Образцовый доктор - Татьяна Донченко

Каждая секунда, проведенная в машине, с завязанными глазами, казалась вечностью. Я думала только об одном – о Машуле. Что я… Я подвела ее. Я не была рядом, когда она нуждалась во мне больше всего.

Я оторвалась от нее, чтобы взглянуть в ее сонные глазки. Она смотрела на меня с нежностью и любовью. Моя маленькая, мудрая девочка.

И тут я вспомнила… Игрушка! Я хотела ей купить игрушку, когда ее переведут в палату. Забыла! Все вылетело из головы в этом кошмаре. Даже игрушку не купила! Какая же я…

Обернувшись, я увидела Кораблевых. Люся стояла, прислонившись к стене, с красными от слез глазами.

Алексей был рядом с ней, его лицо было непроницаемым. Злой? Да, наверняка. Но в его глазах я увидела и другое – облегчение. Он был рад видеть меня. Чертовски рад.

Я виновато опустила голову. Что я могла сказать? Простите? Этого было недостаточно. Я должна была объяснить, рассказать им все.

– Прости меня! – Люся бросилась ко мне и обняла. Ее объятия были теплыми и искренними. – Мы так за тебя испугались! Я такая дура, что согласилась на твою помощь, знала же, что они наверняка меня там поджидают!

– Вы знаете, что со мной случилось? – прошептала я, не понимая каким образом им стало об этом известно.

Алексей молча кивнул, сжал челюсть так, что на шее вены проступили.

– Люся мне все рассказала, – процедил он сквозь зубы. – Я подключил столько людей, чтобы тебя найти и вернуть!

– Я сама ему позвонила, я же тебе сказала, – попыталась объясниться Люся. – Он говорит, его люди ошиблись…

– Мы обсудим это позже. Пожалуйста!

Его взгляд потеплел, когда он потянул меня за руку к себе.

– Иди ко мне, потеряшка, – позвал он, его голос дрогнул.

Он обнял меня крепко, так крепко, что я на мгновение потеряла равновесие.

Его руки сжали мои плечи, и я почувствовала, как его сердце бешено колотится в груди.

Этот ритм, такой быстрый и неровный, говорил громче любых слов о его волнении, о пережитом страхе и о той огромной радости, которую он сейчас испытывал, зная, что со мной все в порядке.

Я чувствовала, как он дрожит, едва заметно, но ощутимо. Это была дрожь облегчения, дрожь благодарности.

В этой внезапной, почти болезненной хватке, было столько всего невысказанного. Я понимала, что так переживать, так искренне и самозабвенно, могут только за человека, который действительно дорог, за человека, которого… любят.

Его поведение, его порывистость, его нескрываемое облегчение – все это говорило гораздо красноречивее любых слов.

В этот момент, когда я была прижата к нему так близко, я вдруг осознала, как сильно он мне самой нужен, как сильно я ценю его поддержку, его заботу.

– Черт возьми, я так волновался! – прошептал он мне на ухо. – Я его убью, клянусь… я…

– Тшшш, всё в порядке, всё позади, – я была так тронута его готовностью, решимостью отомстить, что даже слезы на глаза навернулись. Восхитительный, мужественный доктор Кораблев, даже не представляет, что это были за люди!

Я бы очень не хотела, чтобы он с ними связывался. Хотя понимала, что Алексей тоже не простой человек, но тот, что похитил меня, невероятно опасен! Не жесток, не груб, но всё в нём сквозило властностью, вседозволенностью, осознанием собственной силы и значимости. Нет, нельзя довести до того, чтобы Кораблев мстил за свою сестру и за меня!

Наше объятие длилось недолго. Я почувствовала, как Алексей немного отстраняется, и, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, обернулась.

Моя Машуля. Она смотрела на нас с подозрением, с детской, наивной ревностью. В ее глазах читался вопрос: почему мама обнимает ее доброго доктора?

Я нежно улыбнулась ей, стараясь скрыть смущение и вину.

– Все хорошо, котенок, – сказал Кораблев мягко. – Я просто просто очень рад, что с твоей мамой все в порядке. Что она, наконец нашлась.

– Добрый доктор очень ругался на тетю Люсю, – призналась Машуля, кивая, – он сказал, что из-за нее ты пропала. Как это?

Она все еще смотрела на нас с подозрением.

– Скажем ей? – шепнула я Леше. Имея в виду правду о том, кто он для нее.

Он это понял и часто закивал:

– Да, давай.

Я отстранилась от Алексея и подошла к Машуле. Присела на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне, и взяла ее маленькие ручки в свои.

– Малышка, ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю? – спросила я, глядя ей прямо в глаза.

Она кивнула, но в ее глазах все еще читалась неуверенность.

– Ты самое дорогое, что у меня есть, – продолжала я. – И ничто и никто не сможет это изменить. Понимаешь?

Она снова кивнула, и на этот раз в ее глазах появилась улыбка. Она обняла меня своими маленькими ручками, и я почувствовала, как все мои тревоги и переживания отступают.

Я поцеловала ее в щечку и встала.

– Мы с тобой всегда были одни против всего мира, помнишь? – сказала я, оборачиваясь на Алексея. Он заметно разволновался, но пытался не подать вида.

Люся разрыдалась. Она стояла и хлюпала носом. Мне стало жаль ее. Я почувствовала, как сильно она переживает из-за своей вины и как тронута тем, что сейчас происходит.

Я и сама задрожала.

Но тут Алексей взял меня за руку и крепко сжал.

Глава 34

Едва я открыла рот, к нам в палату зашла медсестра, чтобы сменить капельницу дочери. Она увидела и доктора и заведующую и очень смутилась.

– Мамочка, мне будут укольчик опять делать? – расстроилась моя девочка, перепуганная появлением медсестры.

– Нет, котенок, тебе только капельницу поставят, – своим доброжелательным голосом объяснил Кораблев, присев рядом с дочерью, – вот сюда в ручку, у тебя уже стоит катетер, и ты совсем ничего не почувствуешь.

– Обещаешь, добрый доктор?

– Ты можешь мне верить, – сказал он так, что мое сердце сжалось. Хотя я уже не ребенок, но его слова тронули меня до глубины души.

Кораблев проверил содержимое бутылочек для капельницы и назначил дочке витамины.

– А это зачем, доктор? – Машуля наблюдала, как ей к ручке подсоединяют трубки.

– Ты же не кушала несколько дней, малышка, – он погладил ее по ладошке и по пальчикам, это выглядело чертовски мило. – Тебе нужны силы, чтобы поскорей выздороветь.

– Как только поправишься, мы с тобой выпишемся и пойдем гулять в парк, тут недалеко очень классная детская площадка и куча горочек, качели, – рассказывала я, чтобы отвлечь малышку.

Она