Шарлотта Лэм - Жизнь за любовь

— Они делают отличные гамбургеры, — радостно сообщил Брик.

— Возможно, из конины, — ядовито вставил бас-гитарист,

Брик явно занервничал.

— Вы меня разыгрываете… Французы не едят лошадей, правда?

Но все, к полному ужасу Брика, согласно закивали. Брик позеленел.

Филипп засмеялся.

— Ну вот, осталось совсем чуть-чуть, дорогая. Первая группа отлично разогреет публику для тебя. — Он глянул на часы и озабоченно заметил: — Вам остается пять минут. После этого музыканты первыми должны выйти на сцену, а за ними наступит и твой черед.

Вся в испарине, Энни ринулась в свою гримерную. Подставила шею под холодную воду, это помогло, и она принялась подправлять грим. В это время раздался стук в дверь.

— Энни!

Девушка замерла. Это был голос Марка. Что ему нужно? Она вовсе не ожидала его появления. Ей пришлось дважды сглотнуть, прежде чем она обрела возможность произнести хоть слово.

— Да?

— Музыканты уже на сцене, У тебя всего пять минут.

— Ох!.. — У нее снова свело желудок. В этот момент дверь в гримерную приоткрылась.

— Можно мне войти?

— Нет! Уходите! Где Филипп, где Диана? — лихорадочно твердила Энни. Она была на грани паники.

— Прекрати, — раздался спокойный и властный голос Марка. Он поймал ее и крепко прижал к себе, несмотря на сопротивление.

— Оставьте меня в покое! Почему здесь нет Дианы? Она всегда бывает со мной. И где Филипп? Куда они все подевались? — Девушка рванулась из объятий Марка, борясь со жгучим желанием крепко прильнуть к нему…

— Все наверху и ждут твоего выхода. Я сказал, что провожу тебя. Здесь, во Франции, ты моя гостья, поэтому я и сказал им, что сам буду заботиться о тебе. — Его руки гладили ее волосы, нежно, ласково, словно успокаивая насмерть перепуганную зверушку.

— Я привыкла, что они всегда рядом, — хмуро буркнула Энни. — Мне они нужны.

— Нет, Энни, они тебе не нужны, — мягко возразил Марк. Его губы дотянулись до ее виска. — Ты сказала, что уже взрослая, значит, тебе больше не нужно, чтобы Филипп и Диана все время были рядом.

— Но я не нуждаюсь и в вашей помощи! — воскликнула девушка, а самой уже так хотелось уткнуться лицом ему в шею. От запаха его кожи она чуть не потеряла сознание, так сильно участился у нее пульс. Ей снова вспомнились ночные кошмары, когда Марка убивали и он умирал. И слезы хлынули из ее глаз.

— Так ли, Энни? — прошептал Марк. Он провел рукой по ее спине, прижимая девушку к себе. — А мне ты нужна! Как воздух, как солнце, как небо!

Девушку затрясло еще сильнее.

— У меня были те самые кошмары, пока я отдыхала в отеле, — прошептала она. — Они повторяются снова и снова. Ну зачем вы пробудили во мне эти ужасные сновидения? Я никогда ими не страдала до встречи с вами. А теперь мне кажется, что они будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Сны о том, чего я не помню…

Марк поцеловал девушку в ее мокрые глаза.

— Не думай об этом сейчас. Иди и пой.

— Я не могу, — жалобно вздохнула девушка, почти повиснув на Марке.

— Конечно же, можешь, — подбодрил он ее. — Я буду там, и ты будешь петь для меня.

Энни услышала властные нотки в его голосе, и ее измученное сердечко дрогнуло в ответном порыве. Губы Марка жадно искали ее губы, и девушка перестала противиться. Она подставила ему свои губы, обвила его шею руками, теснее прижалась к нему. Она солгала — Марк ей действительно был нужен.

Он первым вырвался из объятий, тяжело и неровно дыша, с потемневшим лицом.

— Пора идти, — выдохнул Марк и повел ее к двери.

В коридоре толпились люди, выскочившие взглянуть та знаменитость. Они улыбались ей, похлопывали по плечу, когда она проходила мимо, пожелания удачи звучали на английском и французском языках. Энни не слышала ни единого слова из всего этого, лишь заученно улыбалась и кивала в ответ, механически переставляя ноги. И вообще ей казалось, что она идет не на сцену, а на эшафот.

Марк и Энни остановились перед сценой, невидимые для зрителей. Его рука все еще обнимала девушку за плечи. Подоспели Филипп и Диана, чмокнули девушку в щечки, но и тут Марк не ослабил своих ободряющих объятий. Энни немного встревожилась от взглядов, которые ее друзья бросили на нее и Марка, в них явно читалось и любопытство, и удивление, но пока они воздержались от расспросов.

На сцене в ярком и блестящем красно-белом наряде красовался конферансье и разогревал публику, подготавливая к ее появлению, и зрители ревели во всю мочь: «Энни! Энни! Энни!» Наконец конферансье добрался до главных слов: «А сейчас перед вами выступит… — загрохотала барабанная дробь, — леди, ради которой вы все сегодня пришли. Она прибыла во Францию и начинает здесь свои первые гастроли… — Снова его речь перебила долгая дробь и громкие вопли публики. — Давайте покажем же ей, как мы ее любим… эту дикарку, эту чудную маленькую девчушку. — Его слова вновь перебили барабаны. — Энни Дюмон!»

Зрители вновь заревели от восторга. Марк чмокнул девушку в макушку и мягко подтолкнул ее вперед. Девушка, выполняя заученные движения, выбежала на черный круг посреди огромной сценической площадки, а вокруг нее бушевала разгоряченная публика. Голубой луч прожектора упал на нее. В круге света она приподняла руки в том умоляюще-беззащитном жесте, который так нравился Филиппу, что он настаивал, чтобы его подопечная именно с него начинала и им оканчивала каждое выступление: ноги врозь, руки широко разведены в стороны, словно девушка хотела обнять всех зрителей.

Приветственные крики звучали повсюду. Девушка засмеялась и сумела преодолеть внутреннюю скованность.

— Привет! Как жизнь? — по-французски приветствовала всех девушка.

— Привет, Энни! — ревела в ответ публика.

— Я так рада вас всех видеть, — продолжала Энни, наконец-то припомнив слова из сценария, написанного для нее Филиппом, и теперь все у нее пошло гладко.

К тому времени, когда надо было начинать петь первую песню, публика была приручена, Энни это почувствовала. Хотя зрители не были видны в темноте, она знала, что они смотрят на нее не отрываясь. Все волнения были забыты. Она чувствовала необычайный подъем духа.

Затем на сцену высыпала группа танцоров. В темноте ярко сверкали их костюмы. Энни принялась представлять каждого из них по имени. Публика всякий раз взрывалась оглушительными аплодисментами. Потом Энни танцевала с ними, потом снова пела. Пока звучала ее меланхолическая песня, в зале стояла такая тишина, что, казалось, можно было услышать даже шорох упавшего волоска. Когда песня кончилась, публика шумно вздохнула и мгновением позже взорвалась бурной овацией.

Потом Брик выдал нескончаемое соло на барабане. Дробь возносилась в высь синего вечернего парижского неба. И это соло полюбилось публике. Брик мгновенно превратился в знаменитость, его имя повторяли вновь и вновь, пока не замерла барабанная дробь. Он неустанно кланялся, улыбаясь во весь рот. Для всей группы Энни тот вечер оказался на редкость удачным. Энни снова и снова выходила петь, похоже было, и ее и музыкантов не отпустят со сцены. Всякий раз, когда они пытались завершить концерт, неумолкаемый рев публики звал их назад. Но вот наконец они ушли со сцены и больше не вышли. Все сияли, смеялись от радости так бурно, что казалось — вот-вот взлетят на воздух. Стреляли пробки от шампанского, вино пенилось в бокалах. Все целовались, обнимались, но больше всех доставалось Энни. Ее так душили, что она боялась наутро оказаться вся в синяках.