Измена (не) моя любовь (СИ) - Анна Эдельвейс

А я, вместо того, чтоб целомудренно отвернуться залипла на его груди, на красиво убегающую дорожку из черного меха в низкие плавки, мускулистые ноги… остановись планета, мне надо сойти.

Прижимая полотенце к груди, промокая мармеладно-леденцовые брызги с волос Матвей накинул халат и отправился в дом. Не поняла, он пришёл подразнить нас, обеих? Знает же, что мы в треугольнике из за него.

Милена пришла в себя первой, решила сыграть на опережение. Скуксила расстроенную мордашку, пропищала обиженным голоском:

— О, Матвей, служанки в твоём доме умеют считать?

Получается, Миленке сразиться со мной один на один слабо? Опять заскулила, требуя защиту? Конечно, я не я, если не воспользуюсь моментом. Ответила за всех, кто подвергался булингу со стороны соперницы:

— Я лучше не буду считать вашу еду, прожорливая госпожа. Буду прятать от вас Милена Аркадьевна еду, подвешивая её к потолку. На верёвочке. Как от крысы.

Она взвизгнула, Матвей обернулся.

Заметил меня. Я поймала взгляд Матвея. Прищур, игра взглядом, когда ты ощущаешь всё, что значат эти глаза, сама даёшь ответ и снова получаешь телеграмму разрядами молний — именно это происходило между нами.

— Что? — я развела руки: — Чего вы так уставились на меня. Это шутка.

Но Милена уже закусила удила, ткнула пальцем в торт:

— Унеси.

— Как скажете. Передам это вашей служанке Варе. Она же любит подбирать ваши объедки.

Я повернулась к столику взять чёртов поднос, но вдруг…

В ту секунду я даже не поняла, что, собственно, произошло. Резкий толчок. Как то сразу вверх и в сторону двинулось изображение, потемнело в глазах, острым холодом сцепило плечи, спину. Заложило уши, стало нечем дышать.

Я уходила под воду с удивлением наблюдая как над головой зеленоватой массой дымиться вода. Всё происходило как в замедленном сне. Я вроде понимала, что происходит и одновременно ничего не чувствовала.

Милена столкнула меня в бассейн, именно с того угла, где была максимальная глубина. Причём, я умела всё, даже управлять конём, но плавать я не умела. От слова «совсем» до слова «паника при виде воды».

Резкой болью сдавило рёбра, внутри уши разорвало давлением, мне нужен был воздух. Не соображая что делаю, я попыталась махнуть руками, кажется, открыла рот. Резкий рывок вверх, яркое солнце, разлетающиеся слепящие брызги, глоток воздуха и… кашель. Саднящий, выворачивающий наизнанку кашель.

Крепкие, мощные руки держали меня за талию, тянули за собой к ступеням. Я почувствовала его ладони, сжимающие мои бёдра, плавно скользящие по мокрой юбке, его губы возле моей шеи. Вот честно, может мне в бреду кислородного голодания показалось, но я прям почувствовала его губы у себя возле уха:

— Дыши, Маша.

Его голос над ухом сработал лучше нашатырного спирта. Я уже коснулась ногами ступеней из бассейна. Мужчина крепко придерживал меня, не давая свалиться, подталкивал к выходу. Крепкий, мощный, горячий — о, даже умирая, вернее воскреснув после утопления, я всё ещё чувствовала силу и мощь горячего мужского тела. Между прочим, мне бы в этот миг о душе подумать, а я тут снова мыслями укатилась в объятия античного небожителя.

— У нас столько приятных объятий на счету, Маша. Мне кажется, я должен на тебе жениться немедленно.

— Уберите от меня руки! — голос хоть и прорезался, но был каким то сиплым, неубедительным. Я не собиралась делать наши отношения с Матвеем достоянием общественности и вела себя с ним как с посторонним. Вернее, пыталась вести.

— Маша, я твой голос не узнаю, он такой слабый. Наверное, надо сделать тебе искусственное дыхание?

— Готовьтесь снимать побои в травмпункте, Мистер Доброе Сердце.

Матвей расхохотался, к этому времени я уже целиком вынырнула из плена Нептуна, стояла мокрой вертикальной лужей.

Сама моргала, сама дышала, сама прокашливалась. К удивлению, туфли, вся одежда была на мне, утопая, я не растеряла хозяйского обмундирования. Всё: пиджак, юбка, фартук, резинка в волосах — всё крепко облепило мокрым обручем. Просвечивал бюстгальтер, грудь твёрдыми горошинами торчала кнопками, я видела как пропечаталось кружево трусов на бедре. И перчатки! Аксессуар мокрого клоуна — впору было разреветься. Внезапно скрутил озноб, я вся пошла гусиной кожей, меня трясло. Я автоматически обхватила себя руками.

Зато Милена, получив то, что хотела, оглушительно визжала, весело взмахивая руками:

— Какая неловкая коровушка. Это же надо, ходить в раскорячку. Может, ты пьяная?

Матвей спокойно подошёл ко мне, накрыл полотенцем:

— Идём, Маша, всё будет хорошо.

Не знаю, у кого и когда будет хорошо, у Милены не будет точно.

Женщина объявила мне войну насмерть, и я теперь не спущу ей ни слова. То, что Милена только что пересела на горячую сковородку моей мести — случилось.

Возможно, она цепляясь за права на своего мужчину, на свою добычу, пыталась отравить мне жизнь. Но обижать меня, покушаться? Нет, этого не будет. Причём, если раньше я полностью разделяла её установку: «этот мужчина мой», то теперь я не на её стороне.

Я влюблена в Матвея. Кто сказал, что на эту любовь я не имею права. Это любовь моя. И вот именно эта чужая, убивающая изнутри моё сердце любовь сейчас стояла напротив меня в плавательных мокрых шортах, нагло облегающих его недюжинные выпуклости, приводя меня в ещё большее смущение.

Тут же перед нами оказалась Милена. Смешно было смотреть, как она вгрызалась глазами полными «любви» прямо Матвею в печень. Она настолько пыталась охмурить его своим любовным зельем, что добаловалась и сама поверила в свою неотразимость. Ради этого уже потеряла границу дозволенного. Готова была утопить соперницу. Меня.

— Матвей, она жива. Эта рассомаха цела, у неё руки, ноги двигаются. Не надо так беспокоиться о растяпе. Ну, Матвей, что ты скачешь над ней. Смотри, она чувствует себя хорошо. И вообще, она специально свалилась, лишь бы ты полапал её.

— Милена, отойди. — Матвей говорил с ней как с посторонним человеком. Спокойно, без эмоций.

— Ой, милый, ну я так тебя люблю. Ну прости меня, я больше не буду обижать твоих служанок.

Весь её спектакль она затеяла с единственной целью. Ей нужно было зубами выгрызть из мужика хотя бы одно слово, чтоб остаться рядом с ним ещё на ночь. А там, чем чёрт не шутит. Сложится новая интрига, подвернётся очередная пакость, или удастся взгромоздится на него и снова чего то выпросить. Голодная, жадная на деньги, в плену собственных амбиций она старалась прыгнуть выше собственной головы. Взлетевшая хищница