Мой пленник - Алина Савельева

Со стороны, наверное, кажется что он приобнял меня за талию, но по моим ощущениям этот грозный, голодный и злой косолапый тащит меня под мышкой как мешок с малиной. Вроде и бережно, но черта с два выпустит из лап.

– Вернемся ужинать? – промяучила я осторожно, догадываясь, что аромат принесенного мяса раззадорил русского Медведя, и пока он кого-нибудь не загрызет, так и будет агрессировать.

– В номер принесут! Теперь ты моя пленница! – сузил глаза Илья, захлопывая за нами дверь.

Вот влипла-то! Умнее надо быть, Эмелин!

Пройдя в номер, Сладкий сразу принялся раздеваться, сняв с себя пиджак и рубашку. На мой изумленный взгляд насмешливо пояснил:

– Привык так ходить у одной несносной особы голубых кровей во Франции!

Усевшись в брюках на покрывало на кровати, продолжал улыбаться. От него, конечно, не скрылось как я облизываю его торс взглядом.

У него даже складки на животе нет, как у всех нормальных людей в положении сидя и в брюках с ремнем! Если я так сяду, то над поясом будет свисать спасательный круг!

– Эм… я хотела тебе кое-что показать. Сейчас… – поспешно отвернулась я, чувствуя себя сексуально озабоченной.

Второпях я выудила из сумочки все бумаги, случайно захватив и контракт и чек из лаборатории.

– Вот, смотри, это я нашла в консоли у папы. Если бы ты не стащил оттуда мою фотографию, я бы не вспомнила, что там тоже есть потайной ящик!

Раскидав по кровати странные копии документов на имя Филиппа Карху, на которых было фото папы, я с надеждой уставилась на Илью. У меня предположений, зачем папе понадобился поддельный финский паспорт, не было. Или я чего-то о нем не знаю.

– С хакером встречаться необязательно, да и не в России он живёт, – задумчиво посмотрев на бумажки, Илья вытащил смартфон и принялся их фотографировать одну за другой.

– Ой… это не отсюда! – в панике выдернула я бумагу, где черным по белому написано, какой анализ и когда я оплатила.

Вроде ничего не успел сообразить, но покосился на меня с подозрением.

– Это просто мусор, забыла выкинуть, – небрежно смяв бумагу и как можно непринужденнее улыбаясь, я поспешила ее выбросить в урну под письменным столом.

Илья вернулся к изучению других найденных бумаг, а я встретила его второй раз принесенный ужин и, чуть ли не виляя хвостом, прикатила мужчине его мясо. Сейчас подобреет, и узнаю, что он думает о документах. То, что фотки он отправит хакеру, я уже и сама догадываюсь.

Я приехала не ради этого, но разве это плохо – совместить то, к чему рвется душа, и то, из-за чего моя жизнь остановилась, как поезд в тупике.

Мне до дрожи по коже нравится смотреть, когда Илья становиться таким серьезным. Глубокий вдумчивый взгляд, пока он изучал документы, и его привычка медленно сканировать каждую страницу, как будто в его зрачках фотоустройство.

– Чем дальше, тем запутаннее, Булочка, – сказал Илья, не поднимая ко мне взгляд.

Теперь я понимаю женщин, которые говорят, что самое сексуальное в мужчине это его ум. Смотреть, как Сладкий изучает и анализирует находку, настоящее оргазмическое удовольствие. Он собран и сосредоточен, но при этом совершенно спокоен, что даже моя нервозность отступает. Его непоколебимость в любой ситуации дарит уверенность всем, кто рядом, наверное, в этом и есть секрет его успеха на поле битвы. Никогда не сомневайся – так написано на его спине, и это не просто заповедь или закон, в этом он весь.

Я думала, что утратила уже эту способность влюбляться, но, скорее всего, я впечатлена им очень давно. С тех пор, когда впервые прочла записи папы о воине, который не дрогнет в случае опасности, о том, чья сила духа намного мощнее его богатырской мощи, о том, чьи шрамы на теле это память о сотнях спасенных жизней.

– …не светился под настоящим именем, используя второй паспорт, тогда понятно, почему нигде нет следов Гранта, – перелистывая снова и снова бумаги и иногда отвлекаясь на телефон и еду, говорил что-то Илья.

А я, которая собиралась послушать его мысли насчет этих бумаг, абсолютно не улавливала, что он говорит.

Сейчас, в этом невероятном месте, практически на седьмом небе, где до облаков, казалось, можно дотянуться рукой, во мне словно рушились стены. С грохотом и пылью, которая, оседая, исчезая из глубин моей души, возвращала в нее солнечный свет.

На витке жизни, когда вот-вот в Википедию внесут информацию о том, как великий род прекратил свое существование по вине Эмелин Бертран, когда остались считанные месяцы до того, как я потеряю замок на острове, во мне вопреки всему просыпалась жизнь.

– …найдет информацию, нужно ждать, – продолжал говорить Илья.

Мне бесконечно жаль наше родовое имущество и тот остров, где я росла, мечтала о любви, тот остров, на котором, мне казалось, что я все могу, то место, с которым связаны самые теплые и радостные воспоминания. Все это угасло, все пропало давно. Но стоило появиться в моей жизни Медведю, и я снова чувствую, что жить хочу, любить, творить. Он как будто разбудил во мне нескончаемый поток энергии, что одновременно хочется танцевать, лепить пельмени и без остановки рожать ему детей. Только рядом с ним в моей душе звучит музыка и переливаются новогодние игрушки на трехметровой елке в замке.

Остров моей семьи я практически уже потеряла, но в этом мужчине нашла гораздо большее.

– Ты мой остров… – нечаянно произнесла я свои мысли вслух, прервав рассуждения Ильи.

Голубые глаза, еще секунду назад с интересом изучавшие бумаги, впились в мои, немного растерянные. Я думала, такое только в кино бывает, когда между людьми даже воздух натянут. Когда невозможно отвести взгляд и сердце рвется из груди, пытаясь сократить расстояние до него. Все замирает вокруг, даже время, и нет ничего, кроме нас двоих.

Порывистое движение руки Ильи, и я уже на его коленях, его пальцы путаются в моих волосах и дыхание обжигает губы.

– Булочка, – шепчет Илья, окуная меня в свои голубые озера. – У меня сейчас не лучшее…

– Не нужно ничего говорить, Медведь, – останавливаю его, прижимая к его губам пальцы. Не хочу слышать, что наш странный роман не из тех, что заканчиваются веселой свадьбой.

– Ты нужна мне, Лин, – не слушается меня мой пленник, затягивая в свои темнеющие озера, и от этого взгляда мне кружит голову до появляющихся в воздухе блестящих пятен,