Ночь, которую я не помню - Марина Бастрикова

Глава 15. Расстрел бы тут не помешал

Когда зашла в трехкомнатную аскетично оформленную квартиру и увидела мужчину с суровыми чертами лица – я его сразу узнала. Оказывается, Ромин отец – мэр нашего города. Правда, лично с Виктором Крыловым я столкнулась впервые.

Второе, что поняла, – Ромина мать серьезно больна. Худоба, цвет кожи и очевидная слабость видны с первого взгляда.

А после начала разговора узнала и третье – для чего меня Рома привел к родителям.

Он хочет уговорить мать пройти обследование, потому что та из-за своей религиозности отказывается лечиться. Я смотрела на эту хрупкую и тихую женщину, которая показывала мне их семейный альбом, и думала о двух вещах:

1. Она не могла сама решить и отстаивать свое нежелание посещать врачей. Откуда же возникла такая упертость в этом вопросе?

2. Я ошибалась. Рома не маменькин сынок. И даже не папенькин.

На фотографиях изначально был мальчик, рассказы о котором говорили, скорее, о бунтующей натуре паренька. Кажется, даже его рост был против мира. Такой худенький и хрупкий вначале – сейчас он превратился в того, кто сидел за столом с отцом и о чем-то явно спорил. Наверно, если этот альбом быстро пролистать, то создастся ощущение, что на страницах изображен Брюс Беннер, который в какой-то момент разозлился и превратился в Халка. Уверена, именно так бы это описал мой сын.

– Он постоянно прогуливал, бегал на уличные танцы, даже как-то сделал тату, – нежно улыбалась Бьянка (как представилась Ромина мама). – Так бы, наверно, и не доучился, если бы не заключил соглашение с отцом.

– Какое? – Я разглядывала семнадцатилетнего парня на фотографии, который уже был высоким, плотным и подтянутым, каким оставался до сих пор.

– Что он получает специальность, а отец оплачивает его танцы. Только в итоге кто-то что-то нарушил. Витя бывает категоричным. Вот и разозлился… и перестал платить. А Ромка не очень разбирается в вопросах построения близких отношений со всеми, включая отца. Да и, откровенно говоря, их всегда опасался. Вот сынок и уехал в Италию к моей матери. – Бьянка горько вздохнула, а потом с гордостью сказала: – Но доучился заочно. – Перевернула страницу: – Здесь как раз ему двадцать, и он в Италии.

Я посмотрела на фото молодого парня и испытала уважение к его поступку. Да, я понимала, почему отъезд сына вызвал у матери разочарование. Ведь он ее бросил – уехал. Но тем не менее… несмотря ни на что, выполнил свою часть договоренности с отцом. И как становится мне сейчас очевидно, приехал к матери, только чтобы узнать о ее здоровье.

– Он затем танцевальную студию свою открыл, – Бьянка решила назвать и повод для гордости своим сыном.

– Ага, а потом всю работу свалил на окружающих, предпочитая только жопой вертеть, – раздался категоричный голос над головой. Подняла взгляд и увидела, что Виктор Геннадьевич уже подошел к нам. Рома стоял за ним и, услышав фразу отца, закатил глаза. – Затем снова сбежал на солнце греться, пока его компания совсем не развалилась.

– Ребята все еще занимаются с учениками, – раздраженно прошипел Рома отцу.

– То, что тебе повезло с друзьями, не значит, что из тебя вышло что-то толковое.

Даже меня передернуло от раздражения, хотя Виктор не мой отец, каково же Роме? Но, похоже, Бьянка и мой стриптизер (а стриптизер ли?) слишком часто слышали что-то подобное. Даже не посмотрели на плюющегося ядом Виктора. Рома, наоборот, улыбнулся, смотря в мои ошарашенные от всего увиденного глаза. А Бьянка поправила выпавшую из альбома фотографию.

Да тут такая стойкая семейка, что смогли бы работать патологами не хуже меня.

– А кем вы работаете, Люда? – спросила Ромина мать, как будто прочитав мои мысли. Ну вот.

Причитания, раздавшиеся со стороны входной двери, спасли меня от ответа. Похоже, я тут не единственный гость. Родители ушли встречать прибывшую.

– Пожалуйста, уговори маму провериться. Ей все хуже и хуже, – прошептал мне Рома.

Я кивнула. Скорее своим мыслям, чем обещая. Даже для моей мамы мне потребовались годы словесной работы. С добавлением травмирующего события в ее жизни, чтобы она наконец поняла, что религия не равна отсутствию лечения.

А когда увидела, кто зашел в комнату, подскочила с кровати от удивления. Та самая жена Турова, которая ругалась на изучение его тела после долгой и мучительной смерти из-за отсутствия своевременного лечения.

– Ты… – зашипела зашедшая, узнав меня. – Как ты смеешь, осквернительница, являться в это место?

И последовал ответ на вопрос Бьянки о том, кем я работаю. Только в божественных красках. Я даже заслушалась, как же искусно вещает эта злобная тетка. Кажется, я знаю, кто надоумил Ромину мать не ходить к врачам.

– В этом морге скрывают преступления. Танькину мать точно убили, а эта… скрыла!

Я напряглась. Видимо, слухи зашли уже слишком далеко. Или эта женщина не постеснялась узнать подробности, потому что даже выведала, к какой умершей они относятся.

– Не следует говорить такое прилюдно, не имея никаких доказательств на руках, – сказала, чтобы хоть как-то себя защитить. Мне только поддерживать слухи не хватало. Ведь не зря же их Яшка распустил (а больше некому), значит, я действительно могу потерять сына.

– А чего я такого сказала? Это просто мое мнение, – не унималась тетка.

– Это не мнение, а клевета на хороших работников. В частности и на Люду, которая, я уверен, никогда бы так не поступила, – сказал Рома твердо, отчего я тут же поежилась от ощущения собственной гнилости. Ведь я была виновата. Еще как виновата в той ситуации.

– Ты не можешь быть в этом уверен! – взвизгнула Турова.

– А вы не имеете права распространять такую сплетню, еще и убеждать людей в своей правоте. Предоставьте для начала доказательства. Нет? Возьмите свои слова обратно, – разошелся Рома, с трудом сдерживая злость. По стиснутой челюсти видела, как ему хочется заорать.

– Батюшки, вы посмотрите. Собственное мнение не дают высказать. А я ведь имени не называла ее, это ты тут на личности перешел. Главное, сам вечно говорит о свободе, но когда это его не касается, так сразу – защитничек. Да и кого? Она сама себя от этого защищает? А ведь по всему городу говорят. Нет, помалкивает, бесчестье творит, прости хоспади, в трупах ковыряется.

Логично, «эта» действительно не мое имя, а моя фраза не тянет на тот скандал, который тетка смогла бы засчитать как «защиту».

– Ни профессия, ни отсутствие словесной защиты с ее стороны не дает вам права на нее клеветать. А так