Только вернись - Елена Левашова

чтобы стать кем-то… Доказать себе и окружающему миру, что я не грязь под ногтями, не ничтожество, которое можно взять и… стереть с лица земли! Я училась, Каролина, много училась… Ни одной копейки, что оставил мне дед, я не потратила на развлечения. Моей целью было…

– Знаю, Кара, знаю… – снисходительно вздыхает она. – Ты хотела наказать этого ублюдка, из-за кого тебе пришлось бежать… Ну и что, как месть? – прищуривается она. Нависает над столом, полная готовности слушать мои откровения.

А нет никакой мести… Есть я и моя дочь… Но, отчего-то вопрос Каролины заставляет сердце мучительно сжаться… Есть еще Глеб – отец моей дочери и мой муж. Мужчина, при мыслях о ком, душа наполняется горечью и сладостью одновременно… Сладкий яд… Горький мед… Что угодно, только не равнодушие… И мне до чертиков неприятно, что она смеет задевать близких мне людей… Говорить о них, скривив в пренебрежении губы, сощурив глаза или изобразив на лице брезгливую мину.

– А нет никакой мести, Каролина, – выдыхаю я. – Есть моя семья – Глеб и Милана.

– И ты не хочешь стереть его в порошок? Так нравится быть под ним? – ее подбородок странно подрагивает, глаза сверкают недобрым огнем. Складывается впечатление, что не я пострадала от семьи Вяземских, а она…

– А тебе какое дело до моих отношений с ним? Не понимаю… Может, объяснишь? Или у меня сложится впечатление, что ты любишь воевать. И наблюдать за теми, кто воюет. Кара, я повзрослела. Оставила прошлое и хочу жить дальше. Послушай, мы ведь не чужие друг другу, так? Кто я тебе? Наверное, единственная родственница во всем белом свете? Но ты упорно хочешь причинить мне боль. Каролина…

Протягиваю руку и неловко касаюсь ее сжатой в кулак руки. Каролина одергивает ее, как от паутины или чего-то липкого…

– Не смей играть со мной, – шипит она. – Я давно не верю всем этим разговорчикам про семью, любовь и прочее. Я наблюдала за тобой, Кара… Хотела ошибиться и отыскать в тебе что-то родственное – воинственность, смелость, стремление к справедливости. Но ты растеклась перед этим красавчиком лужицей и раздвинула ножки. Да, он хорош, даже очень, но… Ты не должна была его прощать!

Рот Каролины искривляется, превращая ее миловидное личико в капризную маску. Она наказала меня за Глеба! Вот оно что… Следила за нашими отношениями, а когда поняла, что мое сердце оттаяло, похитила Милу… Она куда безумнее, чем я думала. И куда опаснее…

– Я не должна делать то, что хотят другие. И ты не должна… Давай каждый будет жить как хочет? По совести и…

– Я живу по совести. Справедливым было тебя убить, даже не знаю, почему дала слабину? – недрогнувшим голосом произносит она.

– Потому что в тебе есть человечность. Кара, я не виновата перед тобой. И я искренне хочу стать тебе близким человеком, родственницей, сестрой, если захочешь. Прекрати войну.

В ее взгляде что-то меняется – она словно раздумывает над моими словами… Но наваждение быстро рассеивается, сменяясь прежней воинственностью.

– И не подумаю. Делай операцию, Каролина. А потом я решу, как поступить с фирмой. Ты должна вернуть мне наследство.

– Фирма – это мое детище, Кара. Я могу дать тебе стартовый капитал, но отдавать фирму – безумие… Я много лет поднимала ее и…

– Плевать! Будем считать это моральной компенсацией за мои страдания.

Каролина швыряет на стол купюру, спешно поднимается с места и покидает кафе. Жду, пока ее силуэт скроется из виду и встаю из-за стола… И как это понимать? Война продолжается или моя тетушка объявила перемирие? Оглядевшись по сторонам, иду к выходу из парка. Свирепый, к моему большому удивлению, ждет меня на лавочке.

– Добрый вечер, Каролина Дмитриевна. Я решил самолично убедиться, что с вами все в порядке, – он вынимает из кармана платок и стирает со лба пот. Прячет его обратно, в карман ярко-красного хлопкового пиджака.

– Плохой из вас коспиратор, – улыбаюсь я. – Видели ее?

– Нет, но ребята сделали ваше совместное фото. Я займусь ее личностью. Хочу узнать, что тогда все же произошло?

– Каролина сказала, что мой дед упрятал ее в закрытое учреждение, я не уточнила какого рода… Может, она страдает психическим расстройством?

– Ну а вам, как показалось? – осторожно интересуется Свирепый. – Как она… в общении?

– Неадекватная. Настроена на войну, но решила благосклонно отложить дела на потом.

– Каролина, ложитесь в больницу и занимайтесь здоровьем, – вздыхает Свирепый. – Она пошла на контакт, значит, не будет топить ваш дом или похищать малышку. Будет просто ждать.

– Так и сделаю.

Следую совету Всеволода Ивановича и занимаюсь собой – собираю необходимые для госпитализации документы, расписываю инструкции для Юли, много ем и сплю… Вяземский деликатно справляется о моем здоровье и разговаривает с дочкой по видеосвязи. Улыбается ей с экрана и смущенно отводит взгляд, встречаясь с моим… Мы как школьники, ей-богу. Глупые подростки, совершившие неловкий или поспешный поступок и не смеющие его исправить… Глеб молчит о чувствах, не терзает меня разговорами о нашем совместном будущем, говорит о чем угодно, но не о нас…

Наверное, мы постепенно превращаемся в добрых друзей или бывших, сохранивших отношения. Или мне кажется? Утром он приезжает к нам с Милочкой, чтобы проводить меня в больницу. Забирает из рук сумку, целует Милу в щечку и молча садится за руль, не доверяя столько деликатное дело Брыкалову.

Осторожно довозит меня до места и помогает выйти. Разговаривает с врачом, помогает разместиться в комфортабельной палате, даже постельное белье гладит ладонями, расправляя складки… Делает всякую ерунду, не находя смелости заговорить…

– Ну… пока… Завтра меня прооперируют, – выдавливаю надтреснутым шепотом. Отворачиваюсь в окно, любуясь ярко-оранжевыми бархатцами, затопившими палисадник. Не знаю, что еще говорить? Что, вообще, говорят в таких случаях? Прощаются или дают наказ, как жить, если операция закончится летально?

– К черту все, Кара, – Глеб разворачивает меня к себе и крепко прижимает к груди. – Из больницы поедешь домой.

– Куда домой, Глеб? – улыбаюсь, наблюдая за его пылающими волнением глазами.

– Ко мне, к нам… Возвращайся, любимая, делай со мной, что хочешь, я весь твой, с потрохами, душой и телом, что хочешь… Подыхаю без тебя, слышишь? Что хочешь… Только вернись.

Глава 42

Каролина.

Он порывисто притягивает меня к груди, обжигая висок горячим дыханием, целует веки, лоб, подбородок… Медлит, не решаясь поцеловать в губы. Зарывается пальцами в волосы и стягивает резинку с хвоста, вдыхает аромат, гладит меня, обнимает…

Чувствую исходящий от него жар, плавлюсь в сильных руках, понимая, что чувствую то же самое… Он