Одна на миллион (СИ) - Шолохова Елена

Я неизменно хвалю её талант, она молчит. Я даю ей задания, даже на интервью один раз уже отправлял, она всё исправно выполняет. Я опять хвалю, она опять молчит. Вот такое слабое взаимодействие при таком энергетически-мощном заряде. Этот заряд мы оба подавляем, как умеем. Я – потому что идиот. Она – чтобы никто ни о чём не догадался, хочет выглядеть сильной и гордой, девочка моя...

А сегодня мы столкнулись в лифте, столько избегали друг друга, а тут оказались вдвоём в замкнутом пространстве. И нескольких секунд наедине мне хватило, чтобы сорвало клеммы.

Я вошёл в кабину, Анжела уже была там. Встретились с ней взглядом, как будто сцепились, прикипели, а дальше всё как в тумане. Соприкоснулись плечами, пальцами, и вот она уже в моих объятьях. И губы её одуряюще мягкие, податливые и в то же время нетерпеливые. И пальцы такие нежные… скользнули по шее, нырнули в волосы...

Воздуха вдруг стало катастрофически мало, всего мало... Умер бы вот так, и это была бы самая сладкая смерть. Затем она оттолкнула меня: 

– Не прикасайся ко мне! Не смей! И не смотри так на меня, – в отчаянии бросила она. – Видеть тебя не могу! Не хочу тебя видеть! Никогда больше.

Анжела выскочила из лифта, а я привалился спиной к зеркальной стене, как пьяный. Еле отдышался, еле пришёл в себя. Прокатился на лифте вверх-вниз, пока сообразил, куда собирался. Было стыдно, но в то же время стыд этот какой-то странный, жаркий, волнующий.

И те мысли насчёт «уйти» из расплывчатых стали вполне конкретными и обоснованными. Ей неприятно со мной встречаться, я это понимаю. И для неё будет лучше поскорее всё забыть, ну и для меня тоже. И зачем я так с этим затянул? Хотя ясно, зачем. Потому что видеть её – кажется, единственная сейчас радость. И лишить себя ещё и этого… что останется-то? 

А во вторник, пока я колебался написать заявление прямо сейчас или немного повременить, всё решилось за меня.

Ещё утром в лифте я заметил, как коллеги из других отделов на меня косо посматривают. Оглядел себя в зеркало. Вроде нигде ничего не торчит, не запачкано, не расстёгнуто. И всё равно ловил взгляды, ускользающие, любопытные, прилипчивые. Возникло ощущение дежавю. Сначала смутное, потом понял, когда такое было – в мэрии. Тоже вот так все смотрели. И шептались по углам: жена Савицкого и Соболев? Кто бы мог подумать!

Но теперь-то что?

А выяснилось всё после обеда. Мне срочно понадобился сисадмин, на месте его не оказалось, но подсказали, что он отлучился на перекур. Я спустился в подвал, там, в одной из комнат, дымящая часть нашего коллектива организовала стихийную курилку. Вывернув с лестницы, в тускло-освещённый подвальный коридор, услышал голоса, в основном, женские.

– Кошмар! Он что, бессмертный?

– Да сволочь он похотливая! – воскликнул кто-то в сердцах. – Алку нашу вон бросил, но с Алкой у них хоть всё обоюдно было, но как она страдала потом! А этому хоть бы хны, тут же за другую взялся, кобель бесстыжий.

– Что-то не похоже, чтобы ваша Алка сильно страдала. С охранником нашим, с Витей, гляжу, вовсю уже крутит. Постоянно у него на посту торчит в рабочее время. И на стоянке их видели…

– Девочки, не путайте! Алла просто пытается жить дальше после того, как этот мерзавец её бросил. А он как ни в чём не бывало домогается теперь девчонки. Прямо на работе на неё напал! У её отца под носом! Совсем потерял всякий стыд. Она, бедная, еле отбилась, еле ноги унесла… Такого я даже от него не ожидала. Надеюсь, Рязанов устроит ему так, что небо в овчинку покажется. Пускай поганой метлой его выгонит отсюда.

Я замедлил шаг, а перед дверью приостановился. Что за бред они несут?

– Прямо так уж он и домогался? – фыркнула Сидорова, завхоз. У неё голос прокуренный, узнал сразу.

– Да не то слово! Это я ещё мягко выразилась. Набросился на неё как маньяк. 

– Зачем ему это? Так глупо рисковать… Да и как будто ему больше не с кем…

– Ну так-то она зачётная тёлочка, – хихикнул как раз сисадмин. – Я б такой тоже вдул.

– Ой, ну ты-то куда, Тарас, лезешь? – одёрнула его, кажется, девочка из кадров. – А с тобой, Ира, соглашусь, всё-таки Соболев умный мужик, и вообще нормальный. А эта Анжела, если честно, какая-то противная. Заносчивая, ужас. Я не удивлюсь, если она всё наврала. Специально всё придумала.

– Ну ей-то тем более зачем такие слухи распускать?

– Ну, может, они не сработались, – снова кадровичка. – Из-за неё вон Славика уволили, хороший был парнишка. И Стаса увольняют. Теперь ещё Соболева наверняка выпрут. Всех мужиков так разгонят. Ведь по любому, Рязанов ей поверит, а не ему. Дочь же. И Юлька, кстати, тоже от неё рыдала и говорила, что та ей грозила увольнением.

– Эта Юлька и сама хороша.

– Ну да, она та ещё штучка. Но Соболев не дурак, стал бы он вот так подставляться. В общем, я думаю, что она врёт. Мстит, может. Мало ли какие могут быть причины. Но жалко мужика будет.

– Ничего не жалко! Пусть этого кобеля вышвырнут отсюда, я лично только рада буду.

Мне даже стало любопытно, кто меня так неистово ненавидит, кому я так сильно насолил.

– Так я не понял, он ей всё же вдул или не успел?

– Тарас! – хором воскликнули. – Ну кто о чём!

– Так конечно! – не унимался Тарас. – Это ж самое интересное.

Как только я вошёл в курилку, сразу все смолкли. Увидели меня и смущённо отвели взгляды.

Всех я опознал верно: Сидорова, сисадмин, кадровичка, бухгалтерша Ира. Ну а хозяйкой неузнанного голоса оказалась Мария Иннокентьевна из планово-экономического, всегда такая любезная и улыбчивая, между прочим. Сама доброта… с камнем за пазухой.

– Тарас, – позвал я сисадмина. – Зайди ко мне.

Тарас явился минут через пять. Я без слов кивнул ему на принтер, который ни с того ни с сего забарахлил, мол, разбирайся с агрегатом. Тарас что-то там потыкал, понажимал, подёргал, потом сообщил, пряча глаза.

– Я его заберу к себе. Пока принесу другой.

– Валяй.

Тарас отсоединил провода, обхватил руками корпус.

– Погоди-ка, Тарас. Я как понял, тебя снедает любопытство. Так ты лучше у меня спроси, что тебя  интересует. Поверь, я про себя лучше знаю, чем Сидорова или Мария Иннокентьевна.

Тарас прижал принтер к животу, захлопал глазами.

– Я… не… – залопотал он, стремительно и густо краснея.

– Да брось стесняться. В курилке ж не стеснялся.

– Да я просто… ну так, поддержал бабский трёп. Со скуки. А так мне всё равно, кто там кого и как. Я вообще пришёл за минуту перед тобой, они уже трындели, мол, Анжела Рязанова всем рассказывает, что ты к ней… ну того… чуть ли там не изнаси… – Тарас взглянул на меня и осёкся. – Не было такого, да? Ну, я так и думал. Я, короче, пойду. Принтер вот тебе надо чинить. К технарям ещё обещал заскочить…

Тарас ушёл, оставив гадостный осадок. Почему всегда одно и то же происходит? Почему всем всегда есть дело до того, кто и с кем?

Притом я ничуть не усомнился, что ничего такого Анжела наплести не могла. Ну, может, самое большее, поделилась с Мариной переживаниями, они вроде как подруги, но сочинять и распускать по всем каналам такой бред, уж точно бы не стала. Не способна она на такое. Тем не менее про нас сейчас думают все черт-те что.

Я хотел поговорить с ней, зашёл в отдел, но Марина сообщила, что Анжела после обеда не возвращалась. И при этом смотрела на меня так, будто в курсе сплетен и всем своим видом пытается показать, что очень сильно мне сочувствует.

Чёрт, этот бред принимает уже нешуточные масштабы!

45. Вадим Соболев

Вечером, за час до конца рабочего дня, меня вызвал к себе Рязанов.

Неужели и до него дошли эти идиотские слухи? Но он же умный мужик, он не может в такую ересь поверить. Хотя, зная некоторые моменты моей биографии, вполне мог решить, что я взялся за старое.

У меня как раз сидела Марина, жаловалась, что планово-экономический не принимает заявку на бюджет на следующий месяц.