Краш-тест (СИ) - Рябинина Татьяна

- Ну, здравствуйте, - сказала румяная полненькая девушка в голубой хирургической пижамке. – Как вы?

- Вроде, жива, - едва ворочая языком, сказала я и попыталась посмотреть по сторонам, не поднимая голову. Все вокруг завертелось каруселью. – Голова кружится. И руку не чувствую. Правую.

- А зовут вас как?

- Нина. Бобровская. Я где?

- Военно-медицинская академия, травма. Число какое сегодня?

- Двенадцатое с утра было. Июня.

В кино меня всегда умиляли эти вопросы: как вас зовут, какое сегодня число. Но, видимо, это такая стандартная процедура. Проверка, насколько пациент дружен с головой.

- Помните, что случилось?

- Авария… наверно.

- У вас сотрясение мозга, перелом двух ребер и руки – открытый. Ждем снимки, надо оперировать. Кстати, раз уж в себя пришли, давайте согласие подпишем. Ничего, левой рукой, как-нибудь. В принципе, по вашему состоянию можно и без согласия, как экстренную помощь, но лучше нарисуйте закорюку какую-нибудь.

Она отошла, и я осторожно перевела глаза вслед за ней, вызвав новый приступ головокружения. Как выяснилось, лежала я на каталке в закутке, отгороженном от остального помещения раздвижным занавесом. Полностью раздетая и укрытая простыней. Правый бок саднило, впрочем, вполне терпимо. Но как только я шевельнула рукой, ее прошила такая боль, что я невольно вскрикнула. К горлу подступила тошнота.

- Ну-ка, ну-ка! – прикрикнула на меня нырнувшая под занавес девушка – медсестра или, может, ординатор. – Не двигаем рукой, лежим тихонько.

Она подсунула мне картонку с пришпиленным листом бумаги – я никак не могла вспомнить, как же эта штука называется. Здорово меня тряхнуло, похоже. Зажав ручку левой рукой, я нацарапала внизу коряво: «Бобр».

Бобры должны быть бодры… или добры?

Черт! Герман!

- Девушка, а как мой… муж?

Я всегда запиналась, когда надо было отрекомендовать его кому-то постороннему. Друг? Нет. Бойфренд? Молодой человек? Партнер? Просто фу! Поэтому называла мужем, но всегда хотелось скрестить за спиной пальцы.

- Ничего не могу сказать, - она покачала головой. – Вас одну привезли. Может, в другую больницу? Позвонить ему? Или еще кому-нибудь?

Я продиктовала ей номер, а заодно и мамин. Она достала из кармана телефон, набрала, но Герман не отзывался.

- Не волнуйтесь, вас в операционную отвезут, я еще позвоню. Вещи ваши в камере хранения, сумка тоже. Только паспорт и полис на оформлении, потом все отдадут. Считайте, что вам повезло.

- Серьезно? – криво ухмыльнулась я.

- Я в том смысле, что мы сегодня дежурим по скорой. А еще сегодня по ортопедической травме дежурит отличный хирург. Молодой, но просто бог. Академию нашу окончил с отличием. И у нас работал, и в Сирию ездил. Сейчас, правда, ушел на административную работу в частную сеть, но несколько смен в месяц берет, чтобы скилл не растерять.

- Как-то не очень обнадеживает, - мне стало не по себе. Молодой, да еще оперирует всего несколько раз в месяц. Ничего себе повезло!

- Ну что вы! – обиделась за хирурга девушка. – Максим Иваныч у нас лучший!

- Да, я звезда! – занавеска со звоном отъехала, и к каталке подошел, улыбаясь, врач в зеленой пижаме и шапочке с птичками. – Света, сходи снимки поторопи, а я тут с девушкой пообщаюсь. Ну здравствуйте, Нина Львовна! – он с грохотом подтащил дегенеративный металлический табурет и сел рядом со мной. – Помните, как в мультфильме? «Шо, опять?»

- Ох, ни фига себе! – простонала я, закрыла глаза и снова открыла, надеясь, что мне померещилось.

Не померещилось. Рядом сидел тот самый Максим… Фомин? Или Фокин? В общем, тот самый, которому мы с Жориком зимой ободрали Сандеро.

- Ну так я тоже удивился, - он приподнял салфетку, которой было прикрыто мое предплечье, взглянул, опустил обратно. – Беру сопроводиловку: Нина Бобровская, ДТП. Неужели та же самая? Доездилась? Иду в приемное – точно.

- Не я за рулем была, - обиженно буркнула я.

- Да я понял, травмы пассажирские. Так что даже про кармический бумеранг не пошутишь.

- А вы не можете как-нибудь про моего… мужа узнать? Сестра пыталась позвонить, не берет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Боюсь, что нет, операционная уже готова, сейчас поедем. Пристегнут был? – Максим потер всю ту же трехдневную щетину, которая за пять месяцев так и не превратилась в бороду. – Что вообще случилось?

- Левый поворот. Летчик какой-то летел на желтый. Дождь, черная машина, без света. На скорости. Герман его, наверно, просто не увидел. Я сама заметила, когда он уже почти у нас в боку торчал. Мы только тронулись. Да, пристегнут.

- Левый поворот – стандарт. А что за машина влетела?

- Не знаю. Небольшая какая-то. Седан, вроде.

- Если вас на встречку не выбросило под их зеленый, думаю, ничего страшного. Но это вряд ли, у вас же джип тонны на две. Сотрясение мозга точно, может, ушибы, порезы. Сотряс при боковом ударе самый поганый, но если у вас скорость маленькая была, пристегнуты – ничего, отлежится. Я бы на вашем месте о втором водиле волновался. К нам его точно не привозили. По большому счету, муж ваш крепко попал. Могу только посочувствовать. И хорошо, если только на деньги.

Я закусила губу, едва сдерживая слезы.

- А вы, Нина Львовна, в подушке родились, - Максим пошевелил пальцы на моей руке, и я зашипела от боли. - То есть в рубашке. Подушка вас спасла. И ремень. Обычно при таких ударах все намного хуже. Внутренних повреждений нет, ребра быстро заживут, мозги тоже на место встанут. Руку я вам сейчас заштопаю. Потом, конечно, надо будет поработать на реабилитацию. Гимнастика, физиотерапия. Пока придется левой. Вы не левша?

- Я этот… как его? Который двумя руками.

- Амбидекстер? Круто.

- Что-то у меня слова вылетают из памяти, - пожаловалась я. – Уже второе не могу вспомнить.

- Ничего, это пройдет. Правда, двумя руками все можете? И писать?

- Могу. Писать плохо. Если по-обычному. Только зеркально, двумя руками одновременно, в две стороны.

- Офигеть! Вот бы мне две руки одновременно пригодились. Чтобы одинаково хорошо работали.

За занавеску проскользнула медсестра Света со снимком. Максим встал, приложил его к висящему на стене экрану с подсветкой, рассмотрел.

- Ну вот, все не так уж и страшно. Все, Нина Львовна, побежал я ручки мыть, скоро увидимся.

- Ну разве не душка? – спросила Света, когда Максим ушел.

Я только вздохнула. Как-то было не до душки Максима, больше волновало, что там с Германом и с водителем черной машины. Но тут мне принесли подписать еще какую-то бумагу насчет наркоза и повезли наконец в операционную.

Я ожидала увидеть большой зал, как в медицинских сериалах, но оказалась в совсем небольшой комнате. Стол, хирургическая лампа, название которой тоже вылетело из головы, мониторы, всякая аппаратура довольно устрашающего вида. Девочки-медсестры ловко перегрузили меня с каталки, руку вытянули на боковую приставку.

Максим, уже в маске, открыл дверь плечом и влетел в операционную, держа руки на весу. Сестра надела на него перчатки, завязала сзади халат.

- Ну что, Нина Львовна, - подмигнул он мне, подходя к столу. – Помните, как летёха сказал? Погнали. Не бойтесь, все будет хоккей. Еще не одну машину ушатаете.

По вене левой руки побежал жидкий огонь, и я провалилась в горячую мягкую темноту.

Таких ярких цветов мне видеть еще не приходилось – лиловый, изумрудный, желтый. Я купалась в разноцветных волнах, взлетала над ними, парила в воздухе – густом, как кисель. Из волн отвесно поднималась винтовая лестница и уходила под темный купол, где-то в бесконечности накрывающий волшебное море. Если подняться по ступенькам до самого верха – можно выбраться на крышу, увидеть небо и солнце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда яркие волны скрылись далеко внизу, я вдруг вспомнила, что могу летать. Оттолкнулась от ступеньки и взмыла вверх – только темнота вокруг и смутные очертания лестницы рядом. Мне показалось, что уже виден купол и крошечное отверстие в нем - светящаяся точка, но вдруг тело стало тяжелым – с каждой секундой все тяжелее. Я падала и падала – так же бесконечно долго, как до этого поднималась вверх. Волны, в которых я резвилась, как дельфин, превратились в пламя. Красные, желтые, белые, голубые языки поднимались над поверхностью этого огненного моря чудовищными протуберанцами, принимая формы безобразных монстров. Я уже чувствовала обжигающий жар и изо всех пыталась снова взлететь, подняться вверх, но не могла.