Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1

Родился и вправду мальчик: крупный и здоровый ребенок, с такими же, как у Коринны, темно-голубыми глазами и светлыми, как у Фредерика, волосиками; но вместе с ним в семью пришла не радость, а горе. Коринна, с обычными для нее мужеством и стоицизмом перенесшая долгие и тяжелые роды, взяла ребенка на руки, с обожанием посмотрела на его маленькое сердитое личико, и тут вдруг у нее внезапно открылось сильнейшее кровотечение, и она умерла прежде, чем успели хоть что-нибудь предпринять для ее спасения.

Неделю спустя с Джереми, который был уже весьма слаб, случился удар; и хотя удар был несильный, Джереми после него так никогда уже полностью и не оправился. На Фредерика легла вся ответственность за жизнь и воспитание младенца.

Он нанял нянек, экономок, гувернанток, с истечением времени дом снова вошел в упорядоченный ритм жизни, но сам Фредерик оставался отчаянно несчастным человеком: память о Коринне продолжала жить в доме и преследовала его, словно привидение, а вид слабеющего, шаркающего ногами тестя наполнял безысходной тоской, от которой, казалось, нет спасения. В этом непрерывном кошмаре Фредерик прожил целых четыре года, на протяжении которых единственным убежищем, где он мог хотя бы на время скрываться, отвлекаясь от своих тяжких мыслей, был банк; в 1872 году Джереми умер, банк стал семейной собственностью Прэгеров и сменил название, а Фредерик переехал в Нью-Йорк.

Переезд отозвался немедленным успехом.

Фредерику не пришлось преодолевать чьего-либо сопротивления в делах; связи его чрезвычайно расширились, у многих из прежних его клиентов уже были в Нью-Йорке свои филиалы и представительства, и эти клиенты оказались счастливы снова встретиться с банком, к которому они привыкли; а экономика страны росла в те годы поразительными темпами.

Банк разместился в превосходном здании на Пайн-стрит — улице, параллельной Уолл-стрит, — выстроенном из темного песчаника, с потолками, украшенными лепными карнизами тонкой работы, с мраморными каминами в самых просторных комнатах, с резными ставнями на высоких окнах и стенами, отделанными деревянными панелями; к тому же Фредерик не поскупился на обстановку; он выложился полностью, насколько это было в его силах, и банк выглядел почти как семейный жилой дом — лампы от Тиффани, мебель из лучших в Нью-Йорке и Атланте салонов антиквариата, индийские ковры; предметом особой гордости банка «Прэгерс» было то, что в каждой комнате всегда стояли свежие цветы, а в шкафах вдоль стен выстроились рядами не только финансовые справочники, но и тома Чарльза Диккенса, Марка Твена, Вальтера Скотта, Шекспира. Клиентам нравилось приходить сюда, в этот своеобразный и благодатный мирок, где было приятно находиться, проводить время и где всегда можно было получить отличный деловой совет.

Нью-Йорк в те годы стремительно разрастался: Александр Т. Стюарт только что открыл тут первый в мире универсальный магазин, вслед за ним свои универмаги открыли Лорд и Тейлоры, Купер-Сигель и семья Мэйси, и в поистине лихорадочном темпе сложилось то, что позднее обрело известность как «женская миля». Строительство велось с огромным размахом и потрясающе быстро: буквально на глазах у Фредерика поднялись собор Святого Патрика, церковь Святой Троицы и многие прекрасные торговые и гражданские сооружения — такие, как музей «Метрополитен», Карнеги-холл. Привыкший к неспешной, размеренной и манерной жизни Юга, Фредерик постоянно ощущал здесь душевный подъем и прилив физических сил, исходившие и от присущей Нью-Йорку атмосферы энергичного стяжательства, и от царившего тут потенциально опасного, но исполненного кипучей жизни смешения рас и народов, на котором зиждилось все быстро разраставшееся богатство города. Феноменальная работоспособность Фредерика, его коммерческая прозорливость и мягкое обаяние, сочетавшееся с глубокой серьезностью, обеспечили ему и личный, и деловой успех; быстро поняв, что не сможет конкурировать с крупнейшими банками Уолл-стрит, но что у него есть отличное преимущество — возможность строить отношения с клиентами на более близкой, почти личной основе; возможность, которой лишены крупные банки, — он решил специализироваться на издательском деле и связи, и его клиентами стали процветающие компании — владельцы кабельных линий, а также книжные и быстро развивавшиеся журнальные издательства. Одним из первых его нью-йоркских клиентов оказался молодой человек по имени Ирвин Дадли, занимавшийся изданием романов, которые миллионными тиражами раскупали главным образом молодые американки из рабочих семей; однажды за ужином Фредерик и Дадли вместе задумали новое издание, еженедельник, составленный из повестей и рассказов, в том числе и с продолжением, что обеспечивало бы им постоянство читательской аудитории. Когда в 1885 году началось издание первого такого еженедельника — «Любовные истории», — спрос читательниц на него оказался поистине ненасытен и первый номер пришлось отпечатывать полным тиражом трижды; «Настоящая любовь», родственное издание, в котором помещались истории, якобы действительно имевшие место, а также колонки советов покинутым и страдающим от безответной любви, расходилось с такой быстротой, что для его печатания пришлось срочно завозить дополнительное количество бумаги с фабрик, расположенных на Юге, потому что в самом Нью-Йорке добыть столько бумаги в сжатые сроки оказалось невозможно. Фредерик, поручившийся в тот раз за Дадли всеми капиталами «Прэгерса», стал одним из директоров компании, издававшей эти еженедельники, а в результате и его личное состояние приятно увеличилось.

Клиентов у него теперь было больше чем достаточно, процветали и «Прэгерс», и сам Фредерик, особенно после того, как наиболее честолюбивые хозяйки нью-йоркских салонов обнаружили в его лице такую редчайшую социальную драгоценность, как привлекательный и свободный мужчина. Его всюду приглашали; за ним охотились и те, кто устраивал всевозможные званые обеды, и крупные процветающие строительные и железнодорожные компании из числа его клиентов, стремившиеся заполучить его в состав своих правлений; им восхищались, его чуть ли не боготворили, и он чувствовал себя настолько счастливым, что даже сам с трудом верил в это. Но всем тем бесчисленным молодым женщинам, которые, лелея в душе планы будущего супружества, старались сесть рядом на торжественных обедах или знакомились с ним в театрах и концертах либо на приемах, что устраивались в летнее время прямо на открытом воздухе, — всем им суждено было испытать разочарование. У Фредерика была только одна любовь в жизни — не считая привязанности к сыну и бережно хранимой памяти о Коринне, — и предметом ее был «Прэгерс». Банк вытеснил собой все другое не только из головы Фредерика, но и из его сердца; Фредерик относился к нему как к любимому ребенку; самая первая его мысль утром и самая последняя перед тем, как заснуть, были всегда о банке, да и во сне Фредерик часто видел его же. Нью-йоркские девицы на выданье и их матери напрасно намекали, что мальчику, наверное, необходима мать, что особняк в Верхнем Ист-Сайде, по-видимому, должен казаться без хозяйки слишком большим и пустым, что и самому Фредерику, надо полагать, бывает неуютно и тоскливо одному в свободные от работы часы; Фредерик в ответ только улыбался им с выражением легкого сожаления на лице, как будто извиняясь, — он отработал эту мину до полной безупречности — и говорил, что нет, нет, нет, все прекрасно, у малыша великолепные няньки и заботливые воспитательницы, экономка ведет хозяйство умело и энергично, а у него самого столько друзей, что ему просто некогда чувствовать себя одиноким.