Пуанта (СИ) - Тес Ария

Все это почти похоже на семейную идиллию, которая вдруг действительно есть. Можно сказать, как у всех: я его невеста (черт, серьезно?!), у нас есть общий ребенок, мы вместе на отдыхе. Я осматриваю дом с улыбкой, но она медленно сходит с лица, когда также неожиданно я понимаю другое: не так у нас все. Мы — не пара, которая женится, чтобы сделать новый шаг в отношениях. Наш ребенок — самая лучшая, но случайность. И дом этот не наш. Нет в нем фотографий, тепла, а только пустые, холодные полки. А главное — он меня не любит, мы просто круто трахаемся, как когда-то давно на Кутузовском. Вот моя реальность.

Мне становится обидно и больно, горько до слез. Я отворачиваюсь, чтобы не показывать их и не вызывать вопросов, которые не хочу слышать и на которые не хочу отвечать. Необходимо пара секунд на успокоение — так ты спускаешься с небес на землю, и я к этому привыкла. Я это хорошо умею, но на этот раз этой пары секунд у меня просто нет — в дверь раздается звонок. Родители приехали.

Ужин проходит странно, если честно, даже Август это чувствует. Он пытается лопотать, рассказывает о том, как «папуля» учил его плавать, но получая неожиданный для себя слабый отклик, потихоньку сникает, а потом начинает капризничать. Впервые за то время, как он познакомился с Максом, так происходит, но для детей это нормально. Я списываю все на перелет и огромное количество новых впечатлений, поэтому укладываю его спать чуть пораньше обычного. Для меня это все-таки тоже возможность свалить из гостиной, в которой стоит страшная, оглушающая тишина. Она так и царствует, когда я возвращаюсь, глупо было надеяться на какие-то изменения, особенно если учесть папино настроение. Оно — никакое.

— Уснул? — спрашивает мама с улыбкой, я киваю и присаживаюсь, устало вздохнув.

— Да. Он устал.

— Понимаю. Столько всего вокруг нового…Макс, ты отлично справляешься.

— Спасибо, но, если честно, по началу я ловил ступор.

— Правда?

— О да. Амелия помогла мне, а потом Миша сказал…

Папа громко цыкает, перебивая Макса, а мама зеркалит, но улыбается.

— Артур? Тебе попался слишком большой кусок курицы?

— Нет, Ирис, — передразнивает холенный тон мамы, улыбается сладко, маскируя злость, — Мне попался очень большой кусок говна.

— Артур!

— Хочешь, чтобы я сидел и слушал всю эту херню?! Я молчал при внуке, но не собираюсь и дальше притворяться.

— Я люблю ее, — вдруг говорит Макс, уверенно глядя в глаза папе, — Я очень ее люблю. Знаю, что облажался, знаю, что вы меня ненавидите, но…я ее люблю и извиняться за это не буду.

Повисает пауза — у меня горят щеки. Я, расширив глаза, смотрю в свою тарелку и совершенно не знаю, как мне реагировать, а вот папу это не так впечатлило. Он откидывается на спинку стула, усмехается ядовито и кивает.

— Значит любишь?

— Да.

— Вопрос можно в таком случае?

— Артур… — предостерегает мама, которую будто и не слышат вовсе.

— Когда ты понял, что ты ее любишь?

— Летом, когда мы встречались.

— Ага, как интересно. Значит, когда ты думал, что она умерла, ты ее тоже любил? Правильно я понимаю?

— Артур!

— Папа, не надо…

— От чего же не надо, Амелия? Пусть ответит.

— Да, — все также уверено, но уже с нотками злости отвечает Макс, и отец снова кивает пару раз.

— Прекрасно. Значит, когда ты трахал Лилиану через пару дней, после того, как узнал, что твою любимую женщину жестоко убили — это норма. Я все верно понимаю?

Макс ловит ступор. Я, признаюсь, бросаю на него взгляд, но сразу его опускаю — реакция говорящая, будто его на горячем словили, и она ожидаемо бьет меня исподтишка в самое сердце.

— А ты? — неожиданно внимание переходит на мою скромную персону, — Ты тоже его любишь?

— Папа…

— Отвечай, Амелия. Да или нет?

Молчу. Он итак знает, что я скажу, а я, кажется, знаю, что скажет он. Черт…

— Знаю, что да, — начинает закипать сильнее, не давая мне и слова вставить, — Тогда ответь мне, доченька, почему ты не рассказала ему о своих подозрениях?

— О каких подозрениях? — сразу реагирует Макс, а потом вдруг тихо усмехается и зло щурится, — Ты поэтому сказала мне закрыть рот? Из-за «подозрений»?

— Нет… — тихо отвечаю, потом перевожу умоляющий взгляд на отца, — Папа, пожалуйста…

— Ты серьезно считаешь, что я спал с Лилианой? — снова Макс, на которого я перевожу несдержанный взгляд, вызывая в нем усмешку, — Ну конечно…Пошла ты.

— О, а вот и великая любовь.

— Завали!

— Макс!

— Да будет тебе известно, в последний раз я спал с Лилианой примерно десять лет назад. Я не знаю, какую херню тебе натрепал твой больной папаша, но все это — говно. Я себя не помнил, после того, что увидел там. И жить не хотел. Если ты думаешь, что я с кем-то спал, пошла ты на хер!

— Макс, успокойся.

— О каких подозрениях ты говоришь, Амелия?

— Макс…

— Ты серьезно считала, что я спал с ней? — тихо спрашивает с застывшей болью в глазах, — Серьезно?!

— Она сама призналась.

— В чем?!

— Что вы занимались…любовью.

— Бред.

— Она сказала это Арнольду, — это уже мама, на которую Макс коротко смотрит, но сразу возвращается ко мне.

— Это неправда, ясно? Она пыталась меня соблазнить, но мне было насрать — я прогнал ее все три раза, что она приходила. Об этих подозрениях речь или нет?

— Нет, — снова отец, но как будто чуть мягче, а может мне так просто хочется? — Я говорю о том, что случилось в лесу. Она тебе рассказала?

— Папа!

— Артур!

Мы с мамой одновременно подаемся к столу, но мужчины нас будто и не видят — они смотрят только друг на друга, когда Макс коротко кивает.

— Да.

— Насколько много она тебе рассказала?

— Папа, прекрати!

— Артур, серьезно, это не наше дело!

— Она рассказала, что ты ее спас.

— А почему ее пришлось спасать? Это она сказала? О том, что ее убийство…

Жестко шлепаю ладонями о стол и гневно смотрю на отца, так что всё вокруг застывает будто. Но недолго…ужин изначально не мог стать приятным, просто не судьба ему таким быть, но все стало только хуже, когда вдруг я слышу тихий голос Августа.

— Мама, мне плохо…

А дальше его жестко тошнит. И все — меня выключает. Начинается жесткая паника — у него температура! 38,5, я почти рыдаю. Его тошнит, он плачет, а меня колотит. На панике я ору на родителей, потом срываюсь на Максе, шлю отца в жопу и за врачом. Меня дико бесит, что они говорят:

— Амелия, успокойся, это просто акклиматизация, все нормально.

Нифига ненормально! У него высоченная температура, и мне страшно. По итогу папе ничего не остается, как только ехать в ночь за знакомым врачом. Макс тоже хотел с ним, но я вцепилась ему в руку мертвой хваткой и прошептала:

— Пожалуйста, не уезжай. Если что-то случится…ты…останься со мной, мне страшно.

И он остается.

Макс; 31

Мы сидим вместе с Ирис на террасе. Она курит — я смотрю на арку, ведущую к комнатам. Артур уехал за врачом примерно сорок минут назад, недавно позвонил жене и сказал, что едет обратно и везет друга с собой. Я не особо паникую, но все равно дергаюсь — страшно это, когда твой ребенок болеет. Амелия вот вообще в ужасе. У нее так тряслись руки, что мне пришлось забрать коробку с лекарством и самому его развести — она ведь на грани истерики, чем и меня нервирует больше, но я терплю. Вижу, что ей действительно страшно, поэтому позволяю на меня наорать, не отвечаю. Сдерживаюсь.

— С ним все правда нормально? — все таки спрашиваю у Ирис, и та слегка улыбается, кивает.

— Не волнуйся, это правда акклиматизация так действует. С Амелией похожая история была. Мы когда улетали куда-то, каждый раз тоже самое — под ночь у нее температура и ее тошнит. Как по часам.

Этот ответ меня достаточно успокаивает, чтобы я мог выдохнуть, уперев голову в основание ладоней. Потираю глаза. Мне правда теперь спокойней, Ирис явно понимает, о чем говорит, когда как я в этой области слеп, точно крот. Но Амелия так нервничает…