Развод. Цена ошибки - Дарина Королёва

— А как понять, что он — тот самый?

— По ощущениям, — она задумчиво крутит в руках бокал. — Когда рядом с мужчиной ты чувствуешь себя собой. Не пытаешься казаться лучше или хуже. Когда вам легко молчать вместе и интересно говорить. Когда его сила не подавляет твою, а дополняет. Вот тогда есть шанс построить что-то настоящее. С правильным мужчиной легко и спокойно. Нет желания что-то изображать или доказывать. И главное, он принимает тебя такой, какая ты есть. Со всем багажом прошлого, с ребенком, с карьерными амбициями. А еще — с правильным мужчиной ты чувствуешь себя защищенной, но не задавленной. Вдохновленной, но не потерянной.

— Но разве можно это понять с первой встречи?

— Нет, конечно. Но первое впечатление очень важно. И судя по тому, как он смотрел на тебя даже тогда, когда ты была на грани отчаяния... — Камилла многозначительно улыбается. — У вас есть все шансы. Кстати, я тут подумала — тебе нужно новое платье. Как насчёт Givenchy?

— С ума сошла? Это же безумно дорого!

— Милая, — Камилла качает головой, — некоторые инвестиции окупаются сторицей. Особенно когда речь идет о любви. Смотри — вот оно, — показывает на экране телефона фото платья. — Маленькое черное, как у Одри Хепберн в "Завтраке у Тиффани". Помнишь этот фильм?

— Потрясающее, — выдыхаю я, разглядывая элегантный силуэт. Глубокий V-образный вырез на спине, идеальная длина ниже колена, тонкая полоска обнаженной кожи на талии. Сексуально, но не вульгарно. Дорого, но без кричащей роскоши.

— А вот и колье к нему, — Камилла достает из сумочки бархатную коробочку. — Винтажный Cartier.

— Камилла, я не могу...

— Можешь, — она застегивает на моей шее массивное колье с россыпью бриллиантов. — Считай это материнским благословением. Кстати, а ты в курсе, что Одри Хепберн тоже была без ума от Givenchy? Она говорила, что настоящая элегантность не требует кричащих деталей — достаточно быть собой и чувствовать себя королевой.

* * *

Я смотрю в зеркало — платье сидит так, будто его создавали специально для меня. А колье... оно словно завершающий штрих к образу женщины, которая знает себе цену.

И глядя в зеркало на свое отражение — уже не испуганной женщины с ребенком на руках, а уверенной в себе красавицы — я думаю: может быть, она права? Может быть, пришло время не только для мести, но и для новой любви? Почему бы и нет. Теперь только я точно знаю, какой мне нужен мужчина рядом.

Потому что месть — это блюдо, которое подают холодным.

А любовь... любовь должна быть горячей, как итальянская паста в ресторане с видом на вечерний город.

ГЛАВА 39

Стеклянный лифт поднимает меня на сорок второй этаж.

Город за прозрачными стенами погружается в вечерние сумерки, зажигаются первые огни. Кажется, что взлетаю над Москвой — выше проблем, выше прошлого, выше собственных страхов.

Рассматриваю себя в отражении.

Чёрное платье подчеркивает каждый изгиб, но не выглядит вызывающе. Бриллианты в колье ловят свет и рассыпают его искрами. Новая укладка открывает шею, делая образ одновременно утонченным и чувственным.

Двери лифта открываются в роскошный холл ресторана. Приглушенный свет, живые орхидеи в высоких вазах, тихая лаундж музыка. Метрдотель встречает меня с почтительным поклоном — видимо, Евгений предупредил о моем приходе.

Туфли утопают в мягком ковре, когда я иду через зал. Вечерняя Москва за панорамными окнами похожа на россыпь драгоценностей на черном бархате — огни небоскребов, светящиеся линии проспектов, мерцающие вывески. Зеркальные стены отражают мой силуэт с разных ракурсов, и в каждом отражении я вижу новую себя — уверенную, элегантную, загадочную.

И вот я замечаю его — в дальнем углу зала, за столиком у окна.

Евгений встает, и его взгляд...

Так смотрят на произведение искусства, на восход солнца, на чудо.

— Вы ослепительны, — произносит он бархатным голосом, нежно целуя мою руку в старомодном жесте, который удивительным образом не кажется наигранным или неуместным. — Напоминаете Одри Хепберн в её лучшие годы. Та же грация и утончённость.

— Вы разбираетесь в классике кино? — улыбаюсь я, пока он помогает мне сесть. Его внимательность к мелочам подкупает — он ждет, пока я устроюсь, прежде чем занять свое место.

— Моя мама была большой поклонницей старого Голливуда, — произносит он с ностальгией. — Знаете, в вас тот же особый шарм, что был присущ актрисам той эпохи — сочетание элегантности и внутренней силы. Редкое сочетание в наши дни.

Я чувствую, как щеки теплеют от комплимента. Не от слов — от его взгляда, который говорит больше любых слов. Он смотрит так, будто видит меня насквозь — все слои защиты, все маски, всю боль прошлого. И принимает всё это.

— Позвольте порекомендовать вам фирменные равиоли с чёрными трюфелями, — Евгений протягивает меню в кожаной папке. — У меня с этим блюдом связана забавная история. Был в Тоскане, в маленьком семейном ресторанчике... Представляете, настолько влюбился в эти равиоли, что пытался уговорить шеф-повара переехать в Москву. А он — колоритный такой итальянец, лет семидесяти, выскочил из кухни с огромной скалкой для пасты! Гонялся за мной вокруг фонтана, крича что-то про "mamma mia" (итал. “мама дорогая!”) и "maledetto russo" (итал. “чертов русский”)! А его жена стояла в дверях и причитала: "Джузеппе, не убивай клиента, он нам еще счет не оплатил!"

Его рассказ настолько живой, эмоциональный и уморительно смешной, что я не могу сдержать искреннего звонкого смеха, от которого на щеках появляются ямочки.

Дальше он рассказывает про Италию так, словно ведет меня по узким улочкам Флоренции — про нелепые ситуации из-за незнания языка, про то, как однажды перепутал "penne" (итал. “ макаронные изделия в виде трубочек”) и "pena" (итал. “страдания”) и вместо пасты заказал "боль и страдания". О том, как влюбился в эту страну, в ее характер, в умение итальянцев превращать каждый момент жизни в праздник.

В изящных бокалах на тонких ножках искрится благородное вино "Brunello di Montalcino" с насыщенным ароматом спелых чёрных ягод, ванили, специй и дыма. В голове приятно шумит, а по телу разливается блаженное расслабление и негой. Так легко и спокойно на душе, будто нет ни прошлых обид, ни настоящих проблем, ни надвигающихся забот.

— За встречу, — Евгений поднимает бокал, и в его глазах отражаются огни города.

— За новые начинания, — отвечаю я, чувствуя, как первое напряжение отступает. С ним легко — будто мы знакомы много лет. Он умеет слушать, умеет рассказывать, умеет создавать атмосферу уюта даже в таком пафосном месте.

— Возвращаясь к делам, — Евгений аккуратно отставляет свой