Юлия Климова - Действуй, Принцесса!

Ознакомительный фрагмент

– Ты напрасно игнорируешь нож, Анастасия, – назидательно произнесла Эдита Павловна. – Мы с тобой неоднократно говорили о культуре поведения за столом, но ты упрямишься…

Да, я упрямилась.

– Омлет вполне можно разломать вилкой, – ответила я.

– Ты мало ешь. Почему? Ты расстроена? Это связано с Павлом? – Бабушка положила вилку, нож и вопросительно посмотрела на меня. – Мне звонила Маша, Мария Александровна…

– Речь о Павле Акимове? – влезла в разговор Валерия. – Вы встречаетесь? И когда ты только успела?.. Мать рассказывала отцу, но я ничего не поняла!

Недовольство на лице моей двоюродной сестры смешалось с досадой. Я бы ни за что не назвала ее влюбчивой, но Лера относилась к противоположному полу с неиссякаемым интересом. И в сторону Тима она тоже поглядывала. Даже более того, однажды (а может, это случалось и не раз) она ночью поднялась в его комнату, но, насколько я поняла, дальше порога ее не пустили, и дверь захлопнулась прямо перед ее носом. Для меня это было бессовестно-приятное воспоминание: я не хотела, чтобы Тим и Валерия… чтобы у него было к ней какое-нибудь особое чувство… Например, страсть. Я уж не говорю о большем.

– Анастасия, пойдем со мной, – четко произнесла Эдита Павловна, проигнорировав восклицание Леры. Она встала из-за стола, дотронулась до тяжелых коралловых бус, покоившихся на ее груди, опустила руку и строго посмотрела на меня. Бабушка не любила откладывать решение важных вопросов на потом, да и я не собиралась темнить. Лучше рассказать обо всем сразу и поставить точку.

История повторялась: прошлый раз, чтобы поговорить о мужчинах и подобрать мне мужа, Эдита Павловна выдернула меня с ужина, а теперь – с завтрака.

– Замечательно, – фыркнула Лера и откинулась на высокую спинку стула. Ее карие глаза блеснули, губы сжались.

Она не терпела, когда внимание бабушки доставалось мне, находя в этом несправедливость и ущемление прав любимой внучки (так Лера себя называла). О, с какой бы радостью я превратилась в привидение и жила спокойно и весело в самой дальней комнате дома, но, увы, Эдита Павловна возлагала на меня большие надежды, а хуже ничего и быть не может…

– Вчера у нас с тобой состоялся неприятный разговор, – начала бабушка, поднимаясь по ступенькам. Я следовала за ней, старательно пропуская мимо ушей каждое второе слово, но не очень-то получалось…. – Я не хочу, чтобы между нами существовало недопонимание… Мне казалось… Обиды с твоей стороны нелепы и смешны…

Эдита Павловна зашла в комнату, остановилась около стола, развернулась, сцепила перед собой руки и чуть приподняла голову. Ее осанка, как всегда, была царственной, длинные седые волосы уложены пышно и закреплены сзади, зелено-коричневые глаза смотрели строго и выжидающе щурились. На правую сторону лица падала тень от шторы, отчего морщины становились заметнее.

Я заняла привычное место напротив, выпрямила спину, тоже сцепила руки перед собой и замерла, ожидая допроса с пристрастием, неминуемого «Ты не смеешь так поступать!» и своего непокорного «Я уже так поступила». Нелегко быть твердой, как скала, когда Эдита Павловна Ланье сверлит тебя грозным взглядом, но я собрала мужество в кулак, бесшумно вздохнула и приготовилась отстаивать свои позиции.

– Ты еще мала, Анастасия, – резко произнесла бабушка, – тебе всего восемнадцать лет. Именно поэтому ты должна с большим вниманием относиться к моим словам и уважать мое мнение. Вспоминать вчерашний вечер мы больше не будем. А теперь я хочу поговорить с тобой о Павле. Мне кажется или между вами что-то произошло? Мария Александровна в недоумении. В любом случае вы общались недостаточно… Рано делать какие-то выводы.

Интуиция Эдиты Павловны не знала покоя и, видимо, никогда не дремала, давая возможность всем и каждому творить что угодно.

«Интересно, кому-нибудь в наше время бабушки выбирают будущих мужей или это только мне так повезло?»

– Я не буду больше встречаться с Павлом, – произнесла я спокойно, хотя по спине пробежала волна неприятных мурашек.

– Та-а-ак. Я чувствовала, сегодняшний день станет отвратительным, но не предполагала, что его испортишь ты, Анастасия. – Эдита Павловна мягко улыбнулась: – Пока речь идет лишь о вашем общении, а ты торопишься и воображаешь невесть что. Да, я бы обрадовалась, если бы в дальнейшем…

– Я не буду больше встречаться с Павлом, – повторила я и качнулась на пятках (это всегда выдавало мое волнение). Эх, а я-то собиралась оставаться хладнокровной до конца!

– Мы сейчас с тобой говорим не о каком-то проходимце, – ровные брови бабушки встретились на переносице, – мы с тобой говорим о молодом человеке из хорошей семьи. Ты ведешь себя недопустимо.

– Мы слишком разные.

– Это не имеет значения! То есть… Вы пока мало знаете друг друга.

– Нет.

«О, моя твердость, хвала тебе! Спасибо, колени, что не дрожите, спасибо, глаза, что смотрите прямо, спасибо, сердце, что не останавливаешься, спасибо, желудок, что не урчишь и не выплевываешь омлет!»

– Я не желаю ничего слушать, – категорично махнула рукой бабушка, и перстень с кровавым кораллом описал полукруг. – Я дружна с этой семьей, а значит, и ты будешь вести себя соответственно. В конце концов, я не прошу ничего сверхъестественного. Поддерживать нормальные отношения с достойными людьми – это то, чем тебе предстоит заниматься всю оставшуюся жизнь. – Эдита Павловна подняла указательный палец и, считая лекцию законченной, а требования принятыми, добавила: – Надеюсь, ты меня поняла.

«Тим, зачем же ты уехал? Зачем оставил меня одну?»

– Так случилось, что я небезупречна, – с удивлением услышала я свой голос. Росток силы в душе дернулся раз, дернулся два, дернулся три – и превратился в тонкое молодое дерево, которое ветер может лишь сгибать ненадолго, но никогда не сломает. Вчера что-то оборвалось, а что-то стало крепче. – Я сама должна решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Это мое право, и я от него не откажусь.

Воцарилась тишина, затем на лице Эдиты Павловны появилась растерянность (не виданная мной ранее), затем ее щеки порозовели, подбородок дрогнул, и каждый квадратный сантиметр комнаты наполнился негодованием.

– Анастасия, образумься!

Так как добавить к сказанному мне было нечего, я стояла и молчала. То ли перерождение вступало в следующую фазу, то ли разговор оказался слишком острым, то ли омлету все же не нравилось в моем желудке, а только перед глазами поплыли сначала круги, затем стол с вазой, потом массивный стул, темно-коричневый шкаф, широкая кровать… Но падать в обморок я не собиралась (я попросту не умела этого делать), и, представив, как подгибаются ноги, а тело превращается в тонкий и длинный мешочек с сеном, из груди вылетает не то хрип, не то стон и пол плавно приближается, я сфокусировала взгляд на бабушке, вздернула подбородок и выдохнула. Слабость мгновенно ушла. Вот что значит правильный боевой настрой!