Измена. Хочу тебя разлюбить - Чарли Ви

и все слова сожаления. Я сейчас была не в силах с кем-то вообще разговаривать.

Я присела на лавочку, наблюдая, как мелкие пичуги скачут по веткам рябины. Беззаботная жизнь. В природе смерть воспринимается намного проще. И вроде бы знаешь, что это неизбежно, но так тяжело отпускать от себя человека. Слёз больше не было. Видимо, я выплакала их всё ещё ночью. Но щемящее чувство одиночество до сих пор давило грудь.

Почему столько плохого произошло со мной за такой короткий период времени? Неужели я расплачиваюсь за исполнение мечты? Ведь все неудачи начались с появлением Глеба. Сначала ребёнок, теперь мама. Вспомнились слова старой соседки про то, что куда пришла смерть, уйдёт трое. На душе стало ещё пакостнее. Наверно, впервые можно было порадоваться, что больше у меня никого не осталось, значит, можно не бояться, что кто-нибудь ещё умрёт.

А ещё я хотела бы увидеть Кристину и посмотреть в её наглые глаза. То, что она якобы беременна, не давало ей никакого права заявляться к моей матери. Что она ей сказала ей? Узнать бы её адрес.

Ещё долго я сидела в одиночестве на скамейке перед больницей. Люди проходили мимо, солнце спряталось за домами, а я продолжала сидеть, не зная, куда идти и что делать. Возвращаться в дом к Глебу не хотела, уехать в деревню в мамин дом тоже не могла. И я наверно просидела бы так и всю ночь, если бы ко мне не подошёл Глеб.

— Поехали домой.

Я покачала головой.

— Ты только себе делаешь хуже. Перестань вести себя как ребёнок. Я не хотел, чтобы так получилось. Но уже ничего не изменить.

Он присел рядом и хотел обнять, но я отодвинулась.

— Я не хочу, чтобы ты меня трогал.

Мне действительно некуда было идти. И надо было с этим на сегодня смириться. Завтра я подумаю о том, как уйти от него. Завтра я подумаю о том, как похоронить маму. Всё будет завтра. А сегодня я позволю себе скорбеть о маме, о своей жизни и неудавшемся браке.

Я медленно поплелась к машине Глеба и села на заднее сиденье.

Мы ехали молча, каждый думал о своём. Отпуск и счастливые дни словно остались в другой жизни.

— Где живёт Кристина? — я спросила Глеба.

— Для чего тебе?

— Хочу увидеть её, посмотреть в глаза и спросить, как можно быть такой сукой?

— Я сам с ней разберусь.

— Ты уже разобрался.

— София, моё терпение не бесконечно. Я всё понимаю, но винить меня бессмысленно.

Я отвернулась к окну.

Когда зашли домой, я сразу закрылась в комнате. Пусть говорит что угодно, но я больше не пущу его в свою кровать. Один раз я уже простила его, второго шанса не будет.

Глава 49. Сестра

Последние три дня прошли как в тумане. Глеб помогал организовать похороны. Маму я решила похоронить на кладбище в нашем посёлке. Там на одном участке был похоронен дедушка и бабушка. Я думаю, она была рада моему решению, чтобы я не разделяла её с семьёй.

Приехала старшая сестра, больше для приличия, чем для помощи. Поминать решили по-простому: длинный стол, накрытый незамысловатыми блюдами и салатами, которые готовили я и мама Глеба. Именно она согрела меня своим теплом хоть немного. Не расспрашивая и не высказывая кучу ненужных слов, она просто помогала готовить, принимать гостей. Глеб заказал надгробный памятник, за что я была ему благодарна.

Люба — моя сестра, совсем не соответствовала своему имени. Она была высокомерна, с презрением относилась к слабым, а меня она всю жизнь такой и считала. Она была пробивной, болтушкой, всегда нравилась людям. Мы были противоположностями друг другу.

Я нарезала овощи для салата, когда Люба проснулась и сонная заявилась на кухню. Я видела, как Тамара Дмитриевна недовольно посмотрела на неё, но промолчала.

— Весь стол заставлен даже чаю не попить, — начала ворчать сразу, как зашла на кухню.

— Попей в зале, — машинально ответила я.

Её колкости и вечное недовольство я научилась не воспринимать. Пропускала мимо ушей.

— Вообще, не понимаю, зачем готовить весь день. Надо было кафе снять, и всё. Как будто мы не в двадцать первом веке живём.

— Надо было предложить раньше, мы бы скинулись и сняли кафе, — снова ответила я равнодушно.

— У тебя муж богатый, что он оплатить не может? Сами в коттедже живёте, на мерсе разъезжаете, а маме на похороны зажали.

Я подняла на сестру глаза, вся сдержанность и равнодушие испарились. Злость обожгла меня изнутри и рвалась наружу.

— Вот это всё, — показала на продукты, — оплатил Глеб. Памятник тоже Глеб купил, какого хрена ты наезжаешь на меня и моего мужа? Если тебе что-то не нравится, можешь сама всё организовать. Тебе никто не запрещает.

Краска бросилась мне в лицо, я чувствовала, как пульсирует в висках кровь.

— Вы меня даже не спросили. А раз начали делать, вот и делай сама, я даже палец о палец не ударю, — понесло Любу.

— Девочки, не ругайтесь. Всё-таки похороны вашей мамы, — попыталась нас успокоить Татьяна Дмитриевна.

— Знаете, давайте мы сами с сестрой разберёмся, — огрызнулась Люба в ответ.

В этот момент вошёл Глеб. Люба сразу присмирела, его вид действовал на неё магически, она сразу становилась покладистой и милой.

— О, Глеб, доброе утро! Как спалось?

— Я думаю глупый вопрос с учётом, что моя тёща умерла.

Он подошёл ко мне и погладил спину.

— Малыш, ты не устала? Может, тебя Люба сменит?

— Она не сменит. Ей не нравится идея поминать маму дома.

Глеб хмуро посмотрел на Любу. Та сделала вид, что ничего не услышала.

— Люба, в следующий раз подходи ко мне и высказывай все претензии мне в лицо, а не за спиной.

— Это моя сестра, и я это наши разговоры. А ты София опять, как нюня наябедничала на меня. Что ты за сестра такая? Вечно пытаешься меня выставить в дурном свете.

— Соне и не нужно рассказывать. У меня есть и глаза, и уши. И судя по тому, что я вижу, ты Люба особо не разбежишься. Может, ты, прежде чем других людей обвинять, на себя посмотришь?

— А что я? Я маму любила, это она её угробила. Зачем надо было везти её в больницу? — Люба уже не говорила, а почти кричала. Это была нормальная её реакция на любую критику.

— Мне смешно слышать подобные слова от человека, который за два месяца ни разу не приехал к матери.

— Да что ты знаешь…

Глеб подошёл к Любе