Семен Малков - Шантаж

– А как выглядит Вера? Говоришь, пополнела? – отложив газету, нарушил обет молчания Степан Алексеевич.

– Я же сказала: старая, толстая, как тумба, но важнющая! В общем, гусыня гусыней, – без зазрения совести привычно врала она мужу. – Это надо уметь – от хорошей-то жизни так опуститься! Я голливудская звезда против нее, хоть и горе мыкаю. – Лидия Сергеевна гордо выпрямилась и с черным от злобы лицом пригрозила: – Но она у меня попляшет!

– Да чем же ты можешь ей досадить? Соли на хвост насыплешь? – преодолевая отвращение к жене, насмешливо бросил Розанов. – За что ты ее так ненавидишь? Никогда не понимал этого.

– А хотя бы за то, что тебя мне подсунула, – как всегда, извращая факты, вполне серьезно уколола его Лидия Сергеевна.

– Ну опять у тебя крыша поехала! – устало произнес Розанов, снова беря в руки газету. – Сама из кожи вон лезла, чтобы нас разлучить. Добилась своего, а теперь ей же хочешь за это отомстить? Ты просто ненормальная!

– Да разве тебе понять, недоумок?! – взвилась от злости Лидия Сергеевна. – Не заслужила она такого счастья! Хвостом вертела, обманула Ивана-дурака, и все ей с рук сошло! Я ее отучу нос задирать! Ванька все узнает. Посмотрю тогда на ее рожу.

Степан Алексеевич хотел отмолчаться, но последние слова его заинтриговали, он не удержался:

– Какую же тайну ты опять выведала? Очередную клевету затеяла?

– И вовсе это не клевета, а чистая правда, – презрительно взглянув на Розанова и решив не раскрывать до времени все карты, процедила сквозь зубы Лидия Сергеевна. – Ребенок у нее не от мужа, я это точно узнала, а Иван и не подозревает. Теперь усек?

– Ну и яду в тебе, Лида, – у гадюки меньше! Уж лучше бы я тебя никогда не знал! – Степан Алексеевич встал, чтобы уйти. – Убедительно прошу – замолчи: Надю разбудишь. Это ужасно, если она уродилась в тебя!

Вернувшись из парикмахерской и отпирая входную дверь, Вера Петровна услышала настойчивый звонок телефона. «Наверно, Агаша на кухне – не слышит», – с досадой подумала она, торопясь поднять трубку.

– Ванечка, ты?! – воскликнула она обрадованно. – Я только вошла. А почему ты так рано? Что-то забыл дома? Да, слушаю вас внимательно, товарищ командующий! – шутливо произнесла она, вытягиваясь в струнку, будто он ее видел. – Ваш приказ будет выполнен! Значит, приедешь обедать не один? С Николаем Егоровичем? – Она удивленно подняла брови и продолжала уже серьезно и деловито: – Я обо всем позабочусь, обед будет на высоте! – Подумала немного, мысленно проверяя свои ресурсы, добавила: – Пожалуй, все есть... разве что из деликатесов... Пришлешь с водителем икры и рыбки? Не помешает, у нас на исходе. Ладненько! – И с улыбкой положила трубку.

Ее всегда радовало, когда муж обедал дома, и ничуть не досаждало, если он привозил с собой «нужных» людей, – даже интересно. Быстро переоделась, прошла на кухню и вместе с Агашей занялась стряпней. К прибытию Ивана Кузьмича все было готово. В просторной столовой, обставленной красивой полированной мебелью кавказского ореха, радовало глаз обилие изысканных блюд и закусок.

– Недурно вы с Агашей потрудились! – похвалил Григорьев, входя с Николаем Егоровичем в столовую.

Мужчины уже привели себя в порядок – готовы к трапезе. Николай Егорович, галантно поцеловав руку хозяйке – они уже знакомы, – весело заявил:

– А вы все хорошеете, Верочка! Очень рад вас видеть. Уж извините за вторжение. Моя-то половина в Карловы Вары укатила – лечиться. Вот Кузьмич и пожалел меня, – вернее, мой желудок. – Он сделал паузу, с удовольствием отметив, что щеки ее порозовели, и мягко продолжал в том же духе: – Всем известно, что вкуснее вас никто не готовит. Наши кулинары вам в подметки не годятся!

Веру Петровну смутил этот поток комплиментов, и она сделала протестующий жест рукой.

– Вы, конечно, это из вежливости говорите, Николай Егорович. Всем известно, что вы дамский угодник. Но слушать все равно приятно, – улыбнулась она ему, бросив благодарный взгляд.

– Какая уж тут вежливость! – запротестовал гость. – Да простит меня Иван Кузьмич, но свои успехи и авторитет он по справедливости должен разделить с вами!

Видя, что она хочет выразить свое несогласие, он предупреждающе поднял руку:

– Не спорьте, не возражайте! Ивану Кузьмичу совсем не вредит, что у него образцовая супруга, а вашу дружную семью всем ставят в пример. Не забудьте – вы живете «под колпаком»: у нас хорошо работают спецслужбы.

За обедом между Николаем Егоровичем и хозяином дома состоялся важный служебный разговор. Первым не выдержал Григорьев:

– Николай Егорович, мы все о том да о сем толкуем. Ну а если серьезно, скажи: почему решил нынче составить нам с Верой компанию? Чую я – неспроста, – обратился он к гостю со своей широкой, располагающей улыбкой.

– Тут ты не ошибся, Кузьмич. Есть проблема, которую я хотел обсудить в домашней обстановке. Верочка нам не помешает, она – свой человек, – подтвердил Николай Егорович. Лицо его приняло серьезное, значительное выражение. – Есть мнение – омолодить руководство нашим хозяйством. Ты, Кузьмич, успел показать, что не только хорошо знаешь дело, но тебе можно доверять, на тебя можно положиться. – И испытующе посмотрел на Григорьева, сохраняющего полную невозмутимость и терпеливо ожидающего, что последует дальше. – Так вот, есть мнение, что старик – ты знаешь, о ком я говорю, – слишком зазнался, считает себя незаменимым, развел родственников, стал чересчур алчным. Короче, им недовольны! – Николай Егорович снова сделал паузу и, пристально глядя на Ивана Кузьмича, открыл, ради чего приехал: – Завтра на бюро будем этот вопрос решать. Думаю, предложить тебя, но не хочу рисковать, – признался он с начальственной откровенностью и, помолчав, чтобы хозяин лучше почувствовал ответственность момента, потребовал: – Так что, Иван Кузьмич, если есть какие грешки – не подводи, выкладывай как на духу! По-дружески говорю: останется между нами, без последствий. Но если что утаишь – пеняй на себя! Ведь ты меня знаешь. Подумай, прежде чем ответить. – Брови его грозно сдвинулись, что свидетельствовало: требует полной искренности.

– Понял вас, Николай Егорович, – чувствуя важность момента и невольно переходя на «вы», твердо заверил высокого гостя Григорьев, глядя ему прямо в глаза. – Мне и думать нечего: я весь как на духу. Нет за мной лыка, которое могли бы поставить в строку. Чист как стеклышко! – добавил он с понятной гордостью.

Николай Егорович облегченно вздохнул, и лицо его разгладилось. В таких ответственных делах ему, несмотря на высокое положение, нельзя ошибаться. Он считал, что знает Григорьева, – изучил его анкетные данные; но ему нужно лишний раз утвердиться в своем решении.