(Не) в активном поиске - Галина Кор

поставленных целей. Уверен, что со временем ты сможешь перейти на более интересную должность.

— Спасибо, — скромно и без энтузиазма отвечаю ему. Его бы слова, да в другой день и при других обстоятельствах, были бы бальзамом, а сейчас, как стакан воды в раскаленный песок.

— И еще… Это не касается работы. Мне хоть и за шестьдесят, но со зрением у меня все хорошо. Я понимаю, что между тобой и Максимом что-то произошло… он не скажет, даже если пытать, но я-то вижу. Вчера он был сам не свой. Я знаю его двадцать шесть лет, поверь мне на слово, он парень не плохой. И это я говорю не как отец. — Открываю рот, чтобы произнести хоть звук, ведь слов нет. Конечно, я не ожидала такого продолжения. — Постой, не перебивай. Естественно, вы сами разберетесь, но… если можно дать ему шанс и не рубить с плеча, то… возьми пару дней отгула, и просто подумай.

Лифт открывается и гендир выходит. А я стою. Дверь закрывается, но лифт никто не вызывает, поэтому я просто стою в закрытом пространстве. Решаю, что прятаться, вообще не вариант, жму на значок открытия двери и иду в приемную.

Да, наверное, Станислав Алексеевич прав, лучше пойти домой. Сегодня из меня работник никакой. Как я понимаю по звенящей тишине, моего начальника еще нет на рабочем месте. Это и к лучшему. Выключаю компьютер, беру сумку и поднимаюсь с кресла.

Не успела. В приемную заходит Максим. Внимательно смотрит на меня, замечает сумку… Аккуратно прикрывает дверь, и щелкает внутренний замок.

— Поговорим? — бросает взгляд исподлобья. В нем четко читается беспокойство.

Немного дергаю плечом, будто отвечаю: «Ну, говори».

— Ань, все как-то глупо получилось… И я хотел сказать вчера, но…

— Но я не захотела тебя слушать, — заканчиваю предложение вместо него.

— Поверь, то, что у меня изменилась должность, не меняет моего отношения к тебе. Ты мне нравишься. Нам вместе интересно… — я молчу. И он воспринимает мое молчание, как претензию или бойкот. — Все из-за этого дурацкого условия отца!

— Я думаю, что в какой-то степени, твой отец был прав… его способ знакомства с коллективом оказался действенным. За долгие годы ты мог так и не узнать, что юристы курят втихаря на лестничном пролете между восьмым и седьмым этажом, программисты медлительны и своенравны, продажники вечно кричат и матерятся, главные сплетницы — в отделе кадров, а секретарь начальника международных связей… легка на подъем, пренебрегает субординацией и готова к экспериментам.

— Аня… — он устало проводит рукой по лицу, — все не так. Ты ведь знаешь…

— В том то и дело, Максим Станиславович, что я ничего о вас не знаю. Впрочем, как и вы обо мне. Все так странно и запутано, не находите?

— Давай все начнем с начала? Ты правда мне очень нравишься, и я не хотел бы, чтобы вот так все закончилось.

Подхожу к двери, щелкаю замком, но пока не выхожу.

— А может то, что уже было — это пик отношений? И продолжив, мы зайдем в тупик? Может самое яркое уже произошло? А как работать потом вместе? Нам надо время, чтобы осмыслить… что мы хотим и нужно ли это нам, — нажимая на ручку двери, распахиваю. Выхожу из кабинета. Мне кажется, что стук моих каблуков разлетается эхом по коридору, отбивается от стен и больно вонзается в сердце.

— Мне ненужно время. Я знаю, чего хочу, — летит мне фраза в спину.

Я — слабая… заблудившаяся в трех соснах… Потерялась, растерялась и в конец запуталась. Лично мне, нужен совет, только кто же мне его даст?

Глава 27

Аня.

— Аня? Ты вернулась домой? Что-то забыла? — мама смотрит удивленно, пытаясь понять причину моего появления дома в одиннадцать часов дня.

— Нет, я ничего не забыла, — кладу сумку на пуфик у двери. «Я просто потеряла себя». Конечно, я это не говорю, но безусловно думаю. — Что-то нехорошо стало. Начальник отпустил…

— Ты заболела? — удивление перерастает в озабоченность. Подходит ко мне и прикладывает руку ко лбу, пытаясь понять, есть ли у меня температура. — Вроде температуры нет… Ходишь без шапки, а я тебе говорила: «Пришел марток — не снимай порток!».

Сбрасываю обувь, пальто и бубня:

— Да-да, что-то такое говорила… Пойду к себе, поищу портянки… — Закрываю за собой дверь и падаю на кровать, так и не сняв одежду.

Я не слежу за временем, только понимаю, что оно неумолимо движется к вечеру. Сначала солнце ярко освещало мою комнату, играя зайчиками на потолке, потом переместилось на стену, а сейчас и вовсе исчезло за углом соседней девятиэтажки.

Пару раз стучала мама, спрашивала, нужно ли мне лекарство, потом приносила чай, интересовалась, что на самом деле случилось… Дверь я не открывала, лишь говорила, что все нормально.

В общем-то, я не обманывала. У меня ничего не болит, только в районе души как-то неспокойно. Но от душевных мук пока не придумали лекарств, а если они и есть, то запрещены законом. Поэтому в данной ситуации лучшим облегчением для моего организма являются тяжелые вздохи.

В какой-то момент я, прикрыв глаза, впадаю в полудрему. Мне ничего не сниться, просто пелена, которая не дает никаких ответов.

М-да, ситуация нестандартная. Меня вроде никто не обманывал, не склонял к близости, не заставлял принимать правила навязанной игры в дружбу или ввязываться в авантюры… И дело в том, что я не чувствую себя обманутой, но… осадочек остался.

Вот, например, решу я завтра закрыть на все глаза и скажу: «Давай жить сегодняшним днем, строить какие-никакие отношения, или просто «дружить». Ставим точку, и начинаем с чистого листа». А где гарантии, что послезавтра он не примерит на себя иную роль? Или он играл вчера, а сегодня он настоящий? Лично я, что вчера была я, что завтра буду ею, скорее всего, так и останусь до гробовой доски противной занудой. А вот какой он, настоящий? Я не уверена, что он тот самый Макс, который бегал со мной по «Кадруму» с бешеным блеском азарта в глазах, любовался звездным небом, танцевал до упаду, и целовал… так нежно. Сегодня на совещании я увидела в его глазах хватку начальника, цепкий взгляд профессионала, знающего дело… и никакой легкости, ребячества и несерьезности. Передо мной сидел мужчина, а не парень…

От резкого стука в дверь вздрагиваю. В комнате полумрак. Смотрю на часы — семь. Блин, голова разболелась. Как чугунный котелок стала.

— Анька, открывай! Ты же знаешь, я не уйду, — да, я знаю, что я не подарок,