Маурин Ли - Мечты Энни

— Знаешь, Кен, это неправильно, — мягко произнес дядя Берт. — Розе никогда не станет лучше, если вы с Дот так и будете от всего ее ограждать. Если бы вы обзавелись собственным домом, чувство ответственности пошло бы твоей жене только на пользу.

Отец Энни смотрел на свои туфли.

— Завтра я подумаю, что можно сделать. Во время бомбежек Бутл лишился такого огромного количества домов, что практически ничего не осталось…

— Хороший парень! — искренне сказал Берт, когда отец Энни встал и вышел из комнаты, не проронив больше ни слова.

На лице Дот появилось беспокойство, когда она услышала, как громче обычного хлопнула дверь.

— Он сейчас явно не в духе!

— Ничего страшного, милая. Когда-нибудь это нужно было сказать.

— Я бы убила этого мерзкого Гитлера за то, что он сделал.

Энни жадно слушала их разговор, пытаясь понять, о чем это говорит ее тетушка.

— Таких, как она, много, Дот, — произнес дядя Берт. — Другим народам досталось не меньше, а некоторым пришлось и того хуже.

Дот вздохнула.

— Знаю. Но даже если… — Ее голос затих, и они продолжали непринужденно сидеть на стуле. — Думаю, мне следует взглянуть на ужин, не дожидаясь, пока еще что-нибудь подгорит.

— Я тебе помогу, милая.

Дот улыбнулась.

— А знаешь, что наш Томми сказал, когда я швырнула чашку? Он спросил, не умер ли случайно мистер Эттли. Господи, да если бы что-нибудь случилось со стариком Клементом, я бы, наверное, разбила весь чайный сервиз.

Спустя три недели семейство Харрисонов переселилось на Орландо-стрит, в район Сифорт, и их жизнь изменилась настолько, что у Энни сложилось впечатление, будто они переехали на другой конец света.

ГЛАВА 2

Орландо-стрит, казалось, была бесконечной. По обеим сторонам располагалось более сотни домов из красного кирпича, фасады которых выходили прямо на тротуар. Здания были похожи друг на друга, как близнецы, и были окрашены в строгом стиле: почти все двери и оконные рамы имели зеленый, красно-коричневый или же просто коричневый цвет, и только некоторые из них были черными. Раз в год отец Энни перекрашивал их снаружи в тот же самый насыщенный шоколадный цвет.

Повзрослев, Энни частенько презрительно шутила по этому поводу: «Можно подумать, что, если кто-нибудь выкрасит дверь в голубой или розовый цвет, наступит конец света. Я обязательно выкрашу парадный вход своего собственного дома в ярко-желтый!»

Ей приходилось каждый раз смотреть на номер, чтобы удостовериться, что это их дом, и ее сердце каждый раз холодело, стоило ей завернуть за угол Орландо-стрит. Тот ужасный день, когда семья Харрисонов переселилась в дом под номером тридцать восемь, навсегда запечатлелся в ее памяти.

Неожиданно на грузовике появился дядя Берт, и кровати вместе с их пожитками, которые Дот аккуратно упаковала в картонные коробки, погрузили в кузов. С дальнего конца двора принесли велосипед отца.

Отец выглядел несколько сконфуженным и сердитым. На матери было лучшее пальто, пошитое из забавного волнистого меха. Выйдя на улицу, она сощурила глаза, словно редко видела дневной свет. Ее лицо было бледным и выражало явное неудовольствие.

— Девочкам лучше сесть сзади, они могут примоститься на одной из кроватей, — резко сказал отец, помогая жене забраться в кабину.

Дот скривила губы и закричала:

— А ну-ка, ребята, кто-нибудь из вас, идите сюда. — Когда Майк приблизился, она сказала: — Поезжай с ними, дорогой. Бедные крошки перепугаются насмерть.

Майк явно воспринял это предложение с восторгом. Его лицо засияло, и он, вскочив в грузовик, с радостным возгласом плюхнулся на пружины кровати.

Когда дядя Берт взял Мари на руки, Дот горько расплакалась.

— Ну зачем забирать девочек, Кен? Почему бы не оставить их у нас?

Энни, не до конца понимая, что здесь происходит, подумала, что так было бы лучше, и схватилась за тетушкину руку, однако отец покачал головой.

— Нет, — сказал он тонким голосом. — Сейчас самое время, чтобы Роза наконец прониклась чувством ответственности, как правильно заметил Берт.

— О, Господи Иисусе! — всхлипывала Дот. — Он ведь не имел в виду девочек. Ну почему я не держала рот на замке?

Через час Энни с сестрой наблюдали за тем, как дядюшка Берт отъезжает от дома, а Майк, высунувшись из окна, машет им рукой. Девочки тоже махали ему до тех пор, пока грузовик не завернул за угол, а затем, взволнованно посмотрев друг на друга, побрели в свое новое жилище.

Энни оно не понравилось так же, как и улица. Девочка возненавидела мрачные выцветшие обои и доставшуюся им от прежнего квартиросъемщика мебель.

Гостиная имела устрашающий вид. Было что-то зловещее в высоком буфете со свинцовыми стеклянными дверцами, а окна, словно глаза, пристально смотрели на нее недружелюбным взглядом.

Поднявшись по лестнице, Энни так и ахнула от изумления. Ванная комната! Девочка с некоторым трудом забралась на унитаз и, усевшись на деревянное сиденье, оставалась в таком положении еще несколько минут, чтобы как следует его прочувствовать, а затем потянула за цепочку. Было несколько странно пользоваться туалетной комнатой, расположенной внутри дома, все это вызывало достаточно волнующие ощущения, хотя Энни предпочла бы и дальше жить с Дот и Бертом и посещать уборную в конце двора.

Девочка на цыпочках прокралась в спальню, окна которой выходили на задний двор.

— Ух ты! — произнесла она, открыв от удивления рот, тем же тоном, что и тетушка Дот.

Как и в гостиной, в этой комнате было полно темной мрачной мебели. Туалетный столик загораживал большую часть окна. Там стояла койка, а это означало, что теперь у каждого из них будет своя кровать.

Энни стала осторожно выдвигать ящики в надежде найти что-нибудь интересное, возможно, оставленное прежними хозяевами.

— Ух ты! — снова воскликнула она, когда запах камфорных шариков заставил ее чихнуть.

В ящиках было пусто, как и в платяном шкафу.

Энни распаковала одежду и большую ее часть разложила по полкам. Когда девочка делала это, она чувствовала себя взрослой и ответственной, хотя и понимала, что пытается лишь отсрочить сильно страшивший ее момент, когда придется спуститься вниз и встретиться лицом к лицу с матерью.

Наконец Энни, крадучись, проскользнула в гостиную. Мама сидела в кресле у окна, повернувшись к стене.

Энни с любопытством уставилась на нее. Эта красивая женщина с печальными серыми глазами и темными пышными волосами считалась ее матерью, однако была, по сути, ей совершенно чужой. Ведь именно тетушка Дот растила их с сестрой, водила в поликлинику и в церковь. Они прижимались к Дот, когда испытывали потребность в любви, в то время как их собственная мать оставалась в гостиной. Иногда по настоятельной просьбе Дот девочки входили в комнату матери, чтобы повидаться с ней. Мама обычно лежала в кровати или же сидела на стуле, безучастно глядя в окно. Девочки никогда не оставались с ней надолго, поскольку мать все время молчала и едва удостаивала их взглядом, а несколько раз, бывало, даже не открывала глаз.