Нора Робертс - Очарованные

— Ана… — Он нашел клочья своей рубашки, попытался накинуть ей на плечи. — Анастасия, даже не знаю, как объяснить.

— Что объяснить? — повторила она еле слышно. Горло жутко саднило от жажды.

— Это просто немыслимо… Давай помогу встать. — Тело скользит в руках, словно воск. — Сейчас одежду принесу или… Черт побери!

— Кажется, встать не смогу. Еще день или два. — Она облизала губы. — Впрочем, и так хорошо. Здесь останусь.

Хмурясь, он пробовал распознать, что звучит в голосе. Не гнев. И не боль. Скорее… очень похоже на… удовлетворение.

— Ты не сердишься?

— М-м-м… А надо?

— Ну… Я практически атаковал тебя. Набросился ко всем чертям, чуть не взял на переднем сиденье машины, порвал одежду, притащил сюда и сожрал, что осталось, на лестнице.

Еще не открывая глаз, она сделала глубокий вдох, потом выдох.

— Совершенно верно. Сожрал до последней косточки. Вряд ли я еще когда-нибудь поднимусь и спущусь по этой самой лестнице таким способом.

Бун осторожно поддел подбородок Аны кончиком пальца, заставил глаза открыться.

— Намеревался хотя бы до спальни дойти.

— Думаю, со временем дойдем. — Чувствуя его тревогу, она перехватила запястье. — Бун, неужели ты думаешь, будто я рассердилась на то, что ты меня так сильно хочешь?

— Думал, рассердишься потому, что к такому совсем не привыкла.

Ана с усилием села, морщась от боли. Наверняка пойдут синяки.

— Я не стеклянная. Нехорошей любви не бывает. Но… — Она обвила его шею руками и выдавила страдальческую улыбку. — В данных обстоятельствах меня радует, что это происходило в доме.

Он с радостью прижал ее к себе, провел руками по бедрам.

— Какая у меня свободомыслящая соседка.

— Это я уже слышала. — Ана испытующе куснула его за нижнюю губу. Помня, с каким удовольствием чувствовала его губы на лице и горле, принялась лениво водить губами по его лицу и шее. — К счастью, мой сосед хорошо разбирается в страсти. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь его шокировало. Даже если я признаюсь, что часто фантазировала, воображала его, лежа одна ночью в постели.

Невозможно, но в глубине его естества вновь шевельнулось, задымилось темное желание.

— Правда? Что ж это за фантазии?

— Как заставить его прийти ко мне в постель. — Губы приникли к ее плечам, дыхание участилось. — Как он приходит, словно инкуб [12] в ночи, когда гроза гремит в воздухе. Вижу глаза цвета кобальта при вспышке молнии, знаю, что он меня хочет так, как никто никого никогда не хотел и не будет.

Прекрасно понимая, что, если что-нибудь сейчас не сделать, они так и останутся лежать на лестнице, он схватил ее на руки.

— Не могу зажечь для тебя молнию. Она улыбнулась.

— Уже зажег.

Позже, много позже они сидели в разоренной постели и ели при свечах пиццу. Ана потеряла счет времени, не желая знать, полночь сейчас или близится рассвет. Они занимались любовью, болтали, смеялись, снова занимались любовью. Не было в ее жизни ночи прекрасней. Какое значение имеет время?

— Гвиневра [13] вовсе не была героиней. — Ана слизала соус с пальцев. Они обсуждали эпическую поэзию, современную анимацию, древние легенды, фольклор и классические фильмы ужасов. Не совсем понятно, каким образом снова вернулись к Артуру и Камелоту, но Ана твердо отстаивала свое мнение по поводу королевы. — И ни в коем случае не трагическая фигура.

— А я думал, женщина, особенно такая страстная, как ты, проявит больше сочувствия к ее положению. — Бун раздумывал, взять ли последний кусок из коробки, стоявшей посреди кровати.

— Почему? — Ана сама схватила кусок, принялась его кормить. — Она предала мужа, помогла сокрушить королевство, причем исключительно из-за слабоволия и потворства собственным желаниям.

— Она полюбила.

— Любовь не все оправдывает. — Забавляясь, она наклонила набок голову, разглядывая Буна в мерцавшем свете. Великолепный мужчина, обнаженный, взлохмаченный, с потемневшими от щетины щеками. — Весьма типично для мужчины оправдывать изменницу лишь потому, что она описана в романтическом стиле.

Вряд ли это настоящее оскорбление, но Бун все же поморщился.

— Просто я не уверен, что она контролировала ситуацию.

— Разумеется, контролировала. У нее был выбор, и она выбрала самый плохой вариант вместе с Ланселотом. Благодаря цветастым рассуждениям о галантности и рыцарстве, о героизме и верности оба оправданы в предательстве человека, который любил их обоих. И только потому, что не могли себя сдержать? — Ана откинула назад волосы. — Чушь!

Бун рассмеялся, прихлебнув вино:

— Ты меня удивляешь. Всегда считал тебя романтичной женщиной, которая собирает цветы под луной, коллекционирует статуэтки фей и волшебников, а ты осуждаешь бедняжку Гвиневру за неразумную любовь.

Ана завелась.

— Это она бедняжка?..

Помолчи, — хохотнул Бун, неимоверно довольный собой. Обоим и в голову не приходило, что спор идет о выдуманных персонажах. — Не забывай и о других действующих лицах. Мерлин должен был за всем этим следить. Почему ничего не предпринял?

Ана презрительно смела с голых ног крошки.

— Не дело волшебника вмешиваться в судьбу.

— Слушай, мы говорим о знаменитом волшебнике. Одно коротенькое заклинание — и все было бы устроено.

— Изменились бы бесчисленные жизни, — указала она, взмахнув бокалом. — Исказилась бы история. Нет, он не мог это сделать, даже ради Артура. Люди — колдуны, короли, простые смертные — отвечают за собственную судьбу.

— Однако Мерлин без проблем подстрекал к адюльтеру, придав Утеру облик герцога Корнуоллского и погубив Тинтагиля, после чего для начала Игрейна зачала Артура.

— Потому что такова судьба, — терпеливо объясняла Ана, словно имела дело с Джесси. — Такова была цель. При всем могуществе и величии единственным жизненно важным деянием Мерлина было рождение на свет Артура.

— Слишком уж много тонкостей. — Бун проглотил последний кусок пиццы. — Одно колдовство хорошо, а другое плохо.

— Когда ты наделен даром, твое дело понять, как и когда им пользоваться, а когда не пользоваться. Представляешь, как страдал Мерлин, видя, как гибнет любимый? Зная еще при зачатии, чем кончит Артур? Магия не избавляет от переживаний и боли. И редко оберегает тех, кто ею владеет.

— Пожалуй. — В написанных им сказках определенно присутствуют страдающие колдуньи и волшебники, подумал Бун. Это придает им привлекательную человечность. — Ребенком я среди белого дня грезил, будто живу среди них.

— Спасал невинных девушек от огнедышащих драконов?