Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ)

   - Тоня, ты меня слышишь?

   - ы-ы-ы-ы...

   - Всё, всё, понял. Молчи, после скажешь. Значит, так, Ирина Евгеньевна, колоть будете...

   Ей-богу, хрень, в натуре. Или я просто не догоняю. Свет почему не зажгут? И спать снова хочется. Так ведь ночь, чудилка картонная, все вокруг спят. Может, поэтому они свет и не зажигают? Спать не стану, фигушки. А то опять всё забуду. Пока не вспомню, как здесь очутилась, что со мной, не дам себе спать. На чём я там остановилась? Коридор, Шурик ругается...

   Из-за чего на меня ругался Шурик? Я не пошла в видеосалон... Нет, вроде, не за это. Мы куда-то с ним потом пошли. Куда? Память выплюнула не картинку, а слово. Аптека. Хо, зачем мы туда шли? Лекарства мне покупать? Не шли, бежали. Ага, рысью. Кстати, где мои тапочки? Французские, с помпонами. Так и знала, что им ноги приделают. Я бежала в тапочках, не успела переодеться. Я ими похвастать собиралась? Перед Лавровой. У неё стопудово таких нет. Получается, к Лавровой бежала. Что-то не выплясывается. Либо Лаврова, либо аптека. На пустыре Танечке делать нечего, а лично у меня там периодически дела находились. Какого мы замечательного воздушного змея запускали с Фроловым на пустыре в двенадцать лет. Змей, правда, был самодельный, неказистый. Зато раскрасили мы его во все цвета радуги и хвост приделали длиннющий. Супер. У Шурика тоже всегда находились интересные дела за аптекой. Зачем же мы с ним туда бежали? Кого-то били. Верно. Там кого-то били, и мы торопились на зрелище, как древние римляне на бой гладиаторов. До чего мы с Шуриком, оказывается, кровожадные. Фу-у-у...

   Правую руку мне развернули, вытянули из сгиба локтя занозу. Чёрт, я и не заметила, что у меня в руке иголка торчала. Как это называется? О, вспомнила, капельница. В крутую больницу я, видно, угодила. В сплошной темноте персонал двигается, работает. Профессионалы, блин.

   Так, на чём я остановилась? Мы с Шуриком бежали к аптеке посмотреть... Сколь мучительно вспоминать! Башка трещит, хоть застрелись. Итак, у аптеки кого-то били, и мы бежали поглазеть. Нет, не глазеть...

   Всплывали мутные обрывки того вечера, в которых с кондачка не разобраться. Остановка, красная кирпичная стена, точнее, угол. Шурик кричит. Спасать...

   Ух, аж пот прошиб. Кого-то били, и мы бежали спасать. Так? Кажется, так. Кого-то из знакомых? Кого? Славку. Били Воронина. Ну, да! Из-за кого ещё я могла рысью и в тапочках? Господи, из-за Логинова. Из-за Серёги могла и босиком... Только Логинова бить сроду никому не взбрендит. А Лёньку, Геныча? Нет, скорее всего, били Славку. За что? Не вспоминалось. Не вычислялось логически.

   Может, поспать? Очень хочется. После само вспомнится как-нибудь. Странно, мы бежали спасать Воронина, а вместо него ударили по черепушке меня. Что дальше? Ну, как же, ведь я треснулась головой о стену. О красную, с цементными заплатами на месте выкрошившихся кирпичей, разрисованную идиотскими надписями стену аптеки. Хм, вспомнила таки... кое-что. Уже легче.

   Та-а-ак, кто меня приложил? Сергей? Нет, его там не было. Хотя... он там был, домой меня гнал. Ударил не он. У него на меня рука никогда бы не поднялась. Даже из-за Танечки. Разве только выпороть. Сугубо в воспитательных целях. Выпороть - это ремнём по заднице, мне же вклеили по виску. Минуточку, но если меня постучали головой об стенку, значит, у меня сотрясение мозга. При условии наличия у меня этого серого вещества, в чём окружающие периодически сомневаются. Всё, больше никаких сомнений. Доказано эмпирическим путём!

   Сотрясение мозга. Всего-то... Тогда почему я не могу сказать нормально одно единственное слово - мама?

   Уф-ф-ф, больше не могу, не получается. Спать...

* * *

   По рассказам близких, я пролежала в реанимации немногим больше недели. В первые дни их повергало в ужас словосочетание "состояние стабильно тяжёлое", а позже, наоборот, радовало. Не знаю, как им, а мне эти дни показались вечностью, особенно, когда выяснилось, что я больше ничего не вижу, лишилась зрения начисто. Владимир Петрович Сиротин, лечащий врач отделения интенсивной терапии, пересыпая речь непонятными терминами, кондовым медицинским матом, рассуждал над моим лежбищем о шансах внезапного возвращения зрения. Ирина Евгеньевна его доверию соответствовала, задавала вопросы по существу. Аня чисто по-деревенски поддакивала. Правда, правда, вот ведь способность говорить вернулась, сами слышали, как Тоня разглагольствует. Ничего удивительного, если в один прекрасный день она возьмёт и начнёт видеть. Это они специально для меня распинались. Откуда-то знали, что жить мне больше не хочется. Пытались заразить надеждой.

* * *

   Надеждой заразил дядя Коля, пришедший навестить одним из первых, когда меня перевели в общую терапию и разрешили посещение родственников. Он болтал совершеннейшую чушь про Николая Островского, Бетховена. Почти случайно помянул беднягу Гомера. И мы даже поспорили с ним немного о великом слепом. Ну, на предмет личности. Я неожиданно завелась и с жаром доказывала вполне абсурдную, совершенно недоказуемую версию, что автором обеих поэм был ни много, ни мало... Одиссей. Слишком значительное количество достоверного знания о тех временах, которое сейчас только начинает подтверждаться археологическими данными. Слишком много деталей и подробностей, особого значения для сюжетных линий не имеющих. Такое характерно для очевидца и участника. Кто в данном случае мог быть очевидцем и участником? Самое вероятное - Одиссей, муж многомудрый. Вторая поэма чем заканчивается? Расправой с женихами. А дальше? Жили Одиссей с Пенелопой долго и счастливо и умерли в один день? В том-то и дело, что нет. Дальше ничего. Потому, что дальше повествовать не о чем. Предположим, какая-нибудь мстительная или просто заинтересованная гнида выкрала Одиссея из дворца, увезла подальше и ослепила. По целому букету причин наш герой решил не возвращаться. Предпочёл аэдствовать и тем зарабатывать себе на жизнь, заодно прославлять собственные подвиги по городам и весям. Почему не вернулся? Допустим, не без оснований боялся, элементарно хотел жить. Мог подчиниться наконец воле богов, но по-своему, по-одиссейски. Сами смотрите, в обеих поэмах только Одиссей хорош, умён, прозорлив и не жаден, остальные - малосимпатичные личности. Разница между текстами? Легко. Они, скорее всего, писались в разное время человеком разного опыта. "Илиада" - сразу по окончании троянской войны. Наш герой сравнительно молод, возвращается с затянувшейся войны победителем, сочиняет для не выросшего ещё окончательно сына побасенки о великом походе. "Одиссея" - или перед ослеплением или после. Вероятнее, перед. Эдакое объяснение, где его, после падения Трои, ещё десять лет носило. Где был? Может, в рабстве обретался, сознаваться не хотел, изобрёл себе непроверяемое алиби. Логично? Логично. Стоит на карту Средиземноморья посмотреть. Где там десять лет болтаться? Разве по гостям или в рабстве. Кстати, автор - уже потрёпанный жизнью, умудрённый опытом, прошедший переоценку ценностей зрелый человек, ищущий крутых оправданий для себя, такого замечательного.