Анна Климова - Осенняя женщина

Именно она первая сказала это слово «rules», когда после многочасового перелета и поездки по забитому машинами, яркому, ошеломляющему Нью-Йорку Витек переступил порог дома 499 на Логан-драйв. При этом вид у нее был туповато-настырный, как у поездных попрошаек. Она вручила ему бумажку с заготовленным текстом на русском языке.

«ПРАВИЛА» — было написано в самом начале списка.

«Rules, — повторила она с неизменной улыбкой. — We have rules. You must remember them».

«У нас есть правила. Ты должен их запомнить», — прочел он на бумаге.

Скорость, с какой его спустили на землю с высоты предвкушения какой-то необычайной радости, обескуражила Витька. Он оглянулся вокруг и понял, что на него смотрят все те же чморики. Так они с пацанами называли тех, кто каждую субботу волочился с сумками на рынок; тех, кто долго выстаивал у киосков, прикидывая, на какой шоколадный батончик потратиться и потратиться ли вообще на что-либо; тех, кто сидел во дворе с костяшками домино и прислушивался, не зовет ли жена жрать суп; тех, кто выписывал газеты; тех, кто честно пробивал талончик в транспорте; тех, кто каждый день проходил мимо них, делая вид, что их вообще нет на этом свете. Чморики. Американские чморики. Они точно такие же, как и русские. Такие же, как Клара Ивановна, устроившая, вероятно, большое чаепитие с персоналом, чтобы отметить его отъезд. Такие же, как мент, поймавший его в последний раз в маленьком теплом подвале. Они сунули ему бумажку и ждали, что он виновато кивнет.

В первый же вечер бумажка была использована в туалете по назначению. Витек почувствовал себя легче. Он принялся осваивать новую территорию и новые отношения.

У чмориков были другие дети. Целых трое. Это обстоятельство Витька искренно удивило. Взрослые чморики были явно со странностями, если решили усыновить его, имея в запасе еще троих. Хорошенькое дело.

Под умильными взглядами родителей эти трое показали ему дом и его комнату. Отдельную маленькую комнату. Чистенькую, обставленную новой мебелью и заполненную дурацкими игрушками, как будто он был маленьким ребенком, нуждавшимся в них. Взглянув на пластиковых суперменов и динозавров, Витек усмехнулся снисходительно и продолжил экскурсию, последовав за своими гидами, ступавшими гордо, чинно и говорившими односложно: «Bathroom», «Kitchen», «Toilet», «Basement», «Му room», «Brothers’room»[12]. Говорила в основном девчонка, представившаяся как Сьюзи, но Витек окрестил ее по-своему — Светка.

Дом действительно был огромным. В таких домах у него на Родине жили только богатые буратины. Парочка знакомых Витьку ворюг могла бы разобраться с этим чудо-домиком в два счета. Но знакомые эти, на счастье семьи Перишей, пребывали на безопасном расстоянии за океаном. Сам же Витек такой род трудовой деятельности не одобрял. К тому же, несмотря на опасные симптомы, он решил жить по-новому. Пусть и в окружении таких чмориков.

Сами чморята, решив, что их миссия выполнена, куда-то скрылись. Витек обнаружил их только к вечеру в одной из комнат. Они сидели на чистеньком ковре и играли в «Монополию». При его появлении чморята перестали лепетать на своем языке, хотя с таким же успехом могли бы продолжать, потому что в тот первый вечер Витек не мог их понять. Даже не взглянув на него, они продолжили игру.

Он не был круглым дураком. Он чувствовал их мысли так же, как и всех остальных чмориков. «Может быть, ты теперь и в нашей семье, но нам надо время, чтобы принять тебя, — говорили они всем своим видом. — И как знать, будешь ли ты достоин нашего внимания. Во всяком случае, мы этого пока не решили».

Глупые чморики думали, что нарвались на такого же, как они сами, готового вымаливать общение и унизить свой пацанский статус. Бо-о-о-льшая ошибка, как говорили в их дебильных американских боевиках.

Он не ушел, хотя ему дали понять, насколько он нежелателен здесь. Витек присел на кровать и стал с большим интересом следить за игрой. Он в свою очередь хотел дать понять, что считает себя вправе находиться где угодно, когда угодно и сколько угодно.

Сьюзи-Светка занервничала первая. Чаще прежнего стала поправлять свои длинные темные волосы, не соглашалась с результатами игры братьев, пыталась даже жульничать. После чего раздраженно разбросала свои игрушечные купюры, встала и капризно проговорила: «I do not want to play any more»[13]. Комната была ее, посему она ждала, что все удалятся. Но Виктор занял ее место на полу перед разложенной картой с заводами, фабриками, корпорациями, тюрьмами и банками.

«Я буду», — весело сообщил он, бросая кости и просто спиной чувствуя, как вспыхнула от бессильной ярости американская Светка. Из вежливости она промолчала. Промолчали и братья. Только обескуражено переглянулись и продолжили игру.

Младший Питер-Петька все время смотрел на Тейлора-Толика, словно спрашивая у него разрешения на тот или иной поступок, сверяясь с его взглядом. Он был не в счет. Слишком мал для пацанского кодекса. Тейлор выглядел посильнее Витьки, но сила — не показатель. Витек лупил и не таких верзил, и они визжали дурными голосами, словно девчонки на репетиции школьного хора. Главное — ощущал ли он себя конкретным пацаном? Мог ли утвердить это ощущение? Если да, то Витьке пришлось бы считаться и с его силой. А если нет? Капец тебе, Тейлор-Толик. Вилять тебе хвостом до конца своих дней. И жрать землю, если Витек прикажет. Таковы правила. Если ты пацан, докажи это.

Все время, пока они играли, Сьюзи-Светка молча бесилась. Она то принималась расчесывать волосы перед зеркалом, то садилась за стол и начинала писать в маленькой книжечке с сердечками на обложке, потом включила нарочито громко свой магнитофон. Питер и Тейлор опасливо косились то на нее, то на Виктора. А новый же член семьи, казалось, ничего не замечал. Он с азартом отбирал у них заводы и банки. «I want to have a rest»[14], — наконец сказала она, недвусмысленно став рядом.

Витек слов не понял, но сообразил, что их просят удалиться. Первым с готовностью поднялся Тейлор. На его лице застыло смущение. «Играем, играем, — потянул его за рукав Витек и широко улыбнулся. — Или боишься продуть?»

Вряд ли Тейлор знал русский, но он покачал головой с явным намерением уйти.

Тейлор не догадывался, что это его первое испытание. «Садись, блин, — улыбка Витька стала угрожающей, а движения резкими. — Че, не понял? Садись, говорят тебе! Ты че, по мозгам захотел, а?»

Глаза, глаза… Если бы Витек был знаком с мнением Толстого о том, что глаза — это зеркало души, он с ним всецело согласился бы. В глазах Тейлора-Толика мелькнул страх. Тейлор не понимал слов, но отлично понял тон, которым эти слова произносились. Прояви он хотя бы настойчивость в своем желании уйти, Витек решил бы — ничья. Но страх в ситуации, когда бояться-то по сути нечего, — непростительная ошибка для настоящего пацана.