Наталья Нестерова - Ищите кота (сборник)

Ознакомительный фрагмент

При скудном освещении салона Максим увидел, как побледнела Дина. Она дышала мелко-мелко, хваталась за грудь.

– Вам плохо? – испугался Максим.

В милой комедии «Французский поцелуй» главной героине, которая собралась падать в обморок, герой делает лечебную гимнастику: хватает за голову и начинает ее качать, опускает-поднимает, вверх-вниз, до коленей и обратно. И еще где-то, не помнит где, Максим слышал о таком способе первой помощи – обеспечить прилив кислорода к мозгу. Или отлив? Не важно.

Максим захватил Динин затылок и силой послал ее голову вперед и вниз. Во «Французском поцелуе» Мег Райан сидела на стуле, и Кевин Клайн свободно качал ее голову вверх-вниз. Дина находилась в автомобиле, поэтому первая помощь, оказанная Максимом, обернулась тем, что он с размаха шмякнул Дину головой о панель приборной доски.

– А-а-а! – завопили они хором.

Максим – от раскаяния, потому что он не собирался колотить головой дамы о панель. Дина – от ужаса, потому что Максим сошел с ума и стал драться.

– Простите! Ради бога, простите! – умолял Максим. – Я не хотел! То есть я хотел вам обеспечить прилив, он же отлив крови… или кислорода? Словом, хотел помочь, вы так жутко побледнели. Вам очень больно?

Дина прислушалась к себе. На лбу саднило, но сердце не болело! Исчезли иголки, спрятался ежик, и сердце стучало как обычно. Вернее, его не было слышно.

– Какой кошмар! – сказала Дина.

– Не то слово! – подхватил Максим. – Тысячу раз извините! Вам нужно что-то холодненькое приложить, – суетился он, вытащил ключи зажигания и протянул Дине.

«Какой кошмар! – думала она. – Чтобы избавиться от сердечной боли, мне нужно было получить по башке. Надо поискать в Интернете объявления для мазохистов. Что-нибудь вроде “За пять сеансов порки излечиваем от несчастной любви”».

– Максим, успокойтесь! Я верю, что не в ваших привычках оглушать дам подобным способом.

– Точно не в моих! Клянусь! Я вас приложил из лучших побуждений.

– Вы не могли бы дать мне денег в долг? Простите, что обращаюсь, вы и так много для меня сделали…

– Даже слишком, – хмыкнул Максим.

– Я выскочила из дома без сумочки, без телефона, без денег, только проездной на метро был в кармане. Завтра я долг отдам. И отвезите меня, пожалуйста, в какую-нибудь гостиницу.

– Чтобы поселиться в гостинице, требуется паспорт.

– Правда? – расстроилась Дина. – Но ведь есть гостиницы, где формальности не соблюдают.

– Наверное, есть, я их адресов не знаю, а вам определенно там не место.

– Дома свиданий? – догадалась Дина и брезгливо сморщилась.

Она держала брелок на лбу, на шишке, а ключи свешивались Дине на нос. Дина выглядела потешно – настолько, насколько может потешно выглядеть женщина, которая держится изо всех сил и которой только что нанесли легкие телесные повреждения. Максим порылся в ящичке под широким подлокотником между сиденьями, достал маленький фонарик в металлическом корпусе, протянул его Дине:

– Меняем компресс.

Дина отдала ему ключи, приложила фонарик ко лбу и пошутила:

– Фонарь на фонаре.

Максим завел машину и тронулся с места. Он все еще злился на себя, не мог понять, как угораздило его выказать себя кретином. Он очень испугался за Дину. Окажись на ее месте любой другой человек с признаками умирания, Максим тоже бы струхнул. Но не до потери разума – только идиот мог забыть про панель и ударить женщину.

Несчастная Дина была самой собой – в горе женщины забывают что-то из себя изображать, нести образ. Дина-сама-собой была очень обаятельной, несмотря на полукоматозное состояние. Кроме того, она не ныла и не плакала, чего Максим очень опасался и за что проникся уважением к Дине.

«Подведем итоги. Во-первых, когда я сытый, я очень добрый, но кретин, – мысленно перечислял Максим. – Вывод: не ходи на важные переговоры сытым. Во-вторых, Дина по-настоящему обаятельная женщина, и я ее уважаю. Вывод: я уважаю женщину, потому что она обаятельная». Максим крякнул, чтобы подавить смешок, и подумал, что молчание затянулось, как бы Дина опять не отключилась.

– Как вы? – спросил он.

– Хорошо.

– Давайте вести светскую беседу, – предложил он. – Что вы предпочитаете: истории, анекдоты, загадки?

– Мне все равно, пусть будут загадки.

– Отлично. Загадывайте.

– Я?

– Конечно, вы. Я веду машину, а вы меня светски развлекаете загадками.

– Хорошо.

За последний час Дина раз десять сказала «хорошо». В подчинении чужой воле она по-прежнему чувствовала спасение.

– Что нужно делать, когда вы видите зеленого человечка? – спросила Дина.

– Его надо схватить, связать, если станет брыкаться. И срочно вбрасывать информацию в социальные сети: я поймал инопланетянина на углу Садовой и проспекта Мира. Правильно?

– Когда вы видите зеленого человечка, нужно переходить улицу.

– Один ноль, – признал поражение Максим. – Дальше.

– Может ли страус назвать себя птицей?

– Запросто. Если твои предки летали, то ты птица, хотя никогда не увидишь неба.

– Страус не может назвать себя птицей, потому что он не умеет разговаривать.

– Дина, откуда у вас такие дьявольские загадки?

– Мы с сыном их любим.

– Последняя попытка?

– Хорошо. Что легко поднять с земли, а кинуть далеко трудно?

– Пятитысячную купюру. Поднять легко – понятно. А кинуть далеко – извините!

– Интересный ответ. Пожалуй, его можно засчитать.

– А правильный какой?

– Пушинка.

– Мы на месте, – сказал Максим, въезжая во двор.

– Где на месте? – вгляделась в темноту за окном Дина.

– У моего дома.

– Максим, это неудобно, спасибо, конечно, но я…

– А вы перестаньте жеманничать. Ехать вам некуда и не к кому. Не оставлять же мне вас на вокзале в самом деле. Вот если бы я подбил вам глаз, тогда другое дело, а с маленькой шишкой на лбу вам ничего на вокзале не светит.

Максим говорил и парковал машину, оглянувшись назад, подавал задним ходом, стараясь вписаться между другим автомобилем и деревом. Из-за того, что был занят сложным маневром, речь его звучала нейтрально, без нажима. Так говорят, когда хотят донести обыденную информацию, а не уговаривают, убеждают.

– Кроме того, – продолжал Максим, – не рассчитывайте, что я вам уступлю свою кровать. Вы будете спать на диване, он не раскладывается, сломался.

Про диван Максим соврал, но надеялся, что подтекст Дине понятен: приставать к ней Максим не собирается, ее женской чести ничто не угрожает.

Дина подтекст расшифровала и в очередной раз согласилась:

– Хорошо.

Нерассуждающая покорность чужой воле – свидетельство рабской натуры. Когда на нас обрушивается горе, мы все становимся его рабами.

Максим жил в старом панельном доме постройки семидесятых годов прошлого века. Но в квартире был сделан современный ремонт. Прихожую от гостиной, объединенной с кухней, отгораживал книжный стеллаж. Внутри квартиры всего одна дверь – в спальню. Зона кухни располагалась в нише, обеденный стол отсутствовал. Это была квартира холостяка, успешного небедного одинокого мужчины, который принципиально не планировал обзаводиться семьей, да и ночующих гостей не жаловал. Поэтому дверь в спальню была стеклянной, а в ванную и в туалет можно было попасть только из спальни. Зато холостяк любил поваляться на диване перед телевизором. Громадный диван-царь занимал центральное место в комнате и наводил мысли о неге, уютном горизонтальном положении тела – словом, диван манил, обещал и гарантировал. Кресел по бокам дивана, которые обычны в меблировке гостиной, у Максима не было. На низком столике перед диваном валялись журналы и газеты, стояли чашки с присохшими остатками кофе. Поперек спинки дивана висело несколько галстуков и пара несвежих сорочек. На диване клубился мягкий плед, подтверждая мысль о том, что хозяин любит здесь расслабиться.