Джорджия Ле Карр - Раненный зверь (ЛП)

23.

Элла

Мне казалось, что я была в порядке, пока находилась в доме Джека и пока прощалась с Лили и Лилианой. Я даже выдохнула, когда Джек закрыл дверцу машины и помахал рукой.

Меня накрыло, когда я ехала по автомагистрали.

У меня начинает першить в горле, словно туда насыпали бетонную крошку, я не могу вдохнуть полной грудью. Сворачиваю на обочину, мне гудя машины, я торможу со скрежетом, чувство удушья не проходит, с трудом открываю дверцу и выбираюсь наружу. Я метаюсь по краю дороги, схватив себя за горло, пытаясь сделать маленькие вдохи.

Я опускаюсь на колени, чувствую панику, тяжело дышу, наконец мне удается вдохнуть свежего воздуха. Автомобили со свистом на большой скорости проносятся мимо. Тормозит какая-то машина, водитель бежит ко мне. Я поднимаю вверх руку, останавливая его на половине пути. Он замирает в нескольких ярдах от меня.

— Вам нехорошо?

Я киваю.

— Хотите, я вызову скорую?

Я отрицательно качаю головой.

— Уверены?

Я киваю и слабо улыбаюсь ему.

— Может я побуду тут с вами?

Я снова отрицательно качаю головой, тронутая добротой совершенно незнакомого мне человека.

Он поднимает руку соглашаясь и разворачивается к своей машине.

— Эй,— еле кричу я.

Он поворачивается обратно ко мне.

— Спасибо.

— Все нормально, — говорит он, махнув рукой на прощание и возвращается к своей машине. Я наблюдаю, как он уезжает. Я сижу на обочине дороги, двигатель моего автомобиля все еще работает, но у меня потоком льются слезы. Когда наконец поток заканчивается, я сажусь в машину и еду домой. Первым делом иду в душ, чтобы вода смыла всю мою боль. Я закутываюсь в халат и звоню Анне, рассказываю ей все.

— Я сейчас приеду, — говорит она. — Положи рюмки в морозилку. (Под водку, рюмки кладут в морозилку, не только остужают саму бутылку, прим пер.)

— О, Анна, — вздыхаю я, слезы опять заполняют глаза.

— Пришло время напиться. Уже прошло много времени с того раза.

Она стоит на пороге моей квартиры с двумя бутылками водки, настоянной на крыжовнике, домашнего приготовления ее отца. Она достает охлажденные рюмки из морозилки и наливает нам первую. Сладковатый, резкий вкус, пахнет летом.

Я опрокидываю очередную рюмку, ставя на журнальный столик. Пустая бутылка катается по полу, эта тоже наполовину пуста.

Анна взволнованно хлопает в ладоши.

— Я знаю, что нужно сделать. Тебе следует брать пример с кофейных зерен, — мямлит она.

Я хмурюсь затуманенным взглядом, поглядывая на нее.

— Кофейных зерен?

— Ну, ты же знаешь историю из инета о бабушке и брокколи?— прищурившись спрашивает она. — Нет, постой. Это не брокколи, а морковь. Да, верно, морковь, яйца и кофе.

— Я не знаю такой истории.

Она садится прямее.

— Эта женщина изменила…

— Это не касается моей ситуации, — сразу же протестую я.

Она беззаботно машет рукой.

— Просто выслушай до конца, ладно?

— Давай.

— Она идет к бабушке и спрашивает у нее совета. Бабушка ставит на плиту три кастрюли с водой. В одной брокколи...

— Морковь, — поправляю я.

Анна кивает с умным видом.

— Я просто хотела проверить слушаешь ли ты или нет.

— Да, слушаю.

— Теперь, когда я поняла, что ты слушаешь, я продолжу. В две другие кастрюли она кладет два других ингредиента.

— Яйца и кофейные зерна?

— Точно.

Я вздыхаю, хотя и пьяна, я не могу выкинуть Дома из головы.

— Она кипятит их в течение двадцати минут.

— Почему двадцати минут?

— Ты хочешь услышать конец истории или нет?

— Да, — говорю я и снова тянусь к бутылке.

— Она вытаскивает их из кастрюли и показывает внучке, что морковь была сильной и твердой, а стала мягкой и податливой. Яйца были мягкими, а стали жесткими. Только зерна кофе остались такими же, но стали даже лучше, они выпустили свой аромат и вкус в воду. Эти три ингредиента столкнулись с такими же страданиями и невзгодами, как и мы в жизни, но каждый отреагировал по-своему. Когда ситуация становится настолько критичной, ты должна решить, кто ты.

Я убрала бутылку.

— Сейчас я чувствую себя морковью.

— Это сегодня. А завтра и послезавтра?

Я кладу лоб на ладони.

— О, Анна. Моя жизнь превратилась в полный бардак. Раньше мне казалось, что я работала на очень хорошей работе, а теперь? Ты только взгляни на меня! Весь мой мир лопнул как мыльный пузырь.

— Эй, посмотри на все это с положительной стороны. По крайней мере, она мертва.

— Что?— с трудом восклицаю я.

— По крайней мере, ее нет здесь, чтобы нарушать твой хрупкий душевный покой жестоким сравнением, я имею в виду, в физическом плане.

— О чем ты говоришь?

— У меня жуткое отвращение ко всему, что касается моего бывшего. Я действительно ненавижу, испытываю отвращение и омерзение к нему. Я так ревную, что я не могу перестать выискивать на Facebook их фотки, изучая их загар, улыбки, наряды, в надежде найти какой-нибудь промах, чтобы позже тонко покритиковать их во время разговора с моими друзьями.

Она замолкает и вертит в руках лак для ногтей.

— На самом деле, одного или даже двух своих бывших я ненавижу так сильно, что даже фантазирую, как вламываюсь к ним в дом и убиваю, пока они спят в кровати.

— Правда?— в шоке спрашиваю я.

— Абсолютно. Это мелочно и по-детски, но я ничего не могу с этим поделать. Это как наркомания, я знаю, что это говорит о моей неуверенности в себе. У меня все время такое чувство, будто я пытаюсь конкурировать с их теперешними подругами. Я бы предпочла, чтобы их подруги были мертвы, если бы они были так похожи на меня.

— Нет, я бы лучше предпочла иметь бывших живыми. Я даже не могу смотреть на ее фотографии на Facebook, чтобы потом тонко критиковать ее, потому что он вознес ее на такой пьедестал. Как ты можешь конкурировать с мертвой женщиной?—спрашиваю я, выпалив целую тираду.

— Черт его знает! Я ненавижу бывших. Живые или мертвые, они просто беда. Говоря про бывших, я забыла тебя спросить, ты что-нибудь еще слышала от своем сталкере?

Я пожимаю плечами.

— Мне кажется, я напугала его.

— Больше никаких полуночных телефонных звонков?

— Нет, — бурчу я и понимаю, что комната начинает вращаться. — Мне нужно пописать и лечь спать, — я встаю и пошатываясь собираюсь отправиться в туалет.

Анна встает вместе со мной, и мы вместе идем в ванную комнату. Потом она помогает мне забраться в постель.

— Ложись спать со мной, — говорю я ей.

Она улыбается и смотрит на меня сверху-вниз, каким-то странным, жалостливым взглядом.