Энди Брок - Последний шанс на счастье

Ознакомительный фрагмент

Брови Рафаэля грозно сошлись на переносице.

– Нужда заставила, Лотти. Исключительные обстоятельства требуют исключительных мер.

И вот это должно ее утешить? Если так, то Рафаэль не сильно продвинулся в понимании женской природы.

Лотти удержалась от гневного взгляда, хоть ей и хотелось испепелить им Рафаэля, – испугалась, как бы в нем не отразилась заодно и ее печаль из-за происходящего. Рафаэля совершенно не беспокоят ее чувства – он просто, как обычно, рубит с плеча.

Лотти отвернулась, зная, что нужно сказать, но не решаясь при этом смотреть Рафаэлю в глаза.

– Прости, Раф, но мой ответ – нет. Мы оба знаем, что ничего не получится.

Рафаэль мгновенно приблизился к ней.

– Ты не знаешь, – бескомпромиссным тоном заявил он. – В области ЭКО в последние два года произошел серьезный прорыв. Я уверен – у нас есть шанс.

– Дело не в ЭКО. – Лотти наконец взглянула ему прямо в глаза. – Дело в нас как в паре. Это у нас не получится.

– Возможно, я неясно выразился. – Рафаэль посмотрел на нее с явной неприязнью. – Я не требую примирения и воссоединения. Я хочу только, чтобы ты стала матерью моего ребенка. И больше ничего.

И больше ничего?

Несмотря на гнетущую атмосферу этого неприятного разговора, было почти смешно, как он все преподносит – словно просит ее пересмотреть дизайн кухни или сада. Вот только смеяться ей совсем не хочется.

– Я пытаюсь сказать, что ничего больше не буду ждать от тебя, – продолжил Рафаэль. – Будь уверена, – он сделал паузу, бросив на Лотти ледяной взгляд, – я никогда ничего не потребую.

Лотти почувствовала, как в ней что-то умирает. Она конечно же знала, что в сексуальном плане больше не представляет для него интереса. И тем не менее его слова царапнули ей по сердцу. У Рафаэля толпы поклонниц, которые могут удовлетворить любой его каприз. Она посмотрела на себя, на свои поношенные джинсы, которые надела в дорогу, любимые потертые ботинки и снова взглянула на Рафаэля. Он стоял перед ней – сама сосредоточенность. Темный костюм безупречно сидел на нем, подчеркивая силу и сексуальность. Собрав остатки самообладания, Лотти гордо вздернула подбородок.

– Спасибо, что объяснил. – Ее голос звучал резко. – Хотя можно было этого и не делать. Я имела в виду прозу жизни. Даже если предположить тот невероятный факт, что я смогу когда-нибудь забеременеть, как мы сможем воспитывать ребенка вместе? Мы даже не живем в одной стране.

С ленивой грацией пантеры Рафаэль приблизился к ней, и Лотти внезапно уткнулась носом в его широкую грудь.

– Такие вопросы всегда можно решить.

Лотти слишком поздно поняла, что выбрала не тот аргумент. Рафаэль – супермастер по практической стороне жизни, по решению всякого рода проблем и вопросов. Как граф Монтеррато он делает это ежедневно, курируя жизнь графства, планируя его будущее, решая его проблемы. И именно это он и делает сейчас. Стоя рядом с ним, Лотти почувствовала знакомый запах – легкий аромат одеколона, смешанный с запахом мыла и чего-то еще, почти неощутимого, присущего только Рафаэлю. Она почти физически ощущала исходящие от него силу и мощь, которые буквально угрожали поглотить ее целиком.

– Я не хочу, чтобы ты хоть на минуту решила, что я недооцениваю масштаб своей просьбы. – Его голос звучал тихо и очень искренне. – Я не верю, что это нужно только мне. Я знаю, как много для тебя значит возможность стать матерью.

Лотти сглотнула внезапно появившийся в горле комок.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что я наблюдал за тобой, Лотти. Я видел эйфорию на твоем лице, когда выяснилось, что ты беременна, – видел, как растет и крепнет твой материнский инстинкт, более сильный, чем все остальное. А затем… – Он продолжил, хоть и было видно, что его это ранит: – Я видел нашу дочь в твоих руках.

– Нет! Прекрати! – Это больше, чем она может вынести. Лотти закрыла уши руками.

– Признайся, Лотти. Тебе же был нужен не я, правда? – Он безжалостно гнул свою линию. – Тебе нужен был ребенок. Только это имело значение. Только поэтому ты согласилась выйти за меня. Наш брак был не более чем притворством. Твои последние жестокие слова – да все твое поведение, на самом деле, – указывают на это.

– Я не собираюсь больше это выслушивать! – Лотти стремглав бросилась к двери, но он следовал за ней по пятам.

– Ты все еще можешь осуществить свою мечту, Лотти. Хоть наш брак и превратился в одно название, мы все еще можем стать родителями – ты все еще можешь стать мамой.

– Понятия не имею, зачем ты мне это говоришь. – Смахнув подступающие слезы, Лотти снова повернулась к нему. – Единственное, что приходит в голову, – это нужно тебе, а не мне.

– Может, в первую очередь я и думал о себе. – Рафаэль встал напротив двери, перекрывая ей дорогу. – Пока не увидел выражение твоего лица. Я ведь прав, верно? Ты хочешь ребенка так же сильно, как я.

– Нет. Ты не прав. – Тщетно пытаясь сдвинуть его с места, Лотти схватилась за ручку двери и с силой потянула ее на себя.

Дверь приоткрылась не больше чем на пару дюймов и уперлась в спину Рафаэля.

– Подумай хорошенько, Лотти. – Он спокойно смотрел на нее, не обращая никакого внимания на ударившую его дверь. – Какое бы решение ты ни приняла, не позволяй презрению повлиять на него и встать на пути к твоему счастью.

Наконец он отодвинулся, и дверь распахнулась, отчего Лотти потеряла равновесие.

– Я никогда на это не пойду.

Сбросив ботинки, Лотти плюхнулась на кровать с балдахином и уставилась на гобеленовый полог над головой. Она прерывисто дышала, едва сдерживая слезы. Как он может так поступать с ней? Шантажировать ее провалившейся попыткой материнства, использовать драгоценные воспоминания о Серафине. Это просто жестоко!

В этом весь Рафаэль. Его ничто не остановит на пути к цели – любые средства хороши. Даже если в процессе придется разбить ей сердце.

Боль резала ее, как обоюдоострый меч, и один из ее уколов вскрыл глубоко спрятанную правду. Она и впрямь всегда хотела стать матерью. Не так, как ее подруги, смутно осознававшие, что когда-нибудь это должно произойти, и придумывавшие на досуге имена для детей, а с глубокой неприкрытой тоской, томлением, которое было неотъемлемой ее частью. Возможно, собственное «неправильное» детство заставило ее осознать, что быть матерью – самое важное занятие на земле, а вовсе не то, что она потеряла возможность иметь детей. И теперь ей хотелось все сделать правильно. Не сказать, что она испытала восторг и экстаз в тот момент, когда узнала, что носит ребенка Рафаэля. Это был ее шанс стать такой матерью, какую она сама всегда хотела, – вместо той, что у нее была на самом деле.