Порочные ангелы (ЛП) - Карина Халле

чувство абсолютно чуждо мне. Развязываю веревку, сковывающую ее запястья, и слезаю с нее, несколько мгновений смотря на бегущую кровь, перед тем как пойти в ванную за полотенцем. Прижимаю полотенце к ее спине, и она вздрагивает от моего прикосновения.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Она не отвечает. Продолжаю держать полотенце у раны и наблюдаю за тем, как красный цвет постепенно сменяет белый. — Этот порез довольно глубокий. Некрасивый. Мне не нравится оставлять некрасивые отметки.

Я ожидаю, что она меня пошлет. Я даже хочу, чтобы она меня послала, но она не проявляет никакой реакции, как обычно. Это чертовски разочаровывает.

— Тебя волнует судьба твоих родителей? — спрашиваю я, ища в ней искру. Ее мышцы напрягаются под моей рукой, и, кажется, девушка задерживает дыхание. Мое сердце танцует. Вот оно. — Я и не представлял, что они так много для тебя значат, — продолжаю я. — Конечно, я вообще ничего не знаю о них, но уверен, что если захочу, то смогу достать их имена и телефоны к завтрашнему дню. Думаю, они не жили с тобой и Сальвадором. Нет, скорее всего, они в Лос-Кабосе, абсолютно без защиты, — наклоняюсь ближе к ней. — Знаешь, дорогая моя, большинство дочерей не бросают родителей ради того, чтобы выйти замуж за наркобарона.

Внезапно, она садится, взметнув волосами, и я вижу ярость в ее глазах, в то время как продолжаю прижимать полотенце к ране так, чтобы девушка находилась близко ко мне.

Бл*ть, я хочу засунуть язык в ее рот и почувствовать этот гнев. Я хочу взять ее ярость прямо на этой кровати, позволяя крови омывать нас.

— Ты не знаешь ничего обо мне или моих родителях, — шипит она. — Так что даже не пытайся.

Хватаю ее за руку и притягиваю еще ближе, так, что она оказывается практически прижатой ко мне.

— О, я попытаюсь. Как это было? Девушка бросила своих родителей ради шанса выйти за мужчину своей мечты и стать женой наркобарона? Держу пари, ты сожалеешь о своем решении.

Она поднимает свободную руку, чтобы ударить меня, но я оказываюсь быстрее и, бросив полотенце, перехватываю ее за запястье. Заставив ее опуститься на спину, я удерживаю ее руки над головой и забираюсь на девушку сверху, несмотря на ее сопротивление.

Смотрю на нее и не могу сдержать улыбку. Было бы так просто трахнуть ее в данный момент, но мне еще больше хочется поиметь ее маленькую милую головку и увидеть, что в ней скрывается.

— Ты нихрена не знаешь! — кричит она. — Я была хорошей дочерью. Все, что я делала, было для них. Выйдя за Сальвадора, я смогла оплатить им сиделку, которая за ними присматривает. Они больны, и я каждый чертов день трудилась не покладая рук, чтобы убедиться в том, что они сыты и счастливы, а это никогда не было гарантией. Я делала все, что было в моих силах, чтобы обеспечить им лучшую жизнь. Мы были бедными, но они многим жертвовали ради меня, и я жертвовала многим ради них. Самой большой жертвой была моя жизнь. Я вышла за него, потому что, когда он спросил меня, знала, что смогу обеспечить своим родителям ту жизнь, которую они заслуживали. Я никогда не ждала от него любви и вообще чего-либо хорошего, но я знала, что с мамой и папой все будет в порядке.

Она не плачет, но я вижу слезы в ее глазах. Хмурюсь, когда ощущаю волну сочувствия к этой сильной девушке, проходящую через меня. Она никогда не жалеет себя и редко злится, хотя в жизни ей выпала та же дерьмовая карта, что и мне.

— Ты так сильно заботишься о своих родителях? — спрашиваю я, осознавая, что вдавливаю ее в кровать. — Ты вышла за Сала ради их счастья? Хотя я не понимаю, как свадьба дочери с этим мужчиной, может сделать родителей счастливыми.

— А тебе что, на твоих родителей наплевать? — ее брови почти соединяются, когда она хмурится, смотря на меня.

— Мои родители мертвы, — отвечаю я просто.

— О, мне жаль, — и, что любопытно, я понимаю, что она говорит искренне.

— А мне нет, — говорю я, не желая ее жалости. — Семья убивает.

Он качает головой.

— Это не по-мексикански. Семья — это все.

— Это проблема Мексики.

— Ты говоришь ужасные вещи.

Верно.

— И я — ужасный человек, — сообщаю я ей гладко.

— Да, — соглашается она. — Так и есть. Но это не то, чем стоит гордиться.

— И вот он я, лежу на тебе, гордясь всеми ужасными вещами, которые делаю. Я долго трудился, чтобы стать тем, кем являюсь. Очень нелегко быть уверенным в том, что делаешь, и слать всех нафиг. Люди думают, что я монстр, потому что я на самом деле являюсь монстром. И мне наплевать.

— Ты не монстр, — она прикусывает губу, и мне хочется сделать то же самое.

— Как скажешь. Тогда я просто ужасный человек.

— Да. Между этими понятиями есть разница. Я жила с монстром, так что знаю, на что это похоже.

Криво улыбаюсь ей и наклоняюсь до тех пор, пока между нашими лицами не оказывается всего несколько сантиметров. С этого расстояния я даже могу видеть золотые искорки в ее коричневато-красных глазах.

— Похоже ли это на нож в спине?

Она удивленно моргает, понимая правду. Монстр, ужасный человек — название не имеет значения. Я не так уж сильно отличаюсь от ее мужа — я просто еще один человек, ведущий свою игру.

Так и должно продолжаться.

Я