Екатерина Маркова - Блудница

Ксюшу оставили на несколько дней в роддоме. Кристиан и Алена вернулись в дом тетушки Эдит. На следующее утро Алена с трудом растолкала спящего Кристиана. Он открыл мутные глаза, и она поняла, что он мертвецки пьян.

— Ты кто? — спросил он заплетающимся языком.

— Я — Алена, крестница тетушки Эдит. А ты кто? — со злостью сказала Алена, понимая, что привести его в чувство будет практически невозможно, а его ждет Ксюша. Она уже позвонила с утра, сообщила, что чувствует себя прекрасно, просила не будить Кристиана и передать, что они с маленькой Марией ожидают с нетерпением его приезда.

— Кто я? — переспросил Кристиан и, резко отвернувшись лицом к стене, пробурчал: — Я — никто.

Алена купила огромную корзину цветов, якобы от Кристиана, повидалась с Ксюшей, вдохновенно сочинив историю о срочном вызове доктора на очень сложную операцию. Вернулась обратно и застала Кристиана сидящим у камина и с тоской взирающим на тлеющие угли. Выглядел он убийственно — щеки ввалились, глаза, красные, как у кролика, были опрокинуты в себя и горели сухим лихорадочным жаром. От жалости к этому рослому сильному ирландцу, выглядевшему сейчас загнанным раненым зверем, у Алены защекотало в носу. Она несколько минут сидела рядом с ним на пушистой шкуре, а потом низким властным голосом распорядилась:

— Значит, так! Быстро побриться, надеть костюм, белую рубашку, самый праздничный галстук… и ехать в роддом. То, что ты сейчас переживаешь, касается лишь тебя одного. Твои девочки не должны страдать от этого. Так нечестно и несправедливо!

Кристиан посмотрел на Алену больным, затравленным взглядом и встал на ноги…

Кристиан никогда не принимал утверждений, что время способно исцелить глубокие душевные травмы, примирить с потерей близких, вернуть прежний покой и безмятежность… Он рано потерял родителей, и эта зияющая рана все так же кровоточила, изматывала, подкарауливала в самые непредсказуемые моменты, чтобы перехватывать от боли дыхание и заставлять сердце съеживаться и леденеть.

После смерти тетушки Эдит к его скорби по родителям прибавилась еще и эта. Но тогда рядом была жизнерадостная, ликующая, переполненная любовью к нему Ксюша; ее, подчас до оторопи, схожесть с Марией, пусть отдельно от него, но ведь живущей под тем же небом, дышащей одним с ним воздухом и глядящей по ночам на те же самые звезды…

Кристиану всегда очень нравилась Алена, и ему было легче с ней после похорон тетушки. Тетушка Эдит тоже обожала Алену, так же, как ее бабушку — свою старую близкую подругу, с которой судьба свела их в годы оккупации. Тетушка любила рассказывать, какой невероятной певичкой была ее русская подруга. В годы войны такого сильного бархатного контральто не было ни у одной примадонны знаменитого «Мулен Ружа». Она напропалую крутила романы с немецкими офицерами. Когда же те окончательно теряли головы и контроль над собой, ее тщательно запрятанный в недрах роскошной гримуборной радиопередатчик без устали доносил ценные сведения о действиях и планах нацистской армии. После войны бесстрашная русская разведчица вернулась в Россию и десять лет провела за решеткой концлагеря. «Так-то ей отплатила родина за тот риск, которому она каждодневно подвергала свою жизнь!» — часто повторяла тетушка Эдит.

Первое, что тетушка осуществила, когда к ней в руки попала четырехлетняя Алена, — повела девочку в православный храм на улицу Дарю в Париже и покрестила украдкой от матери. Самое удивительное, что малышка Алена никому никогда не рассказывала об этом факте. До тех пор, когда уже в ее сознательном возрасте домашние стали сокрушаться, что девочка выросла нехристем, и теперь, когда наконец-то таинство крещения можно осуществить в любой московской церкви, неплохо было бы это сделать. Алена спокойно возразила: «Может, кто-нибудь в этой семье и нехристь, но только не я. Мы с тетушкой Эдит знали, чем заняться, когда отправили маму с ее командировочными коллегами посмотреть Эйфелеву башню. Мы времени зря не теряли».

Алена почти каждое лето проводила в Ницце в тетушкином доме. А когда поступила в институт на режиссерский факультет и свободного времени стало меньше — использовала любую возможность, чтобы повидаться с любимой крестной. Экстравагантность пожилой француженки воспринималась Аленой с восхищением и восторгом.

Когда тетушка Эдит была уже очень тяжело больна и понимала, что долго не протянет, она вызвала Алену, и они провели вместе три дня. Тогда Кристиану показалось, что они несколько раз уединялись для каких-то разговоров, в которые он не был посвящен.

— Посмотри, какая Аленка хорошенькая! — часто говорила тетушка Кристиану, любуясь своей крестницей. — На бабку похожа, такая же умная. Вот счастье-то, что ты с Тиной расстался! Раньше эта безумная в дочери тебе ее приписывала, а сейчас принялась бы ревновать к этому миниатюрному очаровательному созданию. Очкарик такой милый! Ты бы заказал ей линзы, Кристиан, нечего мордашку очками портить!

Возможно, тетушке Эдит и мечталось о том, чтобы Кристиан женился на Алене, но она слишком хорошо понимала, что их связывают нежные приятельские отношения, не более того…

То время, которое Алена провела в их доме после выписки Ксюши с ребенком, было для Кристиана просто спасительным. Под жестким требовательным взглядом из-под круглых очечков, он, как неопытный музыкант, воспроизводил мелодию своей жизни, ведомый неумолимой дирижерской волей. Сколько раз он потом мысленно благодарил Алену за эти дни, когда мир рушился и все валилось из рук, а она собирала осколки и мужественно и терпеливо, склеив, возвращала хозяину почти в первозданном виде. Тогда он понял гениальность ее режиссерского дара… Вот так умно, дальновидно, жестко распоряжаться чужой волей, чужой природой в ее же благо, мастерски выстраивать психологические нюансы, маскирующие все слабые места, и крутить этим без устали, определять даже мизансценически местонахождение Кристиана в доме, чтобы ничего не заподозрила Ксюша… Все это потом после ее отъезда дошло в полной мере до Кристиана. Она, несомненно, обладала мощным экстрасенсорным началом, ей безусловно верилось, а она, очень бережно обходясь с этой верой, умело возвращала ее преобразованной в уверенность в себя, свои силы и возможности.

Когда Алена уехала, Кристиан сначала растерялся, но потом, с удивлением прислушиваясь к себе, понял, что она как бы оставила ему себя, он был словно закодирован ею на определенное поведение, позитивные реакции, необходимые слова…

— Ты ведь не против, чтобы нашу девочку звали Марией? — спросила его Ксюша уже после отъезда Алены.