Татьяна Туринская - ...Не повод для знакомства

Попытался было подойти с другого боку. Начал ласкать Тамару, целовать, говорить всякие нежности. Нет, не подействовало. Все так же бессмысленно, но покорно отдавалась она своему господину, все так же молча. И все тот же жуткий вздох разрывал Владу сердце.

В последующие разы Влад неоднократно пытался расшевелить Тамару. Он дарил ей цветы и мягкие игрушки, извинялся, носил ее на руках, пытался шутить. Но ничего не могло расшевелить Тому. Она настолько глубоко погрузилась в себя, что Владу казалось, что она явно сбрендила. Она действительно производила впечатление умалишенной. Ее больше ничего не волновало, не было никаких желаний, тревог, воспоминаний. Она ни в чем не отказывала Владу — делай со мной все, что хочешь, пользуйся! Но было похоже, что она не понимает где она, с кем, и что этот кто-то с ней делает.

Иногда Влада это начинало бесить и он хлестал ее по щекам в надежде привести в чувство. Но и это не помогало. Порой ему хотелось бросить все и забыть — на хрена ему эта сумасшедшая?! И он не приезжал больше к проходной.

Но проходило две недели, максимум три, и Влад снова караулил у проходной. Голод — не тетка, тем более голод сексуальный. Понимал, что нужно забыть эту ненормальную и учиться жить по-новому, без нее, без ее сладкого тела. Но ничего не получалось. Когда тело скручивает в жгут, все правильные мысли из головы разбегаются. Остается одна — хочу ее! Эта мысль, это безумное желание превалирует над всеми остальными и уже ничего не имеет значения, кроме этого "хочу!", кроме "мне нужна она и только она!". И он опять вез Тамару на квартиру Нетёсова и в очередной раз пытался пробиться к затуманенному сознанию. Не пробившись, удовлетворял ненасытный голод и на том успокаивался.

Так продолжалось довольно долго. В начале февраля после очередного двухнедельного перерыва Влад привез послушную Тамару на "явочную" квартиру. Как всегда, попытался расшевелить любовницу, впрочем, не прикладывая особых усилий. В очередной раз безрезультатно — что ж, ничего необычного, теперь это стало нормой. Раздел податливую куклу, собираясь приступить к тому, ради чего, собственно, и привез ее сюда. И обомлел.

На почти плоском еще в прошлый раз животе явно выдвигался небольшой холмик.

— Э-э, Малыш, да ты того…

Малыш бессмысленно разглядывал затейливые морозные узоры на окне.

— Маленькая, ты беременная, что ли?

Желание как ветром сдуло. Вот, блин, вляпался! Что теперь делать? Ей-то, похоже, все по барабану, она и слов-то его не поняла. Да-а, вот тебе и ребеночек, дорогая, как просила…

Влад вышел в кухню, закурил. Вот это номер! И что теперь делать с сумасшедшей бабой и ее ребенком? Ее?! Нет, дорогой, это твой ребенок. Твой! Это ты пользовал полгода невменяемую женщину. Она вряд ли понимала, что с ней происходит. Да и сейчас не понимает, что у нее в животе творится… И кого она, ненормальная, может родить? Такого же ненормального уродца? А ведь это — его ребенок… Впрочем, об этом известно только ему. Тамара в силу своего недалекого ума никому не сможет объяснить, откуда у нее взялся живот. Папа утром за ручку на работу отводит, мама вечером приводит, откуда беременности взяться? А ветром надуло! Он, Влад, тут абсолютно не при чем! Вот папа с мамой проморгали, папа с мамой пусть и воспитывают!

Тамара сидела в той же позе, как он и оставил: без юбки, с раздвинутыми ногами, готовенькая к употреблению. И все так же внимательно разглядывала узоры на стекле. Из расстегнутой блузки нагло выпячивался животик. А, чего добру пропадать — Монстра долго уговаривать не надо, от такой картины подскочил, как пионер: всегда готов!

Тома

Время остановилось. Уже много месяцев длится один день, самый тяжелый день в ее жизни. Куда-то подевались все краски, мир стал черно-белым, как старое кино.

Она послушно выполняет все приказы, исполняет чужую волю. На работе ею не нарадуются — надо же, какой безотказный работник! И любое поручение выполнит, и после работы задержится, сколько нужно, и даже в субботу выйдет, не проявив ни малейшего недовольства.

Даже мать, кажется, стала меньше бухтеть. Конечно, девственность не вернешь, но, по крайней мере, в последнее время Тома такая покладистая, такая послушная. Что ни скажешь — все исполняет мгновенно и беспрекословно! Вот только говорить стала совсем мало и как-то странно, голос неживой, как на пленку записанный. "Да", "Нет", "Хорошо" — вот, пожалуй, и весь ее лексикон. У Эллочки-Людоедки и то словарный запас побогаче был. Ну да Бог с ним, с лексиконом. Главное — дома сидит, только на работу ходит, а вечером даже не пытается улизнуть. Может, еще не все потеряно? Может, не совсем еще пропащая и удастся когда-нибудь замуж спихнуть?

А Тома, выполнив все указания, садилась на стул напротив телевизора, складывала руки на коленях и целый вечер сидела неподвижно, словно мумия. Мать скажет: "Пойди чайник поставь" — пойдет, поставит и снова сядет на любимый стул. Мать скажет: "Ну все, поздно уже, спать пора" — встанет молча, задвинет стул в угол и тихонечко шмыгнет в свою комнату. Валентина Ивановна нарадоваться не могла — чудо, а не ребенок! Исправилась! Потому что родители вовремя заметили и приняли меры. Вот и хорошо, вот и умница. Пусть лучше телевизор смотрит, чем о гульках думать!

А Тома не телевизор смотрела, а просто сидела там, где привыкла. Она совершенно не замечала течения времени — оно остановилось. Только странный какой-то день получается — такой длинный, что приходится ложиться спать и каждый раз после сна снова идти на работу. Но даже об этом она не думала. Она разучилась думать, разучилась чувствовать. Ей казалось, что она спит и видит какой-то нелепый сон. С ней все время что-то происходит, какие-то люди все за нее решают, кто-то куда-то ее без конца водит и делает с ней что-то плохое и очень болезненное. Но ведь это сон, это же не может быть правдой? А значит, ничего не надо делать, надо только продолжать спать и когда-нибудь этот странный сон закончится. И она снова будет Тамарой, а не замороженной креветкой.

Когда мать, наконец, обратила внимание на неестественно выпяченный живот дочери, в доме был устроен грандиознейший скандал. Мебель летала по квартире, как пыль, стены сотрясались от материнского крика: "Шлюха! Потаскунья! Таки принесла в подоле, дрянь неблагодарная!". Снова в ход пошла палка от швабры и бельевая веревка. Снова на Тамаре не было живого места. А та непонимающе смотрела на родителей и даже не пыталась увернуться от больно хлеставшей веревки.

— Говори, проститутка дешевая, от кого нагуляла? — и мать в очередной раз огрела палкой по спине. — Говори, шлюха, от какого кобеля понесла?