Враг моего отца (СИ) - Владимирова Анна

=56

И это все, что меня держало. В этих двух словах было обещание… Они стали моей молитвой. Я проговаривала их про себя по-всякому и каждый раз приходила к выводу, что это не может быть концом. Да, ему нужно время, чтобы многое уложить в голове, успокоиться, остыть, пересмотреть… Я сотни раз пыталась представить, как бы чувствовала себя на его месте, но не могла.

Каждый вечер мы садились с отцом в кухне, и он рассказывал мне что-то из прошлого, из своего детства, юности, про отца Славы, про их дружбу. Так я чувствовала себя ближе к Багратову. Еще мы почти каждый день созванивались с Марикой. Сначала по делу, потом просто поболтать. Она поддерживала, заряжала энергетикой независимой ни от кого свободной женщины, и мне даже еще несколько минут после разговора казалось: что бы ни случилось — все к лучшему. Но уже через полчаса я стекала в кровать и укутывалась с головой. Не хотелось ничего, да от меня никто ничего и не требовал. Багратов так мастерски все организовал: вовремя вышли все пресс-релизы, которые растянули потом по всем новостным лентам и блогам. Мой агент, как обычно, от моего имении разбирался с вопросами в соцсетях. Мне только на пару ток-шоу и пришлось выползти.

Сколько Багратову нужно времени — понятия не имела, умирала каждую ночь без его прикосновений, голоса, запаха. Мне казалось, что у нас все по-другому, что мы не просто пара, мы — большее. А потом эти мысли заводили в отчаянье, а дальше спасала только молитва из двух слов: «Дай время, дай время…»

Прошла неделя с моего возвращения в Москву, но легче не становилось. Все чаще в голову лезло надсадное «А если». А если он не вернется? Но тут же я решала, что буду искать. Поставлю на уши всех, но найду Багратова, потому что если он не справится, значит ему нужна помощь. А если не нужна ему — пусть скажет в лицо, чтобы я больше не ждала и ни о чем не жалела.

Как раз после окончания съемок шоу я планировала позвонить — неделя более чем достаточно, чтобы напиться, протрезветь, если ему это нужно, и обо всем подумать. Если не возьмет трубку — буду звонить Данилу. Потом Марике.

Я уже еле сдерживалась от жажды действий, досиживая на диванчике студии и отвечая на вопросы. Багратов же сам говорил, что я упорная. Когда пришло время прощаться, я привычно не протянула руку Марине, забывшей о моей особенности легко, как и добрая сотня подобных ей людей.

— Ой, прости, — спохватилась она натурально. — Спасибо, что приехала.

— Вам спасибо, — улыбнулась и направилась к выходу, выуживая на ходу телефон.

Руки взмокли, пока я направлялась к удобному на вид местечку с окном в коридоре, где можно прислониться к стеночке и зареветь если что, потому что я больше не могла ждать. Пошли гудки — мобильный он не отключил. Сердце прыгало в груди, как бешеное, пока я слушала один гудок, потом второй… на третьем он ответил:

— Привет.

Голос… он прозвучал не так, как я ожидала. Не безжизненный и раздраженный, а такой, будто он очень рад меня слышать.

— Я не выдержала, — констатировала хрипло. — Я не могу больше ждать.

Он помолчал какое-то время. Потом послышался смешок:

— Кристин, ты моя, понимаешь?

Я опешила:

— В смысле?

— В смысле, обернись…

А я не могла. Раскрыла глаза, вытаращившись перед собой, и не могла не то что обернуться — дышать не получалось. А когда на талию легли руки и притянули к человеку, которого в глубине души я уже посчитала для себя потерянным, зажмурилась.

— Привет, — прошептал Слава на ухо.

— Привет… — в горле встал ком. Я задышала часто, пытаясь не заплакать.

— Прости, что пропал, но у меня было много дел.

— Неужели? — не сдержалась, все еще пялясь перед собой. — Прямо такие важные дела?

— Я занимался домом в Италии, — огорошил он меня. — Он был вообще не предназначен, чтобы со мной кто-то жил. Мне стало стыдно тебя туда тащить вот так, необдуманно. Я думал, обречен сдохнуть в одиночестве, и мне захотелось все это выдрать из дома и из жизни. Я не хочу быть один, Кристин. Вернее, не так… — Он развернул меня к себе. А я не могла поверить — он и правда здесь. Никуда не нужно нестись, искать — он пришел сам. — Я хочу жить с тобой.

— Ну, вроде бы мы говорили об этом уже… — прищурилась, чтобы блеск во влажных глазах не был сильно заметен, а вместе с ним и то, как сильно я хочу в его руки.

— Говорили, — кивнул он. — Но я решил пойти немного дальше. Я хочу тебя попросить выйти за меня замуж.  

И снова это звучало не так, как ожидала, а как что-то само собой разумеющимся.

— Вот так вот сразу? — выдала, не подумав.

— Ну кому ты еще отдашься в руки? — усмехнулся он опасно, а я не выдержала — подалась к нему и набросилась на его губы, жадно целуя. И он ответил так, что стало все понятно — как себя чувствовал и чего ему стоила эта неделя. А еще, наверное, испытывал волю. Потому что мы — недотроги — боимся вот так вот вдруг довериться и осознать, что все изменится. И что мы этого хотим. — Это «да»? —  уточнил, когда мы отлепились друг о друга.

— Мне надо подумать, Слава, — непреклонно мотнула головой.

Он помолчал немного, испытывая меня знакомым взглядом.

— Я не знал, как вернуться, как смотреть в глаза и соединить то дерьмо, из которого, как оказалось, вылез, и тебя… — Он склонился к лицу, а я чуть не зажмурилась, но теперь от наслаждения — он рядом, и он держит меня в руках! Вечность одиночества длинной в неделю стерлась без следа, хотя еще несколько минут назад казалась единственным возможным сценарием. — Я мог испортить тебе всю жизнь, разрушить вашу семью с Рамилем и усугубить твою болезнь. Я не могу простить себе. Поэтому, как у нас говорят, буду отрабатывать. Но на это понадобится время, лет пятьдесят минимум, по моим расчетам…

Я улыбнулась. Он просил дать время и вернулся, когда все обдумал, вероятно, и меня протестировал. Не бросилась за ним в истерике, выдержала, не позвонила ни разу, не устроила скандал с требованиями… Уверена — это был его тест. Может, неосознанный, но такие предложения через три недели знакомства абы кому не делают.

— Ну, раз уж ты все просчитал, тогда «да».

— В смысле «да»? — прищурился он.

— Да, я согласна.

— Отлично, — улыбнулся он довольно. Помолчал, выдыхая… Неужели нервничал? — Я намерен оправдать твои ожидания.

— Не сомневаюсь.

— И вот это еще меня задержало… — он вытащил из кармана деревянную коробочку. — Я не мог купить для тебя что-то из готового, ты не укладываешься не только в мои привычные рамки, но вообще в ничьи…

На вид это было обычное гладкое кольцо из белого металла, только широкое, а бока будто сделаны из металлического кружева… Багратов вытащил его и включил фонарик на мобильном… Сквозь «кружево» засияли камни!

— Ничего не хочу никому показывать, — и он надел мне кольцо на палец. — Все наше — только наше.

В этом — весь Багратов. Теперь. Потому что он таким не был, вероятно, откопав в себе эти далеко спрятанные ценности. И меня они устраивали.

— Кажется, нас уже человек двадцать сфотографировало, — притянул он меня к себе.

— Ну я обещала, что все всё скоро узнают, — пожала плечами, улыбаясь очередному папарацци.

В коридоре стояла и сама Марина. Увидев, что мы обернулись, она направилась к нам, цокая каблуками:

— Я так понимаю, тут только что было сделано предложение?

— Мстислав Багратов, — протянул он руку Марине, и та хищно оскалилась:

— Очень приятно! Может, шампанского по такому случаю? А маленькое интервью дадите?

Слава посмотрел на меня, я — на него:

— Мы спешим, Марина, — взяла я Славу под руку. — Папа ждет.

И только в такси Слава вдруг заметил:

— Рамиль и правда ждет.

Погруженная в свои мысли, я даже не сразу поняла, откуда он мог узнать.

— Ты ему звонил?

— Заезжал попросить твоей руки.

Я вытаращилась на Славу. То есть, пока я строила планы по его спасению и поискам, он просил моей руки у отца?! Хотела бы я на это посмотреть… Хотя, что это я… И посмотрю — на камерах.