Триша Вольф - Мир в красном. Книга третья

Такое случалось и раньше — и это общепринято везде.

Достаточно обычное явление, из-за которого вы в отвращении мотаете головой, или при виде которого закрываете глаза.

Да и зачем кому-то волноваться о том, что происходит со шлюхой? Зачем тратить силы, чтобы вступиться за нее? Она сама ищет этого. Просит об этом. Секс — это ее профессия.

Вот почему Роанокский серийный убийца был на свободе почти три года. Никто не заботится о том, чтобы расследовать убийство проститутки или хотя бы сообщить о ее исчезновении.

Кто знает, сколько жертв было на самом деле?

Кантри музыка гремит из старого музыкального автомата, когда с девушки снимают ее топик. Ее выцветший розовый лифчик, грубо сорванный с тела, разорван и свисает с одного плеча. Ее груди подпрыгивают, поощряя парня. Стоящий рядом со мной дальнобойщик в клетчатой рубашке гудит.

- Давай же, Расти! Она умоляет о твоем члене.

Тошнота сковывает мой желудок, когда он толкает меня перед собой, зажимая между столом и своей эрекцией. Его кислое от пива дыхание опаляет мою щеку, когда он наклоняется к моему уху.

- Как насчет бесплатного угощения, сладенькая? На посошок.

В моей машине есть значок. Там также лежит и пистолет. У меня есть полномочия остановить все происходящее. Один пинок по его яйцам, и я смогу одолеть его. По крайней мере, на секунду получить преимущество. Затем выбежать из бара. Схватить свой жетон и пистолет. Сделать звонок, чтобы этих насильников арестовали.

Местный шериф может не зафиксировать изнасилование проститутки как серьезное преступление, совершенное на сексуальной почве, но нападение на агента? Это так просто не спустят с рук.

Мое тело приготовилось превратить все эти мысли в реальность: руки вцепились в край стола, мышцы напряглись, конечности готовы действовать, пока я не встречаюсь с его глазами.

Черные бездны оценивают меня, ожидая увидеть мою реакцию.

Я ненавижу себя, потому что от криков девушки, пытающейся сражаться с нападающим, я разрываюсь на части. Спасти одну проститутку от изнасилования, позволяя серийному убийце так и остаться на свободе. Или стать свидетелем несправедливости и получить шанс прижать Лайла Коннелли.

Мгновение я обдумываю варианты, а дальнобойщик позади меня задирает платье вверх по бедрам. Он прижимает ладонь к моей спине, заставляя упереться животом в царапающее зеленое сукно. Паника парализует мое тело, и мужчине этого достаточно, он успевает раздвинуть мои ноги и встать между ними, отбирая у меня возможность сопротивляться.

Когда его пальцы забираются под мое белье, скользя по расщелине между ягодиц от попки к лону, сильная дрожь сотрясает мое тело. Я смотрю на девушку на другом конце стола. Она сдалась. Слезы текут из уголков ее глаз, капая на всклокоченные волосы, в то время как нападающий заламывает ей руки и толкается в нее.

Меня охватывает злость, заставляя закипеть мою кровь. Я в последний раз смотрю на Коннелли. Его глаза широко распахиваются, когда он понимает мои намерения. Мои глаза говорят ему все, что он должен знать. Я доберусь до тебя. Это еще не конец. Затем я дотягиваюсь до кия, лежащего в центре стола, царапая пальцами фетр.

Как только мои пальцы обхватывают его, я со всех силы дергаю его на себя, вырывая руку из хватки дальнобойщика.

Коннелли сверлит меня взглядом, пьяная ухмылка изгибает его губы — реакция на мои действия.

Затем кий касается моего насильника. Громкий хруст, и я полностью высвобождаюсь. Освободившись, я слышу, как дальнобойщик вскрикивает:

- Блять!

Я переворачиваюсь и приподнимаю ноги, затем обеими ступнями пинаю его в грудь, толкая назад, пока он держится руками за лицо. Он пятится к столу, и Коннелли ждет его там, чтобы закончить начатое мною. Он поднимает сломанный кий над головой и начинает наносить удары по его по затылку, пока тот не перестает шевелиться.

Переполох привлекает внимание оставшихся посетителей бара, которые тихо замерли на своих местах. Я смотрю на девушку. Парень оставил ее и направился к Коннелли.

Он наносит удар по почке Коннелли, бросая его на пол. Стоя на коленях, Коннелли взмахивает покрытым кровью кием и втыкает его в ногу дальнобойщика. Поднявшись на ноги, он посылает стремительный удар дальнобойщику в живот, затем в голову.

Сотрясаясь от бурлящего в крови адреналина, я бегу к моему обидчику, чтобы проверить его пульс. Он жив. В чертовски глубокой отключке, но будет жить.

Вдруг до меня доходит, что Коннелли теперь стал героем. И, в принципе, ему может даже грозить ночь в тюремной камере. За рукоприкладство. Но как только станет известно, что он защищал женщину от насильника, обвинения будут сняты... до следующего проступка. Ему даже не нужно вознаграждение. Коннелли и так будут хвалить в его отделе за проявленный героизм.

И я буду наказана.

Как только Куинн разузнает об этом, он поймет, что я задумывала. Работая под прикрытием без разрешения на это. Я не получила разрешение, отправившись на операцию самостоятельно. Я не уверена, будет он в ярости из-за того, что я проигнорировала его приказ прекратить копать под Коннелли, или из-за того, что поставила себя под угрозу.

Думаю, оба варианта.

Хриплый всхлип привлекает мое внимание. Официантка помогает девушке, дергая ее за руку и натягивая ей на плечи разорванный топ. Один взгляд на них, и я понимаю, что в полицию об этом инциденте никто не сообщит. Проститутка не хочет иметь дело с правоохранительными органами, как и работники бара.

Здесь закон считается большим врагом, чем насильники.

Я пытаюсь сосредоточиться на своем выражении лица, чтобы оно было похоже на испуганное, как и у двух других женщин. Хотя я знаю, что мне не одурачить Коннелли, но я должна продолжать играть свою роль, пока точно не буду уверена в том, что произойдет дальше.

Коннелли не отбросил бильярдный кий. Это улика, и он специалист, который знает, что влекут за собой улики. Он берет его с собой, подходит к своему столику, забирает бумажник и бросает купюру на стол. Он ни на кого не смотрит, пока покидает бар.

Когда волна адреналина стихает, моя рациональная сторона возвращается в игру.

Я не уверена, хорошо или плохо, что я освобождена. Я месяц изучала Коннелли. Работала над профилем, чтобы понять его характер, и его сегодняшние действия полностью сводят на нет всю проделанную мной работу.

Что может быть хуже, чем неспособность предугадать следующий шаг убийцы? Понимание того, что ты и убийца являетесь единственными, кто знает правду.

Я бы могла рационализировать его линию поведения в данной ситуации, объясняя ее тем, что склонность к доминированию побудило его действовать против собственных природных импульсов. Он заклеймил меня и отказался позволять другому мужчине осквернять свою собственность.