Айрис Джоансен - Золотая валькирия

Хани оказалась совершенно права. Лишь только она выскользнула за дверь, дождь и ветер набросились на нее с бешеной яростью, и в несколько секунд Хани промокла насквозь. Впрочем, ей было не до неудобств, которые причиняли мокрая одежда и льющая по лицу вода: просто устоять на ногах под напором урагана было очень нелегко. Хани пришлось сильно наклониться вперед, навстречу ветру и дождю, прежде чем она сумела сдвинуться с места.

К счастью, обсаженная пальмами аллея шла под уклон. Правда, земля так сильно размокла, что Хани не столько бежала, сколько скользила, отчаянно размахивая руками и думая только о том, чтобы не упасть. Но все равно она несколько раз потеряла равновесие и в результате затратила на дорогу целых пятнадцать минут вместо обычных пяти. В конце концов ей все же удалось благополучно спуститься на побережье, но к тому моменту, когда сквозь плотную пелену падающей с неба воды проглянули размытые очертания коттеджа, Хани была в состоянии, близком к панике. Дождь лил как из ведра; бурные волны, гонимые шквалистым ветром, наступали на берег, и Хани со страхом подумала, что коттедж уже могло затопить.

Споткнувшись о залитую водой верхнюю ступеньку крыльца, Хани схватилась за косяк и только чудом не упала еще раз. Когда она с трудом распахнула разбухшую входную дверь и шагнула в гостиную, вода, до сих пор едва просачивавшаяся в узкие щели дверной коробки, хлынула следом за ней и стала растекаться по каменному полу.

В гостиной было пусто; Хани не стала там задерживаться и прошла прямо в студию. Здесь тоже было пусто и голо, но вода еще не успела протечь сюда, так как от гостиной студию отделял высокий каменный порожек. У стен не было ни одной картины, но когда Хани распахнула дверь в чулан, она убедилась, что ее беспо-койство было не напрасным: в темном углу крошечного закутка стояли три свернутых в трубку холста. Один был совсем маленьким, но два других имели довольно внушительные размеры; среди них была и "Вечерняя лагуна".

С облегчением вздохнув, Хани схватила драгоценные рулоны в руки и, тщательно проверив полки, выбралась из чулана.

Вода плескалась уже почти вровень с порожком студии, и времени у Хани оставалось в обрез. Торопливо расстелив на полу принесенный с собой брезент, она тщательно завернула каждую картину в несколько слоев тяжелого плотного материала. На всякий случай Хани захватила два запасных куска, и теперь, когда она хорошо представляла себе, что творится снаружи, решила, что этот брезент не будет лишним. Хани хотелось укрыть холсты понадежнее, чтобы донести их в целости и сохранности – было бы очень неприятно, если бы после всех усилий картины пострадали на обратном пути в усадьбу.

С опаской поглядывая на воду, которая уже перевалила порожек и теперь огибала ее слева и справа двумя осторожными струйками, Хани поспешно завернула все три упакованных шедевра в один самый большой кусок брезента и перевязала обрывком шпагата, найденным на рабочем столе Ланса.

Пока она возилась, вода уже достигла ее ног, залила весь пол студии, затопила чулан и теперь заметно прибывала. Торопливо вскочив с колен, Хани бросилась к дверям, прижимая к груди драгоценный сверток. В гостиной воды было уже больше чем по щиколотку, и Хани испытала новый приступ паники, когда, борясь со встречным течением, пробиралась к выходу. Если внутри так скверно, то каково же снаружи?

Снаружи оказалось хуже некуда. Едва сойдя со ступенек крыльца, Хани погрузилась в холодную, бурливую воду почти по самые бедра. Сражаясь с ударами соленых океанских волн, которые бешено плескались и танцевали вокруг, она едва не окунула в воду картины. Прижав сверток к груди и с трудом переставляя ноги, Хани начала пробираться в ту сторону, где, как ей казалось, начиналась ведущая к усадьбе аллея.

За время, проведенное ею в коттедже, ураган, казалось, стал еще сильнее. Он не давал ей дышать, ослеплял, бросая в лицо пригоршни воды, и Хани брела почти наугад, так как за потоками ливня невозможно было ничего разобрать уже в двух шагах. Несколько раз налетающие волны предательски толкали ее в спину, и Хани чуть не падала, но, с трудом удержав равновесие, она продолжала идти туда, где должна была находиться аллея.

Наконец из серо-свинцовой мглы показалась скособоченная тень пальмы. То и дело оскальзываясь на глинистой почве, Хани поспешила к ней и привалилась к ее мокрому шершавому стволу. Пальма сильно кренилась под ветром и жалобно потрескивала, но Хани решила хотя бы ненадолго задержаться здесь, чтобы перевести дух. В боку у нее кололо, колени дрожали от напряжения, а дыхание стало частым и хриплым.

Отведя с глаз намокшие волосы, Хани ошеломленно огляделась по сторонам. Она даже не подозревала, что в мире может быть столько воды. Понять, где кончается суша и начинается океан, было совершенно невозможно: со всех сторон ее окружала вода и ходили высокие, пенистые волны. Кроме того, неослабевающий дождь существенно ограничивал видимость.

Поглядев себе под ноги, Хани машинально отметила, что вода достает ей уже только до колен, и попыталась представить, как высоко по склону она успела подняться и сколько ей еще предстоит пройти, чтобы море не смогло до нее дотянуться. Когда из этого ничего не вышло, она только крепче прижала к себе сверток с картинами и решительно оттолкнулась от шершавого ствола. Почему-то Хани казалось, что ей осталось пройти еще совсем немного. Чувствовала она себя, во всяком случае, так, словно позади было несколько миль нелегкого пути.

Однако пройти ей удалось всего несколько шагов: внезапно поскользнувшись, Хани с размаху упала на оба колена и только чудом успела прижать к груди сверток. Мутная, глинистая вода бурлила вокруг ее бедер, но Хани не могла даже пошевелиться. Она слишком устала, чтобы сразу же вскочить и идти дальше, ей нужно было собраться с силами, прежде чем решиться сделать хотя бы еще один шаг.

– Боже мой, Хани! Я тебя убью!!!

Хани медленно подняла голову и даже не очень удивилась, увидев перед собой Ланса.

"Какой же он мокрый!" – отстранение подумала она. В самом деле, светло-голубые джинсы Ланса потемнели от дождя и облегали его сильные стройные бедра, словно вторая кожа, а сквозь прилипшую к телу белую хлопчатобумажную рубашку просвечивала бронзовая грудь. За дождем Хани не могла рассмотреть выражения его лица, но, судя по тону, принц был в ярости.

"Превосходно… – подумала Хани. – Только этого мне не хватало!"

В самом деле, она столько натерпелась, спасая эти драгоценные картины, а в результате только сумела вывести Ланса из себя. Впрочем, рассчитывать на благодарность не приходилось: ведь для него они не представляли никакой ценности…