Элизабет Адлер - Бремя прошлого

Девушка испуганно смотрела на меня расширившимися глазами, не зная, то ли ей жалеть меня, то ли радоваться, а я в нетерпении похлопывала себя плеткой по бедру в ожидании, когда же она, наконец, назовет свое имя.

– Ну? – спросила я. – Так кто же вы такая?

Она вытянулась передо мной, как перед школьной директрисой, неловко оправляя смявшуюся белую хлопчатобумажную юбку. У нее были сильно вьющиеся медно-красные волосы и холодные серые глаза под темными ресницами и такие же, как у меня, веснушки. Я сразу прониклась к ней симпатией.

– Я Шэннон Киффи, – проговорила она.

– Значит, вы О'Киффи?

Ничего более удивительного она сообщить мне не могла, и я снова рассмеялась, на этот раз очень весело.

– Так, так, – продолжала я. – Я всегда думала, когда же, наконец, появится кто-нибудь из незаконнорожденных потомков Лилли.

Она залилась краской от смущения.

– Этим отчасти и объясняется мое появление здесь! – воскликнула она. – Я хочу узнать хоть что-то о Лилли. Кто она была?

– Кто была Лилли? О, Лилли пользовалась дурной славой. Здесь ее все звали «распутная Лилли», и, наверное, так оно и было. Ее необычная красота порождала легенды, следовавшие за нею повсюду. Она заманивала мужчин одним движением кончиков пальцев и разрушала все вокруг себя. Она разбивала семьи, ссорила братьев, сестер, разлучала любовников, мужей с женами. И даже детей. И если вам, Шэннон Киффи, кажется странным, откуда все это мне известно, то я вам скажу, что моя мать, Сил Молино, была младшей сестрой Лилли.

Глаза ее еще больше расширились.

– О! Стало быть, вы можете все рассказать мне о ней? – взволнованно проговорила она.

– Смотря, что является причиной вашего интереса, – с вызовом отвечала я.

В конце концов, мне вовсе не хотелось раскрывать семейные тайны совершенно чужому человеку. Я свистнула, положив два пальца в рот, и ко мне, огибая деревья, устремилась Кессиди.

– Но, должна вам сказать, – добавила я, легко вскакивая в седло, – не вы первая интересуетесь Лилли.

И, пустив лошадь с места в легкий галоп, предложила:

– Следуйте за мной, Шэннон Киффи.

Она развернула «фиат» и поехала за мной по сворачивающей влево от аллеи дороге шириной чуть больше лошадиного крупа, так что шипы кустов грозили содрать краску с машины, а листья папоротника почти смыкались над ее крышей. Скоро деревья стали реже, папоротник расступился, и перед нами предстала Арднаварнха.

Девушка внимательно осмотрела дом, и по ее лицу я поняла, что он ей очень понравился. Довольная, я улыбнулась.

– Выпьем чаю, – предложила я, гостеприимным жестом приглашая ее в дом.

Ее красивые большие глаза сияли от удовольствия, когда она разглядывала загроможденный вестибюль и старые пыльные комнаты. Казалось, она с наслаждением вдыхает запахи дома. И я поняла, что мне нравится Шэннон Киффи.

– Это самый очаровательный дом из всех, что мне доводилось видеть, – сказала она мягким, тихим дрожащим голоском, как если бы была совершенно покорена увиденным. – Никогда не жила в таком доме, как этот. Он как живой. – Она засмеялась. – Я почти слышу, как он дышит!

– Да, правда, – скромно согласилась я, подталкивая ее перед собой в сторону кухни.

Вероломная Бриджид настолько же толста и широка в кости, насколько я худа и хрупка. У нее круглое лицо с тройным подбородком, ее седые волосы разделены пробором по середине и подобраны над ушами пластмассовыми шпильками. Розовый передник сзади короче на три дюйма и открывает оборотную сторону ее пухлых коленей; на ее невообразимо крошечных ногах надеты старые зеленые веллингтоновские башмаки. «Для удобства», – говорит она, совершенно не думая о том, как это выглядит.

– Это Вероломная Бриджид, – представила я ее, отодвинув на край стола груду газет и книг вместе с парой спящих оранжевых кошек. – Я привела Шэннон Киффи попить с нами чаю, Бриджид, – громко добавила я. Последние несколько лет старая служанка стала туговата на ухо.

– Хорошо, я как раз принесла ячменных лепешек, – ядовито отозвалась она. – В следующий раз, мадам, когда будете приглашать кого-нибудь на чай, потрудитесь сообщить мне об этом заранее, чтобы я могла все подготовить.

С этими словами она с грохотом опустила на стол гигантское блюдо со свежими лепешками. Просеменив к буфету, она извлекла из него огромную банку джема.

– Свежая малина. Я сама собирала, – заговорщицки прошептала я, когда Бриджид с шумом поставила банку с джемом на стол перед нами. Потом она принесла синюю глиняную миску, полную сливок, и грохнула ею об стол рядом с джемом.

– Вам придется довольствоваться этим, – проворчала она, засеменив обратно к плите.

Я широко улыбнулась и, зная, как рассердить Бриджид, принялась рассказывать Шэннон о том, почему её стали называть «Вероломной». Бриджид тут же метнула на меня яростный взгляд.

Столкнув далматинов со стульев, где они, было, расселись, замерев, как статуи, в ожидании лакомого куска, я наполнила изящные чашки крепким черным чаем.

– Сколько я ее знала – а вам-то известно, что это долгие годы, Бриджид была в постоянном движении, легкая, несмотря на свой вес и старые башмаки-веллингтоны.

С полным ртом я говорила Шэннон:

– Конечно, Бриджид старше меня. Она присматривала за мною, когда я была еще совсем ребенком. Теперь ей, наверное, больше ста лет.

– Вовсе нет, – горячо возражала Бриджид, размахивая в воздухе хлебным ножом. – Мы ровесницы, и это вам очень хорошо известно. Правда, вы никогда с этим не соглашались.

Я дала терявшим терпение кошкам и собакам по куску лепешки и подмигнула девушке:

– Вы должны простить Бриджид, – надменно сказала я. – Старые женщины часто теряют чувство такта.

Бриджид сердито посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я улыбнулась Шэннон, считая, что пришло время выслушать ее рассказ. Внимательно всмотревшись в ее черты, я поняла, что передо мной красавица, хотя еще и не расцветшая до конца. У нее были чудесные медного цвета волосы, о которых я всегда мечтала. Мои не были и наполовину такими роскошными. А эти божественные серые глаза, такие холодные и ясные… Когда-нибудь они будут сводить мужчин с ума, если, конечно, уже не сводят.

Я наклонилась вперед, вглядываясь в ее веснушки.

– У меня есть крем, – прошептала я ей, – приготовленный по рецепту моей матери в деревне, на том берегу Килмора. Он чудесно действует на веснушки. Вероятно, благодаря близости нашей местности к женскому монастырю, как говорила моя мать.

Бриджид громко усмехнулась у плиты.

– Не обращайте на нее внимания, – сказала я, придвигая свой стул ближе к ней, – и расскажите мне о себе.