Нас невозможно убить (СИ) - Осадчая Виктория

Аня: «Так решили врачи».

Чёрт! Чёрт!

Не обращая внимания на то, что подруга билась с локоном, создавая идеальное завитие, я соскочила с места и понеслась наверх, где собирался Слава. 

— Какого хуя, Самойленко? Три дня! Ты мне обещал, что я смогу поехать к нему во время операции, ты мне обещал, что дашь попрощаться. У меня должно было быть ещё три дня.

Истерика накатывала волной. Я орала, не контролируя эмоции. Вот она, бомба, которая должна была взорваться. 

— Я в этом не виноват, — попытался оправдаться Самойленко, но я его даже слушать не хотела, хватаясь за голову, где была незаконченная прическа. Он контролировал то, как протекали дела с Андреем. 

— Я не хочу свадьбу. Я не хочу свадьбу. Я не хочу эта гребанную свадьбу. Ты должен меня отпустить. Ненавижу! Я ненавижу тебя!

Крушила все, что попадалось под руку. Она мне не поддавалась, эта истерика. Я даже не знала, что могу так. И…шлепок по щеке, который привел меня в чувства. 

— Собирайся, нам через час выезжать, — процедил Самойленко, пока я, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух. А что ещё говорить? Только бежать? Но куда? И что будет с Андреем. Слава ведь с большим удовольствием исполнит свою угрозу в отношении денег, которые сейчас помогают Андрею бороться. И вообще, захочет ли он бороться, узнав на что я пошла ради него?

Встала, вытерла выступившие слёзы. 

— Через три дня в любом случае я лечу к нему. 

— Хорошо, — согласился мой жених. Ничего страшного, все сегодня будет хорошо, а Слава это проконтролирует. Он не даст пропасть ни одному доллару со своего счета впустую.

Остальной день для меня прошёл как в тумане. Во-первых, для того, чтобы не сорваться на публике я позволила себе принять успокоительное. Остались у меня несколько сильных пилюль в баночке, которую я нашла в своих вещах.

Мир приобрел совсем другие краски. Яркие, бьющие по глазам. У него не было запахов, звуков, только краски, сливающиеся в ядовитую палитру. От них болела голова, от них хотелось кричать, но не могла, потому что я тоже была обеззвучена. Оставалось молча наблюдать за пляшущими в честь нас со Славой людьми, как радостно открывают рот наши гости, поздравляя молодоженов, как с упрёком на меня смотрит мой муж, словно это я виновата в происходящем!

И наверное, чтобы окончательно не портить то, что другие считали свадьбой, телефон убрала с глаз долой. Хотя никто и не догадывался, что мне необходимо бвло знать, что происходит там с Андреем. 

— Все закончилось! Можешь спокойно вздохнуть, — оповестил Слава, когда мы направлялись в гостиницу. Он держал меня за руку, видимо, для поддержки, а я чувствовала только отвращение. 

— Это хорошо, — я уже минут двадцать как приобрела способность говорить. Теперь мне нужна была бутылка хорошего алкоголя и крепкий сон, но сначала узнать, как дела в Германии.

Номер, который снял для нас Слава, был огромный. Состоял из двух комнат, одна из которых служила гостиной, другая, собственно, спальней. Интерьер был выполнен в теплых тонах, которые успокаивали, кричал о дороговизне, своей роскошной мебелью, дорогими картинами на стенах и даже хрустальными люстрами на потолке. Нет, не впечатлило. Я просто возвращалась в реальность, поэтому мне пришлось подмечать детали, чтобы убедить себя, что я в настоящем мире.

Я окинула взглядом огромную кровать, на которой мне предстояло исполнить супружеский долг перед Славой. 

— Не переживай, я тебя не трону, — словно прочёл мои мысли Самойленко. Я лишь закивал головой, понимая, что почувствовала даже некое облегчение. Сердце колотилось, потому что в клатче я нащупала телефон и теперь мне предстояло включить его, пока Слава пошёл в душ.

Три пропущенных. И несколько сообщений от Ани.

«Операция началась».

«Мне страшно, Божена».

«Андрея больше нет».

ЧТОООООО? Набираю ее, а вместо этого механический женский голос сообщает, что абонент недоступен. Больше нет? Больше нет? Крик вырывается из груди вместе с рыданиями, пока моё тело падает на пол. Вижу, как из ванной выскакивает Слава. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что случилось? — его озабоченные глаза смотрят на меня и ждут ответа. А я даже не могу ничего произнести.

Самойленко проверяет мой телефон, а затем берет свой, щеголяя по комнате в чем мать родила, оставляя на ковре мокрые следы. 

— Не выдержало сердце. Мне очень жаль милая.

Я не смогла быть с ним, я не смогла попрощаться. Я не уберегла его. Это моя вина, с которой мне жить. Или существовать. Жизнь со смертью Андрея закончилась.

Похороны состоялись через два дня. Слава согласился сопровождать меня, но чтобы мне не сорвало крышу окончательно, не подпускал близко. Я видела, как рыдала над телом сына его в миг постаревшая мать, как кричала Аня, как утирал скупые мужские слёзы Петрович. А у меня к тому моменту закончились слёзы. Я была выжата и готова отправиться за Андреем на тот свет. Только прежде мне нужно было что-то сделать, чтобы хоть как-то почтить его память и отомстить. 

— Я хочу чтобы они заплатили. 

— Кто, милая? 

— Все, кто виновен в его смерти, — я взглянула на Славу. — Пусть это будет свадебным подарком для меня. 

— Но это не быстрое дело. 

— Я умею ждать.

15

Не думаю, не жалуюсь, не спорю.

Не сплю.

Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,

Ни к кораблю.

Не чувствую, как в этих стенах жарко,

Как зелено в саду.

Давно желанного и жданного подарка

Не жду.

М. Цветаева

— Ты снова под «мухой»? — с монитора ноутбука на меня глядела озабоченно Надя, пока я переодевалась к очередному шествию в клуб. 

— Немножко, — честно призналась я. 

— Тебе мало было клиники? — возмутилась, ставшая до скрежета зубов правильной, подруга. Ей сейчас положено. Она — ЯЖЕМАТЬ, да такая, что диву даёшься с тем ли человеком я вообще когда-то начала дружить. Брак и ребенок ее сильно изменили, но от этого наши отношения не стали хуже. Я всё ещё могла поплакаться ей, мы всё ещё встречались, когда я бывала в Москве, мы все так же любили вместе «отдыхать», если это можно было назвать отдыхом.

Но сейчас между нами были тысячи километров и чужая страна угнетала больше, чем наличие рядом ненавистного мужа. 

— Это маскировка, — призналась я. — Если он вдруг чует от меня алкоголь, он уходит спать в другую комнату. 

— А не проще развестись? Ты два года уже так мучаешь себя. Довести дело до того, что он отправил тебя лечиться от алкоголизма. Это нормально вообще?

Надя как всегда права. Неужели понабралась мудрости у своего адвокатишки? Он, после того как побывал на нашей свадьбе, стал в разы популярнее в своей профессии. Пиар иногда очень много значит. А про клинику…это долгая и очень нудная история. Пока Слава исполнял данное мне обещание, сажал за решетку тех, кто был виновен в смерти Андрея, я потихоньку спивалась, найдя отдушину на дне бутылки. Возможно стресс, а возможно моя моральная слабость, которая на тот момент поглотила меня с головой. Пьяная, я спала в обнимку с курткой, которая осталась у меня от Разумовского и бесслёзно рыдала. Хотя не знаю, что оплакивала. Скорее всего себя. И чтобы решить эту проблему, отец вместе с моим мужем сообща, отправили меня лечиться. Курс реабилитации немного помог, но от этого боль не ушла и я продолжала после давить ее в ночных клубах. И снова клиника.

После Слава меня увёз из страны. Он страдал, я страдала, но от друг друга мы не спешили избавиться, продолжая мучить себя, как мазохисты. В моем случае это было наказание, за то, что посмела предать Андрея. Но зачем это все нужно было Самойленко, я вообще не понимала. Ведь какой-то смысл в этом во всем был.

Начнем с того, что у него было несколько постоянных любовниц. Это, я считаю нормальным, потому что я в этом плане была вообще тюфяк. За два года совместной жизни у нас секс-то был всего раза три-четыре. Вот! Я даже не помню, потому что нечего было запоминать. Это было на эмоциях, это было скомкано, странно. В общем НЕ ЗАШЛО.