По лезвию судьбы - Алина Савельева

— Нет. Вам пора под каблук. С Полинкой договорись.

На смотре, как всегда в это время, полно народу. Глядя на снующий туда-сюда народ, узнавал себя. Вчерашнего. Может, кто-то из них тоже выбрал такую жизнь, чтобы в бешеном ритме не было времени думать о своих проблемах. Позволь я себе более размеренный и менее насыщенный образ жизни, точно бы превратился в унылое дерьмо.

Батя, конечно, любитель причинить добро. Только ему и в голову не приходит, что он натворил своими благими намерениями.

Я бы отпустил ее, если бы мог. Если бы она ушла в нормальную жизнь, а не на чердак. Если бы была здорова. Сдох бы сам наверняка, но ее бы уберег.

Прогуливаясь по смотровой площадке, откуда можно оценить масштабы города и увидеть все сталинские высотки, застыл на самой верхней точке. Восемьдесят метров над уровнем Москвы-реки, захватывающий вид ночной столицы.

Я не боюсь высоты, змей и какие там еще бывают фобии. Не спасую в драке. Меня вообще трудно чем-либо напугать. Но сегодня, в самолете, наверное, впервые в жизни боялся спросить напрямую у Кати. Боялся услышать ответ, что даже тряслись руки. И не зря. Не нарушила ни одного пункта. Не влюблена. Все пункты контракта обернулись против меня. И хотя отношения приобрели совершенно иное наполнение, все же закончились наши итальянские каникулы.

Ноги, наверное, сами принесли в излюбленную харчевню Марата, и я решил купить для Кати шоколадный десерт.

— О, какие люди! — приветствовал меня парень за барной стойкой, даже не помню, как его зовут.

— Здорово. Мне с собой «Три шоколада».

— А за друзей платить не будешь? — криво усмехнулся парень.

— Не понял.

— Это, конечно, не мое дело, хоть ты и воротишь нос от таких как я, от обслуги…

— Путаешь меня с кем-то? Я считаю любую профессию достойной.

— Ну-ну. Ладно. В общем, вы же нас не замечаете, мы как мебель. А вот мы все слышим и видим. Твои друзья называют тебя лошком и фраером ушастым, что по сути одно и то же.

— Кто?

— Да все. Блондинчик этот, Ден. Крис с Юляхой... да все, с кем ты тут крутился. В последнее время у них только и разговоров, что лошара соскочил, приходится дешевым пивом и желтым полосатиком давиться.

— А с чего ты мне это решил сказать?

— Да я вообще-то давно в фан-зоне у вас обитаю. Правда, больше с основным составом, но и ваши игры посещаю, когда могу.

— Понятно. Десерт давай и приезжай на базу. С пацанами познакомлю. Завтра с нами основной состав тренируется.

— А почему ты в феврале не поехал на показательные игры? Тебя же тоже хотели в основной?

— Занят был. Люблю экстремальный туризм. Горы, бункер и все такое.

— Ты просрал отличный шанс из-за путешествия? — изумленно восклицает парень.

— Ага. Я вообще первоклассный лошок, как оказалось.

Широким шагом двигая к машине, как будто уходил с поля, забив решающий гол. Фальшивая жизнь, фальшивые друзья и фальшивый я остались в прошлом. Мне не хотелось их искать, чтобы разбить морду Дену или поставить на колени девок. Вакцина-Катерина заразила меня своим умением прощать и оставлять все обиды в прошлом. Не тратить жизнь на негатив. Теперь понятно почему. Не уверена, что болезнь не усугубится и не оборвет ее жизнь в любой момент.

От этих мыслей в венах стыла кровь, превращаясь в куски расколотого льда с острыми краями, врезающимися в плоть. Но Ник сказал, что это лечится. Иногда совсем просто, иногда сложнее. Но главное успеть. И ей, оказывается, нельзя пить. Совсем. От алкоголя уровень тромбоцитов падает до критического, поэтому остались такие ужасные черные синяки.

Просыпаться совсем не хотелось. Мой личный Эдем с ароматом персика и покрывающих меня мурашками с головы до ног прикосновений нежной кожи. И если построившегося на утреннюю зарядку пионера я еще мог держать в узде, то руки уже блуждали, исследуя каждый миллиметр любимого тела.

Катя распахнула глаза и сонно улыбнулась. Как у неё получается просыпаться в хорошем настроении всегда, улыбаться новому дню, или это для меня?

— Я запомнила, что мне приснилось, — сонным голоском шепчет Котенок.

— Расскажи.

— Я покажу, — прошептала Катя и прижалась губами к моим.

Кажется, мы видели один сон на двоих, ну или она — версию для всех, а я — «восемнадцать плюс».

Сонная, сладкая девочка дарит мне свой нежный поцелуй, лежа на боку, в капкане моих рук. Но уже через пару секунд мы жадно впиваемся друг в друга, как будто я не на три дня уезжаю, а в армию ухожу.

Как пацан, впервые дорвавшийся до женского тела, оглаживаю, сжимаю в руках мою богиню, нет ни капли терпения, ни толики желания остановиться, растянуть удовольствие. Как отрезало из памяти, что ей еще нельзя. Но красным индикатором мигает, что нужно быть предельно осторожным с хрупкой малышкой.

Забираюсь рукой в пижамные трусики, со стоном выдыхая в ложбинку между круглых полушарий груди, ага, я уже тут. Выносит и распирает от влажной плоти, шелковых складочек, от стонов и отзывчивости моей малявки. Но осознание, что моя женщина хрупкая и чувствительная, побуждает вести себя заботливо, избегая грубых движений.

И чуть не оказалось фатальным для меня. Я не чувствовал себя комфортно и уверенно, это мешало, сбивало, отрезвляло. Но Катя, словно почувствовав мою тревожность, смело и уверенно, проведя ладошкой по животу, остановилась на беснующимся звере через тонкую ткань боксеров. И, поглаживая его, открыла глаза, в которых бушевал десятибалльный шторм желания.

Стянул трусы мгновенно, хочу ее прикосновений без преград. И чуть не взвыл от нахлынувших ощущений нежной руки, сжимающей все тяжелеющий от бешеного притока крови член. Ее запах, ее вкус, ее сладкие звуки стонов возвращают меня в опьяненное состояние, и нарастающее возбуждение приятным покалыванием и жаром разливается по телу. Заставляя отключиться от всех мыслей, учащая дыхание и пульс.

Ловлю с ней зрительный контакт, приподнимая и заставляя ее положить ногу на мое бедро. Упираясь, с легким нажимом провожу головкой в преддверии своего личного рая. И погибаю в ее глазах цвета горького шоколада, потемневших и затянувшихся поволокой.

— Максим... хочу... тебя, — прерывисто говорит Катюша.

Внутри все уже дрожит от напряжения, и я одним движением проталкиваюсь, чувствуя еще не привыкшие и сопротивляющиеся мышцы стенок, но уже влажные и окутывающие меня как узкая бархатная перчатка.

— Ti amo... — снова шепчу