Ребёнок Злого Босса - Ильина Настя

Туман в голове усиливается, мне даже начинает казаться, что кто-то задымил всё пространство вокруг, потому что перед глазами начинает плыть, а потягивание в животе усиливается.

Я поздравляю жениха и невесту, желаю им всего самого-самого, чисто на автомате, и ухожу… ЗБ вызывается отвезти меня домой, и я просто киваю ему болванчиком. Наверное, самое время вызвать скорую?!

Мне плохо…

Мы подходим к машине, и я опираюсь на дверцу. Начинаю дышать чаще, а по ногам течёт тёплая жидкость, и я не сразу понимаю, что это может быть…

Я гляжу на букет Риты, который держу в руках… Я его поймала? Или умыкнула? Надо бы вернуть… Наверное…

А потом в ушах начинает шуметь, ноги обмякают и сильные руки подхватывают меня.

— Кать, я должен был настоять на своём и убедить тебя, что вызывал адвоката по иному вопросу! Чёрт! Это всё из-за меня! — слышу голос ЗБ и ощущаю мягкое покачивание, словно нахожусь на корабле. Живот начинает схватывать сильная боль, из-за которой с губ срывается протяжный стон.

— Прибавь газ! — это точно кричит мама, но всё теряется в голове, и я не могу понять, где я, с кем, и что, вообще, происходит.

Глава 25. Страх и небытие

Я открываю глаза, слышу свист в ушах, напоминающий присутствие на взлётной полосе, и едва ощущаю конечности. Ничего не помню… Всё плывёт в голове, будто бы кто-то хорошенько приложил по затылку. Облизываю пересохшие губы и пытаюсь пошевелить рукой. Получается не сразу.

Дышать непривычно тяжело, потому что кажется, что все органы прилипли к позвоночнику, словно живота и нет вовсе. Волнение охватывает, превращая ритм ударов сердца в бешеные скачки. Кладу руку на живот и не ощущаю его.

Его просто нет!

Конечно же, там не чёрная дыра, вот только нет моего ребёнка. Я хочу подскочить, но тело ослаблено, голова идёт кругом, а во вторую руку натыканы какие-то капельницы… Мне хочется вытащить их, но руки не шевелятся толком.

Был ведь ещё маленький срок! Совсем маленький! Как же так?

Осознание долбит в голову молниеносно, заставляя меня окунуться в омут собственной беспомощности.

И я кричу…

Задыхаюсь бессилием.

Щёки обжигают слёзы.

Моя девочка…

Моя малышка.

Снова пытаюсь встать, оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я одна в палате. Совсем одна. Тут даже окон нет. Ничего нет. Такое ощущение, словно меня закрыли в психиатрической лечебнице… Я снова кричу, до саднящей боли в горле, до хрипоты… Ничего не могу вспомнить. В голове появляются только обрывки, которым я даже значения придать не могу. Никак не выхожит связать их с какими-то определёнными событиями.

Вспышка боли в животе…

— Тужься!

— Давай, девочка, ещё!

— У неё сильное кровотечение, нужно срочно переводить в реанимацию.

— Ребёнок не дышит!

— Катя, прости, это всё из-за меня… Я идиот!

Болезненные схватки снова и снова…

Не понимаю, кому точно принадлежат все эти слова, но мне становится ещё страшнее. Прокручиваю всё снова, пытаясь вернуться к тому моменту, когда прозвучали губительные слова: «Ребёнок не дышит!»… И ничего не получается вспомнить. Я словно ёжик, заблудившийся в тумане. Ёжик, который мечется и ищет путеводную звезду, а её и след простыл.

Снова кричу и пытаюсь встать. Ноги не слушаются, но я прикладываю силы, цепляюсь пальцами за простыню, словно она может помочь…

— Пришла в себя?! Ты потерпи, милая, сейчас я позову доктора! — слышу голос со стороны двери, оборачиваюсь туда и гляжу на его обладательницу. Это женщина средних лет в белом халате.

Врач?

Медсестра?

Да какая разница?!

— Где мой ребёнок? Где? — хриплю я, не видя ничего от слёз, застилающих глаза.

— Жив! Успокойся. Ладно? Сейчас доктора позову!

— Жив… — повторяю её слова и захлёбываюсь слезами. — Жив!

Я начинаю смеяться, как истеричка, но мне плевать… Не могу сдерживать поток смеха и слёз, смешавшихся воедино. Мой ребёнок жив! Моя детка рядом! Где-то здесь… Если только… Если только ЗБ не забрал…

Меня снова охватывает паника, и я пытаюсь встать. Мне нужно выяснить всё. Вдруг он забрал нашу девочку, и теперь я никогда её не увижу?

— Ну что же вы такая активная? — слышу женский голос с долей укоризны.

Доктор проходит ближе, пододвигает стул к моей койке и садится на него. Смотрит на меня, чуть склонив голову набок, а я, видит Бог, готова сейчас сорваться и наброситься на неё, заставить рассказать всё.

— Где мой ребёнок? — спрашиваю я.

Горло царапают вибрации собственного голоса и отдаются саднящей болью, а женщина делает какую-то пометку у себя в журнале.

— Вижу, что осмотреть себя вы не дадите пока. Ладно. Вы трое суток пролежали в реанимации.

Трое…

Суток…

Господи! Как же это много!

— С ребёнком всё относительно хорошо!

Моё сердце сжимается от боли. Что значит относительно? Стискиваю зубы до противного скрежета и пытаюсь сдерживать эмоции.

— Ваша дочь сейчас в отделении интенсивной терапии для недоношенных.

Это не реанимация… Уже хорошо… Я почти выдыхаю спокойно, но ощущаю желание поскорее рвануть туда и увидеться с малышкой. Убедиться, что она на самом деле рядом, что ЗБ не забрал её… Что жива… Увидеть.

Медсестра поправляет капельницы и вытаскивает одну иглу.

— Пожалуйста?! — шепчу я.

— Вы пойдёте к ней только после осмотра. Вы хоть понимаете, что до сих пор находитесь в реанимации? — хмурится доктор. — Ваша дочь героиня. Родилась два с половиной килограмма. Искусственная вентиляция лёгких потребовалась только в первые сутки. Сейчас дышит самостоятельно. С ней постоянно кто-то находится. Отец оплатил самую лучшую палату.

Отец…

От одного только этого слова в висках пульсирует дурное предчувствие, ощущение надвигающейся беды…

ЗБ всё-таки крутится около неё?!

Не хочет ли забрать, как только появится возможность?!

Я понимаю, что стала параноиком с этим страхом того, что он отнимет дочку. И мне чертовски плохо от одной только мысли, что из-за моего накручивания нервов роды произошли преждевременно. И дочка могла… Жгучая боль нахлынывает волной цунами и начинает ломать всё тело, словно кто-то дробит кости ломом. Глаза щиплет от слёз.

— Не плачьте только. Если всё более-менее пришло в норме, мы вас переведём в специальную палату. Увидитесь там и с мамой, и с братом, и с женихом! Они всё обивают пороги реанимации, да и у малышки сидят по очереди.

Слёзы всё-таки текут по щекам.

— С женихом?! — переспрашиваю я.

— Вячеслав Юрьевич… Разве он не ваш жених?

Я прикусываю губу и ничего не говорю. Смотрю в одну точку и начинаю отвечать на вопросы доктора, касательно моего самочувствия, потому что хочу как можно быстрее покинуть эту палату и оказаться рядом с моей девочкой…

Осмотр тянется мучительно долго. Я не знаю, сколько времени проходит, но оно равняется целой вечности для меня. Тяжело вот так ждать, когда хочется побежать и найти своего ребёнка. Малышку, которой уже трое суток нет со мной. Мне важно убедиться, что они не врут, что моя девочка на самом деле жива!

— Я ещё раз повторяю: в реанимацию нельзя! Мужчи-и-ина! — кричит медсестра.

Я оборачиваюсь на крик и вижу ЗБ. Он стоит в дверном проёме палаты и глядит на меня. Прямо в глаза. И я несколько секунд не знаю, как реагировать… Мы смотрим друг на друга. Он сильно изменился со свадьбы Риты и Кости. Щёки немного впали, а на висках появилось так много седых волос, что они стали заметными, как серебряная паутина. Под глазами пролегли глубокие тени, а во внешних уголках глаз появились морщины. Они станут едва заметными, когда он отдохнёт, а пока так сильно бросаются в глаза…

— Слава, — говорю я негромко, потому что сорвала голос, и теперь горло болит.

— Прости! — качает он головой — Прости меня…

Санитары, двое мужчин крупного телосложения, берут его под руки и тащат прочь, а мне так хочется пойти следом и спросить, за что он извиняется. Но я послушно жду, когда закончит капать лекарство. Врач пообещал, что сразу же отведёт меня к дочери.