Мери Каммингс - Край земли у моря

Линк уже ждал в машине. Объяснять ему долго не пришлось — достаточно было всего нескольких фраз. Так же быстро они договорились о том, что можно пока предпринять.

С завтрашнего дня охранники, заметившие Рики, будут докладывать об его перемещениях Линку или, в его отсутствие, начальнику смены. Официальный предлог — проклятый итальянец начал чересчур досаждать своим вниманием жене «эль кефе». Она, как положено, пожаловалась мужу — и тот собирается в ближайшее время «поучить» негодяя и выкинуть с завода взашей, а пока что за этим типом надо присмотреть. Если кто-то из охранников проболтается, то подобная история никаких подозрений не вызовет, тем более что это вполне в духе латиноамериканских нравов и весьма похоже на правду.

После этого Дел подъехал на работу, дождался Кэти и сообщил, что у него возникли определенные подозрения в адрес Рики. Попросил срочно проверить его личность и связи и кроме того, по возможности, узнать, в каком возрасте и по какому поводу Рики подвергся обрезанию.

Когда она выразила удивление осведомленностью Дела в столь интимных деталях, тот выдал подготовленную версию с Лори. Остальное — обыскать машину и комнату подозреваемого, установить «жучки» и прослушивать телефонные разговоры — было стандартной процедурой.

И последнее... Оставив Кэти наедине с компьютером, Дел прошел в кабинет Меррика и открыл его запасным ключом, взятым в караулке — он не был уверен, что Кэти не оборудовала «жучком» и его собственный телефон. Позвонил в Штаты, Питерсу и попросил, чтобы тот как можно быстрее сообщил ему все данные на Рики, имеющиеся у службы безопасности фирмы. Сказал:

— Это нужно передать только лично мне или начальнику охраны. Моя секретарша работает на ЦРУ — а у них своя игра в этом деле.

Он боялся, что если подозрения относительно Рики оправдаются, ЦРУ просто не сообщит ему об этом — захочет проследить, выявить связи, установить наблюдение и так далее. Поэтому в данном случае желательно было получить информацию из независимого источника.

Вернулся домой Дел уже заполночь и обнаружил, что входная дверь заперта изнутри. В гостиной горел свет, и Карен открыла почти сразу.

— Что случилось?

— Ничего.

— Почему ты заперлась? И не спишь?..

Карен уже направлялась в сторону лестницы, но при этом вопросе остановилась.

— Я... б-боюсъ одна. Эту дверь можно... чем угодно открыть. Я услышала, что ты ушел, и... — она говорила запинаясь, словно через силу. — Последние дни я все время запираю двери, когда тебя нет... и на ночь.

— Это что, из-за Рики?

Она вздохнула, пожала плечами и кивнула.

— Ты думаешь, он может... снова попробовать тебе что-нибудь сделать? Прямо здесь? — Дел был не удивлен — ошарашен. Карен никогда ничего не боялась, и подобные страхи были абсолютно не в ее духе. Неужели она думает, что Рики осмелится явиться к ним в дом?

Карен медленно покачала головой.

— Он... очень нехороший человек... и очень опасный. У него глаза... ты не видел, как у наркомана были. — Она заговорила быстрее, с отчаянием в голосе: — Ты не понимаешь... он ненормальный, он на все, что угодно, способен. Я не за себя боюсь — за Томми. Он же маленький совсем. Этот... он может... обидеть его, понимаешь? — На глазах у нее выступили слезы; она сердито мотнула головой, смахивая их, и добавила — как-то очень безнадежно: — Не надо было мне его так злить... Теперь вот... — махнула рукой и пошла к лестнице.

Одним прыжком Дел догнал ее и резко развернул к себе.

— Ты что? Ты что, хочешь сказать, что тебе лучше было... согласиться? Ты...

Она дернулась, высвобождаясь, и вскинула голову.

— Да, я! Я сидела сейчас два часа с вот этим на коленях — ты даже револьвер куда-то задевал. Ты считаешь, что так лучше? — отступила на шаг, шевельнула рукой — сверкнуло, выбрасываясь, лезвие выкидного ножа.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Карен щелкнула пружиной, убирая лезвие, сунула нож в карман своих джинсовых шортиков — в них она выглядела совсем как школьница — и, уже не оборачиваясь, пошла наверх.

Томми не спал — наверное, чувствовал, что в последнее время в доме что-то неладно. Он морщился и похныкивал, пока Карен не дала ему немного воды с медом — попил и уставился на нее серьезными темно-карими глазами.

Она взяла его на руки — малыш тут же заулыбался и ухватился обеими руками за ее футболку, на всякий случай, чтобы не запихнули обратно в кроватку. Но она не собиралась класть его обратно — погасила свет и легла, не раздеваясь, на кушетку, обняв его обеими руками, прижав к себе и поглаживая. Почувствовала, как Манци пристраивается на подушке, прижимаясь теплым брюшком к волосам. Вот так... Позже, когда Томми заснет, можно будет переложить его в кроватку... а можно и не перекладывать.

На улице было тихо-тихо, только стрекотали какие-то насекомые, а может, и птицы — она никогда их не видела, только слышала иногда. По ночам здесь всегда было тихо, не то, что дома.

Она не спала — или спала? Странное состояние, когда связно мыслить уже невозможно, но что-то не позволяет провалиться в сон. Какая-то мысль, непонятно откуда взявшаяся, какие-то случайно услышанные слова, которые крутятся в голове — и пока не поймешь, откуда они взялись, заснуть невозможно...

 «Потерпи, скоро все это кончится — ты просто потерпи, ладно?» Откуда взялись эти слова и что они значили? Что-то, наверное, значили...

Голова была пустая, если не считать этих слов, которые крутились в ней, как заевшая пластинка. Карен встала, переложила в кроватку Томми, туда же — недовольно загундосившую кошку — и вышла из детской.

В гостиной было почти темно, горел только небольшой ночник из ракушек на низком столике для телефона. Она услышала легкий шорох и остановилась, потом медленно села на ступеньку и замерла, глядя вниз.

Дел сидел неподвижно и лишь слегка повернул голову, услышав ее шаги. Не было видно ни липа, ни выражения глаз — только этот упрямый и гордый поворот головы и руку, свешивающуюся со стула. Рука находилась почти у самого ночника и была видна четче всего — большая, жилистая, с длинными пальцами и резко выступающими венами.

Оба они не шевелились, оба не проронили ни звука — он смотрел на нее, а она — на его руку, расслабленно свисающую вниз.

Время текло незаметно. Сколько прошло — минуты, часы? — Карен не знала. В голове крутились какие-то обрывки мыслей... И опять эти слова: «Потерпи, скоро все это кончится — ты просто потерпи, ладно?» Ей вдруг показалось, что если вспомнить, откуда они и почему, то все сразу встанет на место. И эта рука, все время эта рука, от которой невозможно было отвести глаз — мешала она вспомнить или помогала?