Коринн Майклс - Утешение

Ринель снова садится на кровать и скрещивает ноги.

В следующем ящике его брюки. Я вытаскиваю каждую пару и проверяю карманы в поисках Бог знает чего, но мне нужно что-нибудь… что угодно.

— Тупой ублюдок, — каждый раз, когда ничего не нахожу, я злюсь все больше и больше.

Я открываю дверцу шкафа и начинаю вытаскивать все его вещи. Нахожу карманный ножик в его штанах, и ярость поглощает меня. Мне хочется вырвать все эмоции из себя. Прогнать боль, которую он умудрился вызвать из могилы.

— Надеюсь, она того стоила! — плачу я, когда режу ножом его любимый костюм. Ткань разрывается на части, как и моя душа.

— Ты закончила? — спрашивает Ринель, сидя на кровати.

— Нет! — я возвращаюсь к шкафу, достаю его форму и режу ее на части. — Как? Вся моя жизнь была посвящена тебе! — нож отрывает еще кусочек. Я бросаю его, и он со стуком отскакивает от деревянного пола. Это единственный звук, который пронизывает воздух.

Я стою у шкафа и вздыхаю. Это бьет меня, словно кирпичом по груди. Я могу вдохнуть его запах, как если бы он стоял позади меня. Сильный запах гвоздики и мускуса, но вместо грусти... Я хочу увидеть, как все это превращается в пепел.

— Ладно, я пойду, сделаю попкорн, — говорит Ринель и откидывается на спинку кровати.

— Я ненавижу этот дом! Я хочу сжечь его, — кричу я, но Ринель сидит, не говоря ни слова. — Скажи что-нибудь!

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? Разрушь его, сожги дотла… делай то, что должна, чтобы начать исцеляться.

Я оглядываюсь обратно на шкаф, где лежат его разорванные рубашки, словно по ним прошелся зверь.

— Теперь ты счастлив? — я хватаю рубашку и разрываю дырку, делая ее еще больше. Карман рвется, а я продолжаю разрывать все, что попадается мне на глаза. Я чувствую вкус соли моих слез, но продолжаю уничтожать его вещи. — Видишь меня? — я кричу в потолок. — Ты видишь, что ты со мной сделал? Я ненавижу тебя! Ты разрушил меня!

Ринель дотрагивается до моего плеча, и я падаю в ее объятия.

— Он не разрушил тебя. Я думаю, что он просто освободил тебя.

Я вытираю глаза и глубоко выдыхаю.

— Мне нужно в душ.

— Да, тебе нужно. Иди, приведи себя в порядок, и мы пойдем, подышим свежим воздухом и поговорим.

— Большой обезжиренный мокко с белым шоколадом, пожалуйста, — я заказываю свой напиток и сажусь в кресло напротив Ринель.

— Она может нести полную чепуху, — она пытается убедить меня в третий раз за сегодняшний день.

Я смотрю в окно и стараюсь найти ответ, который не заканчивается на «пошел ты».

— Мы с тобой обе знаем, что это не так. Она была на его похоронах.

— Этот день был для тебя, как в тумане. Ты уверена, что это действительно была она?

Арабелла играет и улыбается, выбрасывая игрушки из своей коляски. Мы сидим на террасе.

— Знаю, что так и было, но я чувствую сердцем.

Ринель откидывается на спинку кресла и качает головой.

— Может быть. Я не знаю. Я знала, что у тебя и Аарона не все было идеально. Я чувствую, что тебе нужно вспомнить. Можешь ударить меня, но я все равно скажу это: его здесь больше нет, Ли, — она судорожно выдыхает. — Сейчас у тебя есть Лиам. Ты хочешь его потерять?

— Ты хоть понимаешь, как фигово все это? Реально, это настолько нелепо, что я даже не могу полностью это понять, — я начинаю бессвязно говорить. — Я вышла замуж за Аарона, как только выпустилась из старшей школы, следовала за ним повсюду. Я перенесла столько командировок, тренировок и всего остального дерьма, чтобы он, наконец, оставил ВМФ. Затем он начинает работать на Джексона, и в какой-то момент трахается с кем-то, пока я беременна. Ох, но подожди! — я взмахиваю руками, не прекращая говорить. — Он уезжает и где-то его к чертям взрывают! Да! Это моя жизнь! Но нет, все становится еще лучше, потому что было бы неинтересно, если бы я не продолжила… Я влюбляюсь в его лучшего друга, — говорю я и затем откидываюсь на спинку кресла.

О Боже!

— Влюбляешься, да?

— Я сказала «влюбляюсь»?

— Да, ты точно так сказала, — Ринель изучает меня поверх края чашки и затем делает медленный глоток.

— Я не… — начинаю я говорить. — Я не это имела в виду, — но слова застревают у меня в горле.

— Папапапапа! — Кричит Арабелла и бросает пустышку.

— Мамамамама, — говорю я, пытаясь заставить ее сказать мое имя. Она смеется и тянет ко мне руки. Я поднимаю ее и прижимаю к себе.

— Ты собираешься попытаться отвлечь меня, но мы обе знаем, что вы с Лиамом подходите друг другу. Ваши отношения имеют смысл.

Я крепко обнимаю свою дочь и целую ее.

— Каким образом? Мы целовались несколько раз, и из этого следует, что мы подходим друг другу? — спрашиваю я, подбрасывая Ару верх и вниз. Она хихикает, и мое сердце, что ощущалось пустым, наполняется любовью к ребенку.

— Может, я говорю со своей точки зрения. Он мне нравится. Он не такой, каким был Аарон. Я знаю, ты думаешь, что у вас был хороший брак, но ты помнишь все плохое? Ночи, когда он вел себя, как придурок, и злился без повода? Что насчет того, когда он уходил с Куинном и другими ребятами и не возвращался домой? Как легко ты забыла все это.

— Мы с Аароном никогда не были идеальными, но то, что было неправильным, делало нас правильными, — я защищаю свою жизнь и чувствую себя глупо. Он не всегда был великолепным. На самом деле, если говорить честно, много раз я была уверена, что мы не справимся.

Война меняет человека. Она заставляет когда-то светлое сердце становиться черным и циничным. Он был легко ранен в перестрелке в Ираке, но потерял всю команду, и эта потеря очень сильно на него повлияла. После этой миссии он уже никогда не был прежним. Я дала ему время и пространство, но когда он решил завязать с ВМФ, довольно долго все было плохо. Он был зол, и когда я забеременела, практически полностью отстранился от меня. Он не был рад, но он притворялся. Думаю, я тоже много притворялась. Я думала, если чего-то избегать, то оно просто исчезнет.

— Я знаю, что это нелегко, но дай себе немного времени.

— И он тебе все еще нравится после того, как ушел прошлой ночью? Я набросилась на него, умоляла его переспать со мной, а он сказал «нет» и затем ушел.

Ри фыркает и отворачивается, разочарованная во мне.

— Ты действительно хотела переспать с ним в ночь, когда узнала об интрижке своего мужа? Это то, что ты хочешь запомнить? Я думаю, что он, черт возьми, герой, что отказал тебе! — обычно Ринель не повышает на меня голос, но сейчас она ругает меня.

— Не осуждай меня, Ри.

Она прищуривается и сжимает челюсть.

— Ты что, под кайфом? Потому что невозможно, чтобы ты когда-нибудь сказала мне такое. Я никогда не осуждала тебя, Натали. Никогда. Ты ничего не знаешь, поэтому ты идиотка.