Бывшие. Папина копия (СИ) - Ви Чарли

Медсестра вздохнула, явно испытывая ко мне какую-то смесь сочувствия и раздражения.

– Ну, св-во о рождении на госуслугах, должно быть! Распечатайте! Там же она у вас, как дочь записана, я надеюсь? – она посмотрела на меня с немым вопросом, и мне показалось, что в её взгляде мелькнула тень подозрения.

Я молча кивнул.

– Ну вот и отлично, – она уже брала сонную Алёну с моих рук. Девочка хмыкнула во сне, но не проснулась. – Придёте завтра с бумажкой. Всё уладите. А сейчас – марш домой, самого себя подлечить. Вид у вас, будто вас самого через мясорубку прокрутили.

Она развернулась и понесла её обратно в палату. Я поднялся с дивана, и ноги вдруг стали ватными. Пустота, которую всего несколько минут назад заполняло тёплое, доверчивое тельце, теперь казалась бездонной.

Я не мог уйти, не попрощавшись. Не мог просто бросить её. Сделав несколько неуверенных шагов к двери палаты, я заглянул внутрь. Медсестра уже укладывала Алёну под одеяло. Та повернулась набок и что-то прошептала во сне.

– Спи, малая, – прошептал я тихонько, как будто она могла меня услышать. – Я вернусь завтра.

Развернулся и побрёл к выходу, пошатываясь от усталости и эмоциональной опустошённости. Её слова звенели в ушах: «…она у вас как дочь записана, я надеюсь?»

Холодный вечерний воздух снова ударил в лицо. Я остановился, прислонился лбом к холодному стеклу двери и закрыл глаза. Завтра. Завтра мне надо прийти сюда и либо солгать что-то ещё грандиозное, либо признаться во всём.

Может, поговорить с Алёниной бабушкой? – неожиданно озарила мысль. – Ника ведь вряд ли мне что-то расскажет. А её мать всегда относилась ко мне отрицательно, даже когда мы с Никой ещё просто дружили. Но может Мария...как же её, блин отчество забыл, хоть немного прояснит историю с рождением девочки.

Потмоу что мне не давали покоя слов Алёны. То, как она назвала меня папой. Как будто она точно это знала. Просто в голове не укладывалось, почему Ника запретила ей об этом говорить. Могла бы вообще тогда ребёнку не рассказывать. Но зачем-то сказала ей, что я её папа? Всё походило на какой-то сумбур. И мне хотелось разобраться.

Я вызвал такси и отправился домой в свою квартиру, где, несмотря на усталость, долго не мог уснуть.

Глава 5

Утро врезалось в сознание резким телефонным звонком, будто отбойный молоток по свежим швам на голове. Я вздрогнул, с трудом отрываясь от подушки. В голове гудело, тело ныло, как после ночной смены на разборе завалов. Сквозь сон мне почудился сладкий запах детских волос и тепло на груди, но реальность была холодной и пустой.

Телефон не унимался. Я с трудом нащупал его на тумбочке.

– Алло? – мой голос прозвучал как скрип ржавой двери.

– Волков! Ты где, чёрт возьми? – в трубке бушевал Шилов. – Мы тебя вчера потеряли! Трубку не брал! Думали, тебя в реанимацию упекли вместе с той женщиной!

Я с трудом соображал, переваривая его слова.

– Я… я в больнице был. Голову зашивали, – пробормотал я, проводя рукой по повязке. Она казалась чужой.

– Ну и как ты? – голос Шилова смягчился, в нём появились нотки беспокойства. – Врачи что сказали? Сотрясение?

– Вроде нет. Просто порезал немного. Голова гудит, но терпимо.

– На больничный уходишь? – прямо спросил Шилов. – Петрович говорит, отлежись, сколько надо.

Мысль о больничном, о том, чтобы завалиться обратно в кровать и выключиться на сутки, была соблазнительной. Но тут же всплыл образ – большие синие глаза, полные доверия, и тихий шёпот: «Ты вернёшься?»

– Нет, – твёрдо сказал я, сам удивляясь своему решению. – Больничный не надо. Но… возьму пару выходных. Отгулов. Мне нужно… кое-что уладить.

В трубке повисло короткое, красноречивое молчание. Шилов явно хотел спросить «что именно», но, слава богу, сдержался. Он знал, что я не из тех, кто любит откровенничать.

– Ладно, – наконец сказал он. – Береги себя, огнеборец. Если что – звони. Ребята все передают привет и выздоравливай.

– Передам им спасибо, – кивнул я, хотя он этого не видел. – И спасибо тебе.

Разговор с Шиловым окончательно вернул меня в реальность. Реальность, в которой мне сегодня предстояло выяснить, что скрывала от меня Вероника.

Я заставил себя встать, побрёл в душ. Холодная вода немного прояснила сознание. Боль понемногу отступала, уступая место тревожной, но ясной решимости.

Оделся в чёрную футболку и джинсы. Посмотрел на себя в зеркало. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, белая повязка на лбу. Вид, конечно, был ещё тот. Но сейчас было не до эстетики.

Первым делом – больница. Увидеть Алёнку. Убедиться, что с ней всё в порядке. А потом… потом нужно будет найти её бабушку. Мария…Фёдоровна, что ли. От попытки напрячь память голова взорвалась болью.

Она точно должна знать правду.

Дорога до больницы пролетела в нервном раздумье. Руки сами крутили руль, ноги нажимали на педали, а голова была занята только одним – что я скажу, как посмотрю ей в глаза. И вдруг меня осенило: нельзя же приходить с пустыми руками. Я резко свернул на парковку у первого же супермаркета.

В отделе с детскими товарами я чувствовал себя не в своей тарелке. У витрины с игрушками замер перед плюшевым медведем – не таким навороченным, как современные, а простым, уютным, коричневым, с добрыми глазами. Именно таким, каким, мне казалось, должен быть плюшевый друг. Я взял и его, а у кассы нахватал горсть всего – киндер-сюрпризы, шоколадки, яркие леденцы.

Кассирша улыбнулась:

– Дочке? – Я лишь кивнул, сгребая покупки в пакет. Сердце бешено колотилось. Не от страха. От волнения.

В больнице у поста дежурных была уже другая медсестра – Женщина была лет пятидесяти, с жёстким взглядом и плотно сжатыми губами. Взгляд её скользнул по моей повязке, по охапке сладостей и остановился на моём лице с немым вопросом.

– Вам кого? – спросила она сухо.

– Я к Назаровой Алёне, – сказал я, стараясь звучать максимально уверенно. – Вчера её привезли.

– Посещения с одиннадцати до часу, – отрезала она, уже возвращаясь к бумагам. – Приходите в положенное время.

– Да я ненадолго, – начал я. – Просто передать ей, поддержать. Она же одна, ребёнок…

– Правила для всех одни, – её голос не допускал возражений. – К одиннадцати часам.

Тут я решил пойти ва-банк. Поставил пакет с игрушкой на стойку, вытащил оттуда самую большую шоколадку и с обаятельной улыбкой, на которую был способен сейчас, протянул её медсестре.

– Может, всё-таки как-нибудь? Ребёнок-то напугался сильно. Я на пять минут. Она меня ждёт.

Она посмотрела на шоколадку, потом на меня. Что-то в её строгом взгляде дрогнуло. Возможно, она увидела не наглого посетителя, а уставшего, перебинтованного мужчину с искренним беспокойством в глазах.

– Ну… ладно, – она тяжело вздохнула, беря шоколад. – На пять минут. Только тихо и…

Дверь в отделение открылась с лёгким скрипом открылась.

На пороге стояла Мария Фёдоровна. Постаревшая, с ещё более жёстко сжатыми губами, чем раньше. Она не заметила меня, обращаясь к медсестре.

– Здравствуйте, я за Назаровой Алёной. Вот документы, выписка, – она чётко, по-деловому, положила на стойку папку с бумагами. – Лечащий врач разрешил забрать под мою ответственность.

Медсестра, обрадованная сменой темы, тут же оживилась.

– Конечно, конечно. Сейчас её выведут, уже всё готово.

Она что-то сказала в домофон, и через несколько минут из-за двери появилась санитарка, ведя за руку Алёну. Девочка выглядела испуганной, но чистой и переодетой в обычную одежду. Увидев бабушку, она слабо улыбнулась и робко к ней потянулась.

– Бабуль… – тихо сказала она.

– Ой, родная моя, хорошая ты моя! – Мария Фёдоровна прижала её к себе, зарылась лицом в её волосы. Голос её, всегда такой сухой и колючий, неожиданно дрогнул. – Как ты, а? Не сильно испугалась? Всё хорошо теперь, всё…

– Я ничего, – прошептала Алёна, цепляясь за неё.

– Ничего, ничего… Сейчас к тёте Зине поедем, у неё поживём, всё устроим…