Вирджиния Эндрюс - Падшие сердца

Конечно, нехорошо было так поступать, — торопливо проговорил Трой, — но прошу простить меня. Я ничего не мог с собой поделать.

— Я прощаю тебя и прекрасно понимаю, как тебе было тяжело, — произнесла я, подумав: «Ах, мой дорогой Трой, как же ты страдал, узнав, что я выхожу замуж за Логана». Мне невыносимо больно думать об этом. Но почему он не вмешался, почему?

— Да, мне это причиняло жестокую боль, — в первый раз за время нашего разговора глаза Троя оживились. — Я очень хотел, чтобы ты меня увидела. Но никак не мог осмелиться. Прошлой ночью, когда вы с Тони вернулись после прогулки, я отправился к тебе, зная, что Логана нет дома.

— Я почувствовала, что в комнате кто–то есть, и проснулась, не догадываясь, что это ты. Увидев в темноте чью–то фигуру, я крикнула…

Трой молча смотрел на меня.

— Почему ты сегодня пришла сюда? — мягко спросил Трой. — Подумала, что это мог быть я?

— Нет, я была словно во сне, но не предполагала встретить тебя. Когда я поняла, что в коттедже кто–то живет, то решила, что Тони нанял какого–то мастера и поселил здесь. Думая, что Энтони все время лжет мне, решила сама докопаться до правды. А потом мне показалось рядом что–то необъяснимое, может быть, призрак.

— Я не призрак, Хевен. Уже больше не призрак. — Он внимательно смотрел на меня. — А ты изменилась: повзрослела, и вид у тебя серьезный. Твоя красота стала еще совершеннее, от одного звука твоего голоса меня охватывает волнение.

Трой наклонился и протянул руку к моему лицу, я не шевельнулась. Но он так и не решился прикоснуться ко мне и медленно отодвинулся.

— Я чувствую себя ребенком, которого тянет дотронуться до огня, хотя я знаю, что прикосновение причинит мне только боль.

— Ах, Трой! — Я почувствовала, как появившиеся в уголках глаз слезы покатились по щекам. Он снова протянул ко мне руку, и на этот раз его пальцы погладили меня по щеке, и я закрыла глаза.

— Сколько же раз я обречен терять тебя, Хевен. Или эти муки посылает мне сама судьба?

Я откинулась на спинку стула, не в силах проронить ни слова. Трой подал мне платок, и я вытерла слезы. Он улыбнулся, слыша, как я по–детски захлюпала носом.

— Пойдем в гостиную, — предложил Трой, — там уютнее.

Мы прошли в гостиную. Я села на кушетку, а Трой растянулся на ковре, как в старые добрые времена, и смотрел на меня, закинув руки за голову.

— Трой, — заговорила я, качая головой, — мне все еще не верится, что это не сон, что ты действительно здесь, смотришь на меня, как прежде.

— Понимаю тебя.

— А когда Тони узнал, что ты жив?

— По правде сказать, не так давно. Меня поразило, что я нашел коттедж в том же виде, в каком оставил. Я понял, что Тони не хотел мириться с мыслью о моей смерти, и мне стало понятно, какую боль я ему причинил. Поэтому еще труднее было заставить себя прийти к нему и сознаться в своем обмане. Несколько раз я пытался сделать это, но так и не решился.

— Значит, это ты бродил ночью по дому. — Теперь мне стало понятно, что имели в виду слуги, когда говорили, что Рай Виски не выдумывал свои рассказы о духах, бродивших по темным залам и коридорам Фарти.

— Да, признаюсь в этом, я даже немного поиграл на рояле, надеясь, что Тони обнаружит меня. Но этого не произошло, и я струсил, решив, что слуги меня узнали. Представляю, какой ужас они испытали при виде моей темной бесшумно двигающейся фигуры.

— Нет, ты даже представить себе не можешь, до какой степени напугал их.

— А однажды ночью, когда ты была в Уиннерроу, я столкнулся с Джиллиан у дверей ее комнаты. Сиделка спала, и она воспользовалась возможностью свободно побродить по замку. Мне никогда не забыть выражения ее лица. — Трой на секунду замолчал, снова представив лицо Джиллиан. — Мне показалось, что она стареет у меня на глазах. Она сразу лишилась тех остатков молодости, которые ей помогло сохранить ее безумие.

«Нет, — сказала Джиллиан, — я ни в чем не виновата, ты не можешь осуждать меня. Я сделала то, что должна была сделать».

Трой повернулся ко мне, в глазах его отразились боль и печаль. Он очень болезненно переживал, если невольно причинял боль другим, даже если те намеренно задевали его чувства. «Ах, Трой, — думала я, — ты слишком тонок и чувствителен для этого мира. Неудивительно, что тебя всегда преследовал страх смерти».

— Я протянул к ней руку и сказал: «Джиллиан, не беспокойся». Но она в ужасе убежала от меня. Мне кажется, один раз после этого она видела из окна своей комнаты, как я шел по лабиринту.

— Но Тони и тогда еще ничего не знал?

— Вскоре после этого случая он наведался ко мне в коттедж. Мне кажется, ему что–то сказала Джиллиан или сиделка, и это навело его на мысль прийти сюда. Хотя Тони и поддерживал в коттедже порядок, он не мог заставить себя часто заходить сюда.

— Тони сохранял коттедж в память о тебе, — прошептала я, и Трой согласно кивнул.

— Но в тот день он все же пришел. Я услышал шаги, но не мог заставить себя встретить его у двери и, как последний трус, спрятался в кладовой. Оттуда мне было видно, как Тони вошел и огляделся и что–то вдруг дрогнуло в его мужественном и гордом лице. Тони подошел к креслу–качалке и смотрел на него, легонько раскачивая. Уверен, что в эту минуту он представлял в этом кресле меня. Потом Тони повернулся и направился к выходу.

Но все дело в том, что, вернувшись домой, я не мог удержаться и начал работать. Для меня это было так естественно. Я жил в своем доме, инструменты и материалы были под рукой. У меня появились новые замыслы, и я приступил к работе. Тони заметил на столе новые игрушки и подошел посмотреть. Некоторое время он перебирал их в руках с видом старателя, натолкнувшегося наконец на самородок. Потом он быстро оглядел комнату и крикнул:

— Трой!

Все мои страхи рассеялись, стоило мне увидеть счастливое выражение его лица. Дольше скрываться я не мог. Ты знаешь, какие отношения были между нами. Мать умерла, когда мне не исполнилось и года, а потом не стало и отца — мне тогда не было и двух. Тони заменил мне родителей, которых я совсем не помню. Он был для меня всем, я боготворил его, и он любил меня, оберегал, волновался, когда я болел. Но после его женитьбы на Джиллиан в наших отношениях произошли перемены. Я ревновал Тони к ней, а она его — ко мне.

И когда я увидел перед собой Тони и ту неподдельную радость, которая осветила его лицо при мысли, что я жив, мне стало мучительно стыдно и горько: как же я мог так долго скрываться он него?! Я вышел из своего убежища.

— И что же Тони? — спросила я, затаив дыхание.

— Он разрыдался и обнял меня. Мы долго стояли, прижавшись друг к другу, и молчали. А когда волнение немного улеглось, сели в этой комнате, и я рассказал ему все, только что услышанное тобой.