дж. Тилли

Губы Дома дергаются вверх. «Я имею в виду охоту».

ГЛАВА 29

Вэл

Я прохожу мимо кровати. Снова.

Уже почти полночь.

Дома нет уже десять часов, и я не знаю, нормально ли это для него или мне стоит беспокоиться.

Мои руки сжимаются в кулаки, отчего нежная кожа на левом безымянном пальце начинает пульсировать.

«Этот придурок», — шиплю я, тряся рукой.

Наконец, когда вооруженный охранник в коридоре передал мне пакет с едой на вынос, я поняла, что я действительно в деле. Типа, действительно в деле.

Я смотрю на четыре буквы «Доминик», обвивающие мой палец, и стараюсь не смотреть на «Только Смерть» под ногтем.

Не могу поверить, что он так со мной поступил.

Серьёзно, не могу в это поверить.

И я не могу поверить, что меня это не злит еще больше.

На самом деле, мне больше всего неловко, потому что, рано или поздно, я снова появлюсь на людях, и это будет выглядеть на мне настолько неуместно, что я уверена, что каждый прохожий будет пялиться на это.

Может быть, если я сделаю татуировку-рукав и покрашу ногти в черный цвет, она не будет так сильно бросаться в глаза.

После того, как Дом оставил меня здесь, я простояла в гостиной какое-то странное количество времени, а затем отказалась от попыток почувствовать себя комфортно в этом огромном пространстве и вернулась в спальню.

Я приняла душ после похорон. Затем я надела свои самые удобные спортивные штаны, и, поскольку они выглядели мягкими, я стянула с одной из вешалок Дома толстовку Йельского университета и надела ее тоже.

Потом я села на кровать с ноутбуком и принялась за работу. А Доминика все еще не было дома.

Тогда я села в мягкое кресло в углу спальни и погуглила Доминика Гонсалеса.

В основном фотографии с крупных городских мероприятий. В одном из заголовков статей рассуждали о его причастности к чикагской мафии. Но в целом их было на удивление мало.

Поэтому, конечно, я поискала Альянс.

Что привело к получению сообщения от Кинга, спрашивающего, почему я ищу их в интернете. Что затем привело к тому, что я захлопнул свой ноутбук и выключила телефон.

И теперь, когда делать больше нечего, я хожу взад-вперед. Интересно, есть ли выход из этого?

Я разворачиваюсь и иду обратно через комнату, когда меня останавливает какой-то звук.

Это была входная дверь?

Я на цыпочках подхожу к двери спальни и наклоняюсь к проему, чтобы прислушаться.

Шаги.

Все, что я слышу, это шаги, раздающиеся эхом по этой гигантской главной комнате. Но как, черт возьми, я должна знать, Дом это или кто-то другой?

Пока ты здесь, ты в безопасности.

Я отхожу от двери.

На лестнице раздаются шаги.

Это должен быть он.

Я продолжаю пятиться, огибая изножье кровати и переходя на ту сторону, на которой я спала прошлой ночью.

Разрываясь между поисками оружия и притворством спящей, я стою там, застыв, когда в дверях появляется Доминик.

Заметив меня, он останавливается, и я шумно выдыхаю.

«Ты меня напугал», — обвиняю я.

Он усмехается. «Это значит, что ты рада меня видеть?»

Я прищуриваю глаза. «Я боялась, что это может быть убийца с топором. Так что, конечно, я рада, что это ты».

«В следующий раз я…» Дом замолкает, и я прослеживаю его взгляд до своей груди. «Хм, мне это нравится».

Я дергаю за ткань. «Тебе нравится, когда я одета в твою мешковатую одежду?»

«Мне нравится, как ты освещаешь мою альма-матер».

Мои глаза расширяются, и я снова смотрю на толстовку. «Ты учился в Йеле?»

Он обходит кровать и подходит ко мне. «Да, все хорошие школы были переполнены».

«Я думала, ты его украл». Я отступаю на шаг. «Я не знала, что в Лиге плюща есть гангстерские курсы».

Дом рычит, и я это ненавижу. Потому что я хотела бы, чтобы он делал это чаще. «Чёрт возьми, Валентина, ты мне нравишься».

«Я… Ну… ты мне не нравишься». Жар моих слов ослабевает, когда я торопливо забираюсь на кровать. Единственная оставшаяся мне форма побега.

Его смешок дает мне понять, что моя колкость не достигла цели. «Я тебе нравился когда-то. Понравлюсь снова».

Я фыркаю и натягиваю одеяло до подбородка. «Твоя сторона кровати там». Я киваю головой в другую сторону.

Он садится на матрас рядом с моим бедром. «Дай мне свой палец».

Я поднимаю средний палец.

"Мило."

Я держу левую руку под одеялом. «Зачем? Ты собираешься попытаться заполнить миллиметр пустой кожи, который ты оставил?»

Дом держит в руках небольшую банку, которую я не заметила.

Только тусклые потолочные светильники горят, но я узнаю белую банку и синюю крышку. Поскольку меня всегда завораживали татуировки, я посмотрела все о подготовке и уходе. И я думаю, что это мазь, используемая для того, чтобы ваша татуировка выглядела хорошо.

Не желая отпускать свое неповиновение, даже лежа на спине, я держу руку там, где она есть. «Извини, что разочаровываю тебя, но эта татуировка — не совсем то, что я хочу. Так что сохранение ее привлекательности не является для меня главным приоритетом».

«Две вещи».

«С тобой всегда происходят две вещи», — бормочу я.

Доминик выглядит так, будто пытается не улыбаться, но у него ничего не получается. «Две вещи», — повторяет он. «Во-первых, что хуже? Иметь татуировку, которую ты не хочешь, или иметь татуировку, которую ты не хочешь, но которая к тому же выглядит плохо?» Я не даю ему ответа. «И, во-вторых, я уверен, что твой изящный пальчик болит. Это поможет». Он встряхивает банку.

«Мои пальцы не изящны». Я ворчу. Я знаю, что ворчу, потому что ненавижу, что он прав.

Он поднимает темную бровь. «Ты уже забыла о том времени, когда мы клали руки ладонью к ладони? Твои пальцы чрезвычайно изящны по сравнению с моими».

Он рассказывает о нашем первом полете на самолете.

Поскольку я не хочу это обсуждать, и поскольку мой палец действительно болит, и поскольку — ладно, он прав — я не хочу, чтобы татуировка плохо зажила и выглядела еще глупее, чем сейчас, я вытаскиваю руку из-под одеяла.

«Я все еще злюсь», — говорю я ему.

"Я знаю."

«Это было неправильно, Дом».

Его глаза слегка прищуриваются, но он не отвечает, откручивая крышку и проводя кончиками пальцев по поверхности вещества.

«Я смогу это сделать». Мои челюсти сжимаются. Я не хочу, чтобы он обо мне заботился.

Дом ставит банку на тумбочку. «Я это сделаю».

«Нет», — начинаю я,