МОЯ. Я тебя присвою (СИ) - Айрин Лакс

так ни к чему и не пришли. Да и не разговор это вовсе, а так, перебранка, сухой лас двух псов.

— Мститель хуев. Взял бы жену…. — устало говорит Данилов.

— Я ее и потрепал, если забыл! — огрызаюсь.

— Гордишься? Я твою девку в прошлом потрахивал, она ни словом не обмолвилась, что у нее отношения. А ты… Ты, спустя столько лет.… до дочери моей решил добраться. Дочку тронул! Урод! Где твоя месть равноценная? В каком месте? Ни в каком! Взял и жену бы увел…

— Да хрена ли ее уводить? Мария бы тебя не вчера, так сегодня бы кинула. Потому что ты не на коне! — отвечаю уже без энтузиазма.

— Плевать. Дочь ты не получишь. Гордишься тем, что жену мою трахнул, ещё и дочку. Тьфу! Противно…. Нет, не получишь! — трясет головой. — Довольно. Значит так, — трет ладони. — Что тебе нужно? Крови? Крови не хватает для завершения твоей мести? Давай…. Решим это по-мужски.

— В смысле? Ты что придумал, старый?

Данилов бросает на меня решительный, но мрачный взгляд, в котором горит только одно желание — избавиться от этого раз и навсегда.

— Я уйду из жизни, и ты не тронешь мою дочь. Оставишь ее в покое. Ты считаешь, что я забрал твою жизнь. Забери мою… — предлагает, сделав шаг вперед.

— Ты.… Больной, что ли? — отшатываюсь. — Нет.

— Да. Давай! Забирай! Только не тронь ее больше.

— Отвали, Данилов. Отвали, ясно?!

Отталкиваю его ладонями, только теперь он меня преследует и бубнит, бубнит без конца о том, что я должен его убить или просто принять в жертву его самоубийство.

— Успокойся! Не нужна мне твоя жизнь! Ясно?! Не нужна!

— Тогда что тебе нужно?! — взвыл. — Я не позволю тебе измываться над моей дочерью! Не позволю!

— Старый дурак! Я, по-твоему, зачем с кольцом сюда прилетел? Зачем?!

— Не знаю! — орет. — Это может быть хитрой ловушкой! Запудришь девочке мозг и будешь над ней издеваться! Ради своей мести!

— Нет! Я люблю ее!

— Кого?!

— Дочь твою! — гаркаю. — Люблю! Она давно мне нравится! Давно.… Ещё с первого появления в свет, тогда мы не воевали в открытую, я не отбирал у тебя ничего, только планировал… И даже решил, что можно закрыть глаза на это все, так сильно мне Наташа понравилась. А ты… Ты, старый черт, решил подыскать ей жениха повыгоднее, да? Поэтому отшил меня! И я решил забрать то, что мне нужно!

— И про месть снова вспомнил, ах, как удобно!

— Да! Да, вспомнил! Теперь жалею! Тысячу раз пожалел. Надо было раньше подружку Лизы допросить… В прошлом я ее спрашивал, она ни хрена не сказала, не выдала подругу. Зато сейчас, за деньги, да… Все выложила. Все! И я ослом себя чувствую. Но влюбленным ослом… У меня нет в мыслях вредить Таше, богом клянусь.

— Ты крещёный? — вдруг спрашивает Данилов.

— Что?

— Ты Богом поклялся. Верующий? Или просто ради красивого слова…. Аааа… Не отвечай. Ты и родину, и бога продашь за свои планы.

— Что же ты такой упрямый, Данилов? Я тебе о чувствах к дочери рассказал, а ты…

— А ты лишил меня всего, — шипит. — Ты мою дочь обидел! Обидел, не отрицай… Она бы в слезах не убежала, и не вела бы себя так странно, как все это время. И я должен твоим словам верить?!

— И что дальше? Мы в тупике.

Смотрю на Данилова устало, он в ответ тоже на меня смотрит, взмыленным и сердитым, выглядит сильно постаревшим.

— Извини.

— Что? — моргает несколько раз.

— Я был неправ, — выжимаю с трудом. — Но за жену ты мне ещё спасибо скажешь. Такая подлая гадина рано или поздно продала бы тебя или подставила.

— Спасибо тебе, благодетель! — шутовски пытается кланяться, но выходит неуклюже. — Мои дочери теперь без матери остались.

— На другой женись.

— Не советуй, что мне делать, и я не пошлю тебя на три буквы. Нашелся, советчик! Сколько лет из-за юбки тупой бляди страдать…

Вроде бы пытается меня подковырнуть, но я уже ничего не чувствую. Дверь в прошлое закрыта. Навсегда.

— Согласен, — киваю. — Столько лет… Впустую…

Данилов смотрит на меня с недоверием.

— Я устал. Стариком себя чувствую. Ты старше, но я себя чувствую даже старше твоих родителей, Данилов. Совсем дряхлый…

Признавшись, с тоской смотрю в сторону дома стариков, с которыми сейчас живет Наташа. Понятия не имею, в какой из комнат она спряталась. Не могу даже представить, просто тянет туда непреодолимо сильно.

— Уходи. Хватит потрясений для Таши. Я ее оберегал, пылинки сдувал, а ты… — снова бросает свирепо. — Ты мою доченьку обидел!

— Обидел. Самому паршиво. Я сейчас уйду, но завтра снова приду, — говорю ему.

— И в задницу она тебя пошлет. Даже меня послала, сторониться начала в последнее время, а ведь я всегда был ей другом, — как будто жалуется.

— Так не должно быть. Ты должен быть родителем, а не другом.

— Своих детей роди, воспитай, на ноги поставь, потом приходи спорить и умничать! — заявляет Данилов и плюется в сугроб, видимо, вспомнив, что ребенок у меня как раз уже есть.

Крохотный совсем, срок маленький…

Ему или ей ещё предстоит несколько месяцев быть в животе Наташи, только потом родится.

— Споры бессмысленны, — вздыхаю. — Тот, кто сказал, что истина рождается в споре, соврал.

— Или он ни разу не спорил о вещах и ценностях, по-настоящему важных, — как будто бы соглашается со мной Данилов.

— Я в бар. Здесь есть хорошие бары?

— Давно здесь не был. Но знаю несколько интересных мест.

— Каких?

— Оставишь мою дочь в покое, хотя бы на завтра, скажу.

— Вот ещё. Я не отступлюсь.

— Кретин! Напоминать о себе можно не только мозоля глаза. Сам ищи бар… — кряхтит, направляясь к своей машине.

— Хорошо.

Мне приходится переступить через себя, чтобы пойти на компромисс. Ради Наташи. Отца она любит, он оказался не вселенским злом, и, если быть честным, я тоже играл не всегда честно. Даже подло… Глаза застилало желание получить девчонку любой ценой, и даже месть пригодилась, как оправдание. Я так с ней сросся, что она мне всю душу выела, отравила, слепым сделала. Прозревать сложно, ещё сложнее понимать, что нужно извиниться и извиняться…

— Завтра я не буду мозолить глаза Наташе. Но только завтра. Договорились? Где твой бар?

— Поехали. Если сможешь не оторваться, конечно…. Я здесь каждый угол знаю, — прихвастнул немного.

* * *

Несколько раз в дороге я терял Данилова из виду и дико злился по этому поводу, но всегда настигал его, а потом он решил срезать и его тормознули гаишники. И меня, слепо летевшего следом, тоже