Договор на одну ночь (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

– Я заметил. Но мы вроде бы уже попрощались.

Мужчина разводит руками. Я слежу за этим жестом, наверняка вызывая всё больше и больше недоумения. Но и прекратить его изучать не могу. Мне сейчас важно в нём всё. Как смотрит. Как пахнет. Как говорит. Как двигается.

Я жду, что внутри вспыхнет страх или отвращение. Готовлюсь их преодолевать. Но пока ничего подобного во мне нет. И это... Хорошо же?

– Вы не рады меня видеть? – Мое провальное кокетство даже улыбку в ответ не вызывает. Мужчина кривится. Это ранит.

Ничего не ответив, качает головой. Делает ещё два глотка и отставляет стакан.

Его мобильный периодически вспыхивает на столике, но Темиров в руки его не берет. Зато на меня смотрит. А я впитываю через поры новую для себя атмосферу взрослого жестокого мира, которого должна бояться больше, чем прожить жизнь с нелюбимым. Стать его послушной игрушкой. Отдаться… И заткнуться.

Так вот, у меня плохие новости, тейе Димитрий. Жестокий мир прельщает меня больше.

Приглушенный свет в гостиничном номере. Запах дорогого парфюма для текстиля. Дразнящий нервные окончания и рецепторы чувств вайб мужского раздражения и физиологического интереса.

Я, конечно, скорее всего действительно дура (дядя в чем-то прав), но распознать телесные знаки взаимной симпатии способна. Внешне я нравлюсь очень многим. И ему тоже. А он внешне понравился мне. И при этом что там у нас внутри – под взаимно притягательными оболочками – не имеет никакого значения.

Пауза затягивается. Я снова не спешу начинать свою исповедь. И снова первым приходится говорить ему.

После вздоха Андрей немного смягчается. Жалко ему меня? Это, наверное, хорошо.

– Так зачем ты пришла, Лена? Дядю разозлишь. Тетушки скандал устроят. По жопе ремнем давно не получала? – В его тоне и словах зашита явная издевка. Я для него – взбалмошная малолетка, явившаяся ночью в гостиничный номер. Но чего еще было ждать от Андрея Темирова? У него в голове одни сделки в обмен на голоса.

Сердце выстукивает чечетку сразу в грудной клетке и висках. Я не хочу выглядеть ни жалкой, ни отчаявшейся. Только и гордость свою тоже заталкиваю поглубже. О чем ты там мечтала, Лена? На пути к своей мечте остаться чистенькой? Прости. Так не получится.

– Я пришла к вам с просьбой… Точнее предложением. – Депутат рисует на своем лице удивление, которому я не верю. Он просто глумится. Ну и пусть. – Дядя хочет выдать меня замуж за сына одного из наших старост.

Выпаливаю довольно сухо. Депутатское лицо не меняется. А мое сердце бьется в агонии.

– Я его не люблю. И я должна поступить на вокальный факультет. Экзамены через месяц…

– Ты хочешь, чтобы я нанял тебе репетитора или купил билет на поезд? – Темиров продолжает издеваться. Еще утром я бы тут же послала его к черту, но он – мой единственный шанс все исправить.

Я не засяду дома в роли идеальной греческой жены. Не буду рожать нелюбимому детей и молча глотать все его прихоти.

Я осознанно выбираю позор. Свой. И их.

А колкости Темирова глотаю.

– Нет. Покупать мне ничего не надо. С этим я справлюсь. Но я предлагаю вам сделку.

– Какую сделку, Лена?

Смотрю в темные, но при этом блестящие манящей опасностью глаза. Возможно, в своей голове он уже прихватил меня за шкирку и вышвырнул, но в реальности я всё еще внутри.

– Я предлагаю заключить договор на одну ночь. Вам это ничего не будет стоить. Завтра вы уезжаете, а сегодня… Станьте моим первым мужчиной.

Воздух долго звенит тишиной. Я больно впиваюсь ногтями в ладони. Это не поможет мне выстоять в случае отказа, но все равно какая-то опора нужна.

Взгляд депутата остается серьезным. Без полутонов и красок.

Я перенапряжена и в любой момент готовлюсь услышать громкий низкий смех. Но смеха нет. И нет... И нет. Проходит маленькая бесконечность и Темиров хмыкает, саркастично уводя вверх правый уголок губ. Но я не обманываюсь: ему не смешно. Взгляд не меняется.

– Лена Шамли готова связаться с женатым? – Своим вопросом он сознательно топчется по моим красноречивым и высокоморальным лозунгам, которые я на пьяную голову несла в его машине. Я бы даже испытала стыд сейчас. Но с тех пор столько воды утекло...

– Вы всё равно разводитесь.

Темиров снова усмехается и качает головой.

Мой взгляд съезжают с мужского лица на бутылку с алкоголем. Может... Попросить?

Но я не успеваю. Обойдя кресло, Андрей садится. Смотрит снизу-вверх, ставя меня в позицию школьницы, которой предстоит отчитаться, ведь мне присесть никто не предлагает.

– Ты думаешь это такая уж честь? Каждый мужчина сильно мечтает стать первым? – В щеки кровью выстреливает жар. Я так не думаю, конечно же, но и оправдываться в таком – унизительно. Не дожидаясь ответа, Темиров рубит жестоким: – Прости. Это не мой фетиш.

– Но я же вам нравлюсь. – Очень хочется увести взгляд, но не позволяю себе. Смело впитываю раздражение. Возможно, спровоцированное даже не мной.

– Нравишься. Но нравишься не только ты, Лена. Этого явно недостаточно, чтобы впрягаться в ваши дела.

– Я не прошу вас ни во что впрягаться. Не прошу тебя. – Андрей не предлагал перейти на ты, но я решаю за двоих. Не вижу в глазах протеста. – Мне не нужно ничего, кроме озвученного. Одна ночь. Помоги мне избавиться от слишком привлекательного для них статуса непорочной. Никто не узнает, с кем я это сделала. Когда я это сделала. Я не потревожу тебя. Не влезу в жизнь. Придумаю свою легенду. Если хочешь – подпишу любую бумажку.

Под аккомпанемент моих сумбурных слов у депутата темнеет взгляд. В нем уже столько угрозы, что игнорировать её невозможно. Мне почти хочется сбежать, но я продолжаю стоять посреди его спальни.

– Мне невыносимо будет оставаться в Меланфии только потому, что Мелосы пообещали дяде за меня какие-то преференции. Я не скотина. Не товар. Даже не дочь. Я сама способна распоряжаться своей жизнью. Своим телом. Своей девственностью.

Я могу продолжать говорить, но речь обрывает движение человека, на которого я ставлю этой ночью всё.

Андрей Темиров ловко поднимается и подходит. Не трогает меня, но я все равно начинаю дрожать сильнее из-за близости и ощущения не просто тепла, а чрезмерного жара.

Приоткрыв рот, потому что даже дышать мне сейчас сложно, запрокидываю голову и смотрю в лицо.

– Петр уже