Елена Колина - Хорошее настроение (сборник)

Максим

Многие великие люди всю свою жизнь вели подробные записи, фиксируя каждый прожитый день. Я великий человек, чтобы придавать значение каждому своему впечатлению, но… Ну вот, slips, типичная оговорка по Фрейду, – вместо «я не великий человек» случайно подумал «я великий человек»!.. Я не великий человек, но желание письменно зафиксировать свою личную историю придает большую осмысленность жизни. Если бы я вздумал вести дневник, я бы начал так – уважаемые читатели, вам конечно же не терпится узнать все мои мысли, понять все мои душевные движения. Так вот, – не расскажу, слишком уж это тонкая материя, и вообще, это будет слишком. Кое-что – пожалуйста, мне не жалко. Но предупреждаю, что я буду себя приукрашивать… почему именно эти мысли посетили меня, когда я, прихватив Юльку за руку, сходил с трапа самолета?.. На самом деле даже в юности, на пике интереса к собственной персоне, мне не приходило в голову вести дневник. Хотя я думаю, у меня получилось бы неплохо и мое произведение не стало бы скучным перечислением событий, ведь я постоянно отслеживаю свое психологическое состояние, веду беседы о себе с самим собой, – а с кем же мне еще беседовать?..

– Юлька, – сказал я, – это Россия, твоя историческая родина. Это самое лучшее место на свете – Питер.

И объяснил, что означает историческая родина и почему Питер самое лучшее место на свете. Я сознательно всегда разговариваю с ней, как со взрослой, – ращу себе друга и собеседника. А Полина с ней сюсюкает – когда, конечно, вспоминает, что она есть. По-моему, Полина каждый раз немного удивляется: ой, надо же, а у меня есть дочь, какая миленькая!..

…Когда я протянул паспорт в окошко на паспортном контроле, я… наверное, я все же был в некоторой прострации. А как вы думаете, – это же огромный стресс, прилететь в Питер после шести лет отсутствия. Прилететь домой.

Протянув паспорт в окошко, я машинально поднял глаза, внезапно увидел чье-то лицо и вдруг почувствовал какую-то необычную растроганность, волнение, нежность… Лицо было милое, родное, несказанно приятное мне… и только через несколько секунд я понял, что это мое собственное лицо – отражение в зеркале над окошком паспортного контроля.

Полина спросила, где список багажа. Она умеет путешествовать, у нее всегда два списка – один на крупные вещи, другой на ручную кладь. Не то чтобы мы много ездили в большие путешествия, Юлька же еще малышка, но внутри штата ездили довольно много, и я не помню, чтобы она хоть раз что-то забыла, даже какую-нибудь Юлькину игрушечную мелочь.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила Полина, когда мы прошли паспортный контроль.

– Глупый вопрос. Как будто у меня есть варианты ответа, – улыбнулся я и машинально погладил Юльку по голове. Вот кого я люблю, Юльку – папину малышку, Юльку – папино солнышко!

Странно, почему Железного Феликса вдруг потянуло на лирику? Неужели Полина, человек далеко не такой тонкой душевной организации, как я, тоже нервничает?.. Моя ответная улыбка получилось немного пренебрежительной – я не выношу разговоров о любви. О любви лучше всех сказал… не помню, кто именно, но сказал он так: «Смысл любви состоит в том, чтобы с трудом отыскать бабу, которая органически не способна тебя полюбить, и бухнуть в нее все: душу, мозг, деньги, нервы». Лучше не скажешь, – как будто это сказал я.

– Я вернулся в мой город, знакомый до слез, – сказал я, – ты понимаешь, что я шесть лет не был дома?!

– Возьми тележку, – велела Полина. – Пятнадцать. Лично я не была здесь пятнадцать лет. В два с половиной раза больше.

Ну вот, так всегда. У Полины всегда всего больше. И ей всегда больше всех надо – в прямом смысле. Она даже в самолете просит сразу два стакана воды. Если бы это было возможно, у нее было бы два паспорта, а лучше три. Еще у Полины всегда все лучше всех, все хуже всех, все сложнее, чем у всех. Она не виновата, что все время сравнивает, – такова ее натура. Полина даже в ресторане, прежде чем начать есть, бросает быстрый взгляд на мою тарелку и сравнивает – ее кусок мяса больше, чем мой, – тогда хорошо, меньше – плохо.

Уже через несколько минут пребывания на родине нас обхамил таможенник. Но тут дело не в стране. Русский, пахнущий потом, таможенник ничуть не хуже и не лучше своего черного американского собрата, безудержное хамство и дурной запах и там, и здесь…

– Полина?.. – позвал я. – Этот мир, как и тот, полностью прогнил, не осталось ни капли интеллигентности, добродушия… Единственное доброе и светлое, что осталось в мире, – это я. Ты как считаешь?

Полина промолчала.

– Юля, скажи маме, что я шучу, – настаивал я.

– Джулия, скажи папе «ха-ха-ха», – отозвалась Полина.

Не подумайте, что мы ругаемся, просто это наш стиль.

Приходится самому смеяться собственным шуткам. ЖФ (Железный Ф, сокращенно) раньше хохотала, до икоты, а последнее время (интересно, когда же это началось?) не реагирует ничем, кроме раздражения, как будто у нее выключился механизм, отвечающий за чувство юмора. Меня спасает только то, что я удивительно, на редкость остроумный, такой, что даже самого себя могу рассмешить. Приятно шутить с умным, понимающим тебя до самого донышка человеком – самому себе пошутить, самому себе посмеяться…

– Приятно, когда тебя встречает «мерседес» с водителем и охранником, – довольно протянула Полина.

Это Полинина «принимающая сторона» расщедрилась и пускает пыль в глаза. Предложили ей на выбор «мерседес» или «ниссан», она выбрала «мерседес».

– Ты тянешься к красивой жизни, Полина, а у твоего охранника лысина и кривой нос, – прошептал я.

Для Полины наш визит в Россию – супершаг в ее карьере, а для меня, для меня?!

Я знаю, я чувствую, что этот мой приезд – точка бифуркации. В теории нелинейной динамики «бифуркация» означает момент в эволюции системы, когда ее устойчивое, предсказуемое развитие заканчивается и она вступает в период поиска нового направления развития. Перед системой возникают несколько альтернативных сценариев развития, или образов будущего. Так и для меня – жить по-старому я уже не хочу, а как жить по-новому, еще непонятно. Но в точке бифуркации все может пойти по-другому вследствие крошечного внешнего воздействия, и я убежден – что-то меня здесь ждет! Есть во мне сейчас что-то такое, что больше не позволяет мне, тридцативосьмилетнему, ходить в американских коротких штанишках.

…Да, я приехал сюда при Полине – как муж, при Юльке – как папа, вернее, как мама. Но я же сам этого хотел.

– Как ты думаешь, – спросила Полина, – я смогу завтра же найти приличный jym?

– Ты всегда завтра же найдешь все, что тебе нужно, – заверил я, – как мать говорю и как женщина…